Станислав Сенькин - История блудного сына, рассказанная им самим
– Но это же средневековье, пап! Хм. Посмотри, как всё меняется вокруг! И мы тоже меняемся вместе с миром. Не может быть иначе, ведь мы его часть. Разве евреи не люди, почему мы должны их ненавидеть?
– Да причём здесь евреи?! Я же говорю – зри в корень! Христос вчера и днесь один и тот же. Именно поэтому нужно превратиться в камень и быть единым с Церковью прошлого и будущего века. Потому что отрыв от традиции ведёт к отрыву от Церкви. Отрыв от Церкви ведёт к отделению от Христа и к гибели вечной.
Сапсан, бомж-еврей и «опиум для народа»
За время моего служения в рядах бандитской братии Санкт-Петербурга я повстречал немало интересных, в кавычках и без кавычек, людей – о некоторых из них хотелось бы рассказать подробней. Так сказать, сохранить экспонаты для музея истории. Ибо история лишь музей для человека, любующегося прошлым с кажущейся высоты настоящего. Посему попробую описать три характера, даже скажу возвышенней – три религиозных типа, через призму которых легче понимается время, в которое мы тогда с головой окунулись. Я имею в виду «лихие девяностые».
Был среди наших товарищей один бравый напёрсточник, известный в криминальных кругах Северной Пальмиры под кличкой Сапсан. Так его прозвали за острый глаз и меткую стрельбу, а может быть, и за то, что было в его обличье нечто казашье и азиатское. Согласно его же похвальбе, Сапсан одним из первых в стране стал заниматься «напёрстками» – «любимой игрой Виктора Цоя времени застоя».
В истории человеческой глупости напёрсточничество оставило свою не самую скучную главу: сим ремеслом неплохо кормилось около пятисот человек только в Санкт-Петербурге. Бывшие советские граждане легко клевали на увещевания напёрсточников, расставаясь с кровными пенсиями и зарплатами, даже когда центральные телеканалы и газеты дотошно разъяснили суть этой мошеннической операции. Человеческая жадность в сотый раз оказывалась сильнее здравого смысла. Вот уж поистине – страсти лишают человека разума! Здесь будет не лишним помянуть, что сребролюбие поймало на крючок не только умных дельцов – будущих олигархов, но и недалёких простолюдинов, с затаённой радостью принявших «благовестие» главного напёрсточника, что их доля пирога в развале родины – две ГАЗ–24-ки. Прямо номенклатурная привилегия какая-то! И поэтому бедным россиянам так же зазорно перекладывать вину в крахе СССР на богатых, как жертвам напёрсточников жаловаться на пустые карманы. Хотя некоторым нравится сравнивать себя с баранами, которых злые разбойники отбили у пастырей и повели на убой барыша ради. Что ж, кому что нравится… Но как поведал мне один старец в Псково-Печерском монастыре: пока на медяках промыслительно изображён святой Георгий, копием поражающий лукавого змия, для бедняков ещё не всё потеряно. Святой заступится за всякого неимущего, призывающего его в молитве, и ни один олигарх или его псы не смогут причинить такому человеку никакого зла, никакой пакости. Храбрость и отсутствие сребролюбия придадут истинному христианину, независимо от общественного или денежного довольствия, благородство и чистоту души. И не поклонившийся золотому тельцу в последние времена большую награду получит от Господа на небесах.
…Сапсан катал на Елизаровской и Электросиле, обычно рядом со входом в метро. Зарабатывал неплохо, но не меньше двух раз в неделю попадал в милицию, где бывал нещадно бит, поскольку милицейскому начальству надоело терпеть, что рядовые сотрудники ППС находятся на кормлении у напёрсточников. Поэтому он охотно перешёл под наше крыло на более стабильную ставку. Говорят, что к нам его пригласил сам большой босс, который тоже начинал криминальную карьеру, стоя на маяке, пока «нижний» катал шарик под тремя колпачками. Корпоративная этика предписывала браткам не интересоваться прошлым сотоварищей, довольствуясь теми легендами, что нам преподносят, но слухи – вещь упрямая: поговаривали, что Сапсан в своё время сам взял Малыша под своё крыло.
Словно отчитываясь за своё прозвище, Сапсан три раза в неделю посещал тир, постоянно совершенствуя свои стрелковые навыки. Он был среднего роста, мрачный, плечистый и немногословный. Улыбка придавала его лицу сходство с лицом дауна, может быть поэтому улыбался он крайне редко. Любил смотреть вестерны и зачитывался Чейзом. Почти не пил, но много курил.
Когда я с ним познакомился, ему только перевалило за тридцать пять – возраст пробуждения Будды – Сапсан спал мало и часто будил нас на дело, заезжая за нами на своей любимой вишнёвой «девятке». Он был правой рукой Кубы, пока тот ходил по белу свету, и попал с нами под раздачу в порту, когда неутомимый Андрей Лазаревич хотел обезвредить банду наркоторговцев. Ему досталось самая малость, сказывалась школа битья ППС в бытность его напёрсточником. Он смирно лежал на земле и не дёргался, без апломба выполняя указания людей в форме.
Также Сапсан был единственным, который никак не высказался по поводу нашего прокола, он даже не ходил вместе с нами отмечать «чудесное освобождение» от Андрея Лазаревича сотоварищи в «Шанхае». Смерть Кубы тоже пережил ровно, только тогда, на кладбище, когда один из бандитов бросил на гроб колоду краплёных карт, Сапсан затаил на него злобу. Этот жест показался ему кощунственным. На поминках Сапсан даже подрался с тем типом и сломал ему несколько рёбер, за что получил лёгкое административное взыскание со стороны смотрящего.
Короче говоря, он был весьма странным человеком, однако хорошим бойцом и начальство его ценило, часто привлекая в качестве боевой поддержки на «стрелках» и, как чесали злые языки, даже в качестве наёмного убийцы. Хотя последнее, скорее всего, только слух, которые вьются вокруг таких странных и немногословных людей, каким был Сапсан.
Поскольку у меня сложилась привычка наблюдать за людьми и составлять о них своё особенное мнение – видимо, сказывались гены священнического рода – я всегда хотел разгадать, что же всё-таки за фрукт этот Сапсан, чем он дышит и во что верит. Поскольку мы с ним виделись часто и участвовали в общих делах, я получил возможность присмотреться к нему получше.
Он явно был не из тех, кто верит «на час». Много раз мы с ним попадали в опасные ситуации и Сапсан всегда встречал их с удивительным спокойствием, как будто его нисколько не волновала будущая судьба. Неверующие так не умеют, только фаталисты, коих, кстати, много среди лихих людей. Но Сапсан, как я чувствовал, не был фаталистом. И на этот раз мои чувства меня не обманули.
Однажды мы сидели с ним в засаде, ожидая прихода домой одного должника, которому неделю назад врубили «счетчик». Бедолага видимо считал, что время всё излечит, но не тут-то было – с ним следовало жёстко поговорить, чтобы он и недумал, что есть хоть малейший шанс не отдать деньги. Дело было в начале апреля. Куба уже как несколько месяцев лежал в могиле, одинокий, немой и всеми забытый. Мы с Сапсаном сидели ночью на скамейке у соседнего с должником подъезда и разговаривали о том, о сём. Обычно немногословный Сапсан в ту ночь оказался на редкость словоохотливым и рассказывал о своих буднях напёрсточника, делясь профессиональными секретами – как и предполагалось, ловкость рук и никакого мошенства.
В ту ночь, если мне не изменяет память, земля была в метеорном потоке Леониды. Так, кстати, звали и бандита – Леонид. Сапсан зачарованно смотрел на падающие звёзды и курил очередную сигарету. Я думал, он продолжит тему шарика и колпачков, но бандит неожиданно пристально посмотрел на меня и спросил:
– Слышь, Аббат, не хочешь – не отвечай, но ты же сын священника?
…Я весьма не любил этот вопрос, потому что за ним обычно следовали какие-то странные претензии к Церкви и «попам», как будто я имел к этому какое-то отношение. Обычно вполне адекватные люди, когда речь заходила о вере, часто становились похожими на обманутых детей. Оказывалось, что чьё-то сердце смертельно ранила в храме какая-то старуха, шикнув в то самое время, когда душа якобы была готова идти навстречу Творцу, иного не выслушал, как следует, священник, а некоторых сбил с пути истинного мерседес епископа или даже церковный ящик для пожертвований. И все эти претензии выговаривались именно мне. Ожидая чего-то подобного и от Сапсана, я робко ответил:
– Да. А что? – В ту минуту я уже лихорадочно подыскивал какие-то аргументы, как например: «А что, Патриарх, должен по-твоему на “семёрке” ездить?»
Но Сапсан подтвердил мои подозрения, что он не совсем обычный человек: – А скажи-ка мне, батя ничего не говорил по поводу, можно ли в раю курить? – Он сбил с сигареты пепел и, надув щёки как маленький ребёнок, направил в небо струю дыма.
Я громко, почти нервно рассмеялся, искоса взирая на собеседника, подозревая в его словах подвох. Этот странный вопрос сбил меня с толку, как воинствующего нищеброда мерседес епископа. Но изучив скуластое лицо Сапсана, я не заметил на нём даже тени шутки или дауновской улыбки. Бандит был предельно серьёзен. Хотя вопрос был не о бытии Бога и не о загробной жизни… Обычно, когда у меня спрашивали, есть ли Бог? Я отвечал вполушутку-вполусерьёз: спроси у Него сам!.. Но можно ли в раю курить? Хм! При всей абсурдности этой темы, вопрос оказался не вполне простым. Тем более, Сапсан был не из тех людей, кого можно было поднять на смех. Подумав немного, я отвечал, копируя тон и интонацию отца:
