Юлия Монакова - Артистка
– А я-то думал, что ты – храбрейшая из храбрейших и тебе всё нипочём, – беззлобно поддел её Данила. Заметив, что зеваки не расходятся, он жестом показал им, что всё в порядке: – Концерт окончен, спасибо за внимание, дорогие телезрители.
Все, посмеиваясь, стали разбредаться в разные стороны. Между тем солнце окончательно скрылось, и на берег опустилась густая южная ночь.
– Пойдём домой? – предложил ей Данила.
Вика лишь молча кивнула и натянула на всё ещё мокрое тело свой сарафанчик.
– Ты считаешь меня истеричкой? – осторожно спросила она по дороге, после недолгого молчания.
Данила удивлённо воззрился на неё:
– Что ты, малыш, конечно же, нет! Я считаю тебя очень открытой и непосредственной… и эта непосредственность сводит меня с ума.
Вика недоверчиво хмыкнула, но Данила продолжал:
– Ты помнишь, как я впервые тебя увидел? Ты тогда разговаривала по мобильнику и буквально на моих глазах – вернее, на моих ушах – послала в задницу своё начальство. Я пришёл от этого в дикий восторг. Твоя решительность, твоя естественность, твоя отвага, если хочешь знать, – всё это произвело на меня незабываемое впечатление. Я тогда ещё, помнится, подумал: вот повезло кому-то с девушкой… А оказалось, что повезло мне. – Он притянул её к себе, и дальше они зашагали в обнимку. Вика вновь повеселела, и ей больше не было стыдно за свой конфуз. В конце концов, она же не виновата, что ни разу в жизни не видела крабов и потому так испугалась.
Ужинать и пить чай (между прочим, из настоящего самовара!) договорились прямо на веранде – там было уютнее. Пока Данила с дедушкой что-то бурно обсуждали на кухне (кажется, какое варенье лучше подать к свежему деревенскому творогу – клубничное или абрикосовое), Вика решила пройтись по вечернему саду, подышать его ароматами. В воздухе одуряюще пахло цветами, зеленью и яблоками. Она осторожно брела по вытоптанной тропинке, стараясь не задеть ни одного кустика, ни одного цветочка, ни одной грядки. Оглушительно трещали сверчки, и от этого было очень тепло на сердце. А где-то вдали – еле-еле, но всё-таки отчётливо – был слышен шум моря.
«Самый счастливый день в моей жизни», – подумала Вика, закрывая глаза. И, словно в продолжение её мыслей, рядом вдруг зазвучал прелестный женский голос. Это была украинская песня, нежная и грустная.
– Я пиду в далэки гори, на широкы полоныны —
И попрошу витру зворив, абы вин нэ спав до дныны…
Неизвестная певица коротко вздохнула и продолжила с болью и надрывом:
– Щоб летив на вильних крылах на кичери и в дибровы —
И дизнавсь, дэ моя мила – кари очи, чорни бровы…
Неосторожно кашлянув, Вика выдала своё присутствие. Песня моментально прервалась, раздался встревоженный голос:
– Кто здесь?
– Извините, – пробормотала Вика сконфуженно, вплотную приближаясь к забору, поскольку звук доносился именно оттуда. – Я просто заслушалась… вы так чудесно пели.
В саду было совсем темно, и только освещённые окна дома позволяли хоть как-то разглядеть силуэт стройной фигуры по ту сторону изгороди.
– А-а-а, так вы, стало быть, и есть новая Данина пассия, – отозвалась фигура насмешливо. Судя по голосу, она была очень молода, но держалась дерзко и уверенно.
– А вы, должно быть, и есть дочка тёти Ксаны – Галинка? – откликнулась Вика в тон, стараясь не обращать внимания на «новую пассию». – Очень приятно познакомиться.
– А что, Даня обо мне говорил? – моментально растеряв напускную браваду, переспросила девушка, и голос её дрогнул.
«Бедняжка… – подумала Вика с состраданием. – Ты и в самом деле по уши влюблена в него».
– Сказал, что знает вас с детства… – нейтральным тоном отозвалась Вика.
Галинка тут же взвилась:
– Вот именно! Мы сто лет с ним знакомы! А вы… вы все, как бабочки-однодневки… летите на яркий огонь, а потом исчезаете. Да ни одна из вас не знает Даню так, как знаю его я!
– Галынко! – раздался голос тёти Ксаны из глубины соседского сада. – Де ты, сердэнько моэ?
Девушка тут же сникла.
– Видчепыся вид нёго, – тихо сказала она Вике, вдруг переходя на украинский, но это звучало не как приказ, а как просьба – беспомощно и жалко. Вика усмехнулась.
– А це нэ твоя справа, – жёстко ответила она. И даже в темноте разглядела, как потрясённо уставилась на неё Галинка.
После чего, отвернувшись, Вика решительно зашагала обратно к дому.
Разглядеть Галинку при дневном свете удалось на следующее утро. Девица сама явилась в дом: по-хозяйски распахнула калитку, когда Данила, Вика и дедушка завтракали всё на той же веранде, и зашагала к ним, весело улыбаясь.
– Доброе утро! – поприветствовала она всех разом, стараясь не встречаться глазами с Викой. – И приятного аппетита.
– Привет, соседка! – обрадовался Данила. – Садись, позавтракай с нами – дедуля сегодня в ударе, приготовил свой фирменный курник!
– Да уж, запахи из вашей кухни с утра разносились просто одуряющие, – засмеялась она, – даже до нас долетели… Но спасибо, я не за этим пришла. Наоборот – сама с гостинцем. Мама тебе варенья прислала, Дань. Её коронное – персиковое, ты же знаешь.
– Да-да, она вчера всё соблазняла меня свежим вареньицем, – смеясь, подтвердил Данила и, повернувшись к Вике, объяснил: – Это дочь тёти Ксаны – помнишь, мы вчера её встретили по пути на море?
– Я уже поняла, – коротко отозвалась Вика.
Галинка оказалась удивительной красавицей. Рослая (куда там коротышке Вике, метр пятьдесят пять!), смуглая, фигуристая, черноглазая и при этом светловолосая – фантастическое сочетание. Вика поймала себя на том, что откровенно любуется Галинкой – ну, чисто Мисс Крым!
– Ты прям выросла, ребёнок, слушай! – заметил и Данила, с восхищением разглядывая Галинку. – Школу-то уже окончила?
Та вспыхнула.
– Последний класс остался… Но я вовсе не ребёнок! – Она вызывающе вздёрнула подбородок.
– Ну да, конечно, – засмеялся он. – Для меня ты всегда останешься девчонкой с разбитыми коленками, тощими косичками и сопливым носом.
– У меня никогда не было сопливого носа! – завопила Галинка в возмущении, а Данила только покатывался со смеху – ему нравилось её дразнить.
– Ну, и куда собираешься поступать после школы? – отсмеявшись, миролюбиво спросил он.
– В КГУ на филфак, – отозвалась она, потеряв бдительность. Данила уважительно присвистнул.
– На филфа-а-ак… А ты читала что-нибудь, кроме «Незнайки на Луне»?
– Дурак! – разобиделась Галинка вусмерть и собралась было уйти прочь, но он, продолжая хохотать, поймал и удержал её за руку.
– Ну ладно, ладно, прости. Я же шучу! Ты так забавно злишься… – объяснил он виновато.
Галинка оттаяла от его прикосновений и уже через пару секунд снова заглядывала ему в глаза с искренним обожанием.
– А всё-таки садись, поешь, – ещё раз предложил Данила, но она решительно, хоть и с сожалением, покачала головой.
– Мама ждёт… нужно бежать, я ей сегодня помогаю с генеральной уборкой.
– Погоди, – всполошился вдруг дед, – я тебе сейчас с собой кусок пирога заверну, мать угостишь!
– Спасибо, деда Толя, – поблагодарила она.
Пока Анатолий Иванович суетился, разрезая горячий курник и заворачивая изрядные куски в салфетку, Галинка нерешительно спросила:
– А у вас какие планы на сегодня?
– Покажу Вике город и окрестности. – Данила пожал плечами. – Возьму дедову тарантайку, и исколесим всю Ялту вдоль и поперёк!
В глазах Галинки явственно читались зависть и досада, что она не может поехать вместе с ними.
– Ну… счастливо вам покататься, – выдавила она из себя наконец.
– Бедная девочка, – вздохнула Вика, когда гостья скрылась за калиткой. – Ей так хотелось, чтобы ты пригласил её с нами на прогулку!
– Она же сказала, что у них с тётей Ксаной генеральная уборка. – Данила беззаботно пожал плечами. – Да и к чему нам третьи лишние? Малыш, я хочу провести этот день с тобой. Понимаешь?
Вика понимала. Несмотря на всю свою деликатность, Данила не скрывал намерений относительно неё – просто ждал, когда она сама будет готова к более близким отношениям. Накануне вечером, после лёгкого ужина, она рано ушла спать, сославшись на то, что ей надо отдохнуть после длительной дороги в поезде и насыщенного дня в Ялте. Он не выразил ни тени недовольства или протеста. Вика же, поднявшись к себе в мансарду, практически до утра проворочалась на кровати, раздираемая обилием впечатлений минувшего дня. Она то и дело вскакивала, чтобы попить воды, и подходила к окну, хотя в темноте практически ничего нельзя было рассмотреть. Только когда вершины гор вдали чуть зарозовели, она обессиленно упала на смятую постель и ненадолго уснула.
– Эта Галинка… – продолжая думать о девушке, сказала Вика. – У них очень тесная связь с матерью, правда?
– Удивительно, что ты это заметила! – Данила округлил глаза. – Но это действительно так. Тётя Ксана души в дочке не чает. Ты бы слышала, как она её называет! Галюся, кыцюня, донэчко, сонечко… Галинка – её отрада. Поздний ребёнок, единственный, любимый…
