Роберт Енгибарян - О, Мари!
– Но, Давид, ты же пока в армии!
– Допустим. Но я служу рядом с Москвой, а возможно, скоро буду в Москве. Разве Мари не может находиться рядом со мной? И потом, службу я закончу через два года, так что же, Мари должна еще два года ждать? Смешно, да что там говорить – просто глупо! Пожалуйста, передайте мои слова Мари. Пусть звонит в любое время. Я еще две недели пробуду дома, потом улечу в Москву. Мадам Сильвия, простите, что разговор получился резким! Не плачьте, пожалуйста, я очень сожалею, что ваша жизнь сложилась так. Но вам придется выбрать: или вы с нами, или без нас. Выбор за вами.
– Давид, сынок, ты очень изменился, – сквозь слезы проговорила мадам Сильвия. – Я и не думала, что ты можешь быть таким жестоким…
– Я предполагал, что говорить с вами на эту тему бесполезно и ваши чувства возьмут верх. Но, пожалуйста, поймите – вы можете невольно сломать судьбу и вашей дочери, и мою, и ребенка! До свидания, мадам Сильвия.
– Подожди, Давид! Ты не хочешь услышать голос малыша? Он уже все время что-то лопочет.
– В следующий раз. Сейчас нет настроения.
Идиот! Зачем звонил? Расстроил несчастную женщину, да и себя тоже. Надо было звонить через день, тогда бы я не был таким взвинченным. Хотя родители тоже виноваты – не успел я прилететь домой после таких переживаний, как они тут же открыли эту наболевшую тему. «А что делать? – ответил я сам себе. – Они живут этими мыслями, для них главное – именно наша с Мари проблема».
* * *Зашел в прокуратуру повидаться с друзьями. Меня приняли как-то буднично, все были очень заняты: допрашивали свидетелей, отвечали на бесконечные телефонные звонки. Я посидел в кабинете некоторое время, затем, разочарованный встречей, ушел.
А собственно, какие у меня претензии к людям? Они живут обычной жизнью. Это я себе не нахожу места. Ту жизнь, которая предложена мне обстоятельствами, я не воспринимаю, а восстановить старое не получается.
Вернулся домой. Оказалось, мама вместе с Вартуи накрыли чуть ли не свадебный стол. Пришли кузины, тети и дяди с отцовской и с материнской стороны. Я смеялся, обнимался, о чем-то спрашивал, что-то рассказывал, а другая моя половина в это время представляла, как Мари возвращается домой, как Сильвия пересказывает ей наш разговор, возможно, со своими комментариями. Мысленно я видел лицо Мари, чувствовал ее переживания… Боже! А вдруг дурочка Иветта рассказала о наших отношениях? Это же такой удар для Мари, как обухом по голове. Нет, не расскажет. Иветта добрый и хороший друг. Что я говорю? Подозреваю и обвиняю всех вокруг. Неужто я хочу, чтобы все меня представляли исключительно в ангельских одеждах, не таким, какой я на самом деле? Я сошелся с другой женщиной, пусть и чертовски обаятельной, изменил Мари, а в свое оправдание сочинил целую теорию!
– Давид, – спросила кузина Рина, – а когда возвращается Мари?
– Хотел бы я знать! Но, увы, пока все затягивается.
– Да уж, как-то слишком затягивается!
– Да, – поневоле согласился я, не найдя другого ответа.
– Давид, тебя Рафа зовет к телефону, – крикнул брат.
– Привет, француз, ты еще дома? Давай встретимся завтра. Сегодня никак не могу, надо закончить неотложные дела. Ты свалился как снег на голову! Нет, если что-то срочное, я всегда найду минут пятнадцать – двадцать, чтобы повидаться.
– Да нет, ничего срочного. Встретимся завтра, в спокойной обстановке.
А чего ты хотел, Давид? Чтобы все сидели и ждали тебя? У всех своя жизнь, даже самый близкий друг занят. И это нормально.
Гости постепенно разошлись. Остались только родители и брат.
– Я тоже пойду, – сказал он. – Зайду в штаб, посмотрю что к чему.
– Ты с кем-нибудь встречаешься, боксер?
– Ты по сравнению с ним – студент духовной семинарии, – улыбнулся отец. – Парень в роли звезды. Бесконечные друзья и подруги!
– Я – национальное достояние! Кто еще из республики становился чемпионом Всемирной универсиады? Это же фактически Олимпиада, только для студентов, притом в самой престижной весовой категории. Только я! Поэтому ходить со мной рядом, находиться в моем обществе – большая честь для молодых людей моего возраста. О девушках уже не говорю.
Только у моего отца и матери есть бесконечное время для меня. Что ж, пора увидеть жизнь такой, какая она есть. Может, Мари сейчас позвонит? Должно быть, телефонная линия занята.
Скоро родители пошли спать. К двум часам ночи вернулся брат. Стараясь никого не разбудить, оставил туфли в прихожей и пошел к себе. А в Париже сейчас еще только полночь. Линия более-менее свободна. Почему она не звонит?..
* * *– Давид, завтрак на столе. Твои ключи от дома – на телефонном столике. Отдыхай.
– Да, мам, хорошо.
Зазвонил телефон. Подойти? Звонок не междугородный. Не хочу брать трубку… Нет, вдруг это Рафа!
– Давид, это Тереза. Как я хочу тебя увидеть! Не представляешь, как соскучилась!
– Как вижу, если кто в вашей семье по мне и скучает, то это ты!
– Почему ты так говоришь? Мари и мама только о тебе и спрашивают.
– Просто пошутил. Как твои дела? Как твой друг? Когда появишься?
– У меня все нормально. Сегодня могу после занятий заскочить.
– Давай к пяти часам, чтобы и мне было удобно.
– Хорошо!
Телефон снова зазвонил.
– Француз, я знал, что ты так рано не выйдешь из дома. К часу подходи к кафе-ресторану «Крунк» [54] , вспомним студенческие годы. Перекусим и уточним планы на вечер. Да, кстати, ты еще холостой?
– Послушай, Рафа, узнай, пожалуйста, у сестры Иветты, когда она приезжает?
– Вот, я же говорил: когда этот парень на ком-то зацикливается, его потом щипцами не оторвешь. Ты же согласился, чтобы она вышла замуж! Да, забыл сказать… – междугородный вызов прервал наш разговор.
– Это я, – послышался голос Мари. – Рада, что ты приехал в отпуск. Почему ты вчера так резко говорил с мамой? Она и так чувствует себя виноватой.
– Мари, все это я неоднократно слышал в течение года. Потом…
– Что потом?
– Потом… Вот что потом: ты немедленно покупаешь билет и прилетаешь! Все твои слова – шелуха, ветер! Твое место здесь, со мной!
– С каких это пор ты стал таким грубым и решительным? Может, после встречи с Иветтой? Уж очень заинтересованно она расспрашивала, вернусь ли я.
– Должно быть, просто естественное любопытство.
– Мне показалось, что это больше, чем естественное любопытство.
«Неужели Иветта ей рассказала?» – мелькнуло у меня в голове.
– Она мне рассказала… – мое сердце начало бешено колотиться, – какие условия ей поставили перед приездом сюда. И ты хочешь, чтобы я вернулась в эту страну? Чтобы мой мальчик жил в таком окружении?
– Ах, вот как, ты перешла в контратаку?! С каких пор ты интересуешься тем, чем никогда не интересовалась? – я старался по возможности избегать политизированных слов. – Все, Мари, если в течение месяца, от силы двух, ты не вернешься, будем считать…
– Не говори того, о чем потом будешь сожалеть.
Нас разъединили. Вероятно, время закончилось. Или это Мари положила трубку? Нет, не думаю. На что она надеется? Чего хочет? Насчет Иветты я зря беспокоился, она молодец.
Встреча с Рафой меня тоже не особо обрадовала. Говорили о многом, но было заметно, что у нас уже разные интересы. То, о чем рассказывал он, меня уже особо не волновало – внутренние разборки, новые девушки и тому подобное. Рафе был интересен только случай с Коробко. Когда же речь зашла об Ольге, он сперва оживился, но итоги нашей дружбы оставили его разочарованным.
– Дав, дружить с красивой женщиной невозможно! Она, в свою очередь, ждет действий от тебя. Настоящая дружба между мужчиной и женщиной – это когда существуют и интимные отношения, разумеется, если вы физически привлекаете друг друга. Все остальное – пшик! Ерунда!
– Может, ты и прав, – согласился я.
* * *На следующий день позвонил Иветте. Хотел поподробнее узнать о ее встрече с Мари и о поездке в целом.
Трубку снял ее отец Рудольф Михайлович.
– Что я слышу, Давид! Ты в городе и не хочешь зайти к нам после годового отсутствия! Я очень обижусь. Никаких возражений, хоть сейчас вставай и приезжай! Как раз Иветта в саду рассказывает подругам о своей поездке.
– К сожалению, я сегодня занят… Если можно, приду завтра. Спасибо за приглашение!
Неудачно получилось. Мне же нужно с Иветтой поговорить наедине, а не устраивать коллективное обсуждение. На следующий день с букетом моих любимых белых роз к восьми вечера подъехал на служебной машине брата к Иветте. Дверь открыла ее сестра, чуть поодаль с настороженным видом стояли Иветта и ее мать, которая была в курсе нашей связи. Должно быть, только Рудольф Михайлович не догадывается о моих истинных отношениях с его дочерью. Опять я в своем обычном раздвоенном состоянии – притворяюсь не тем, кем являюсь на самом деле.
– Ну, герой, защитник родины! Расскажи, как проходит служба? Чем там люди живут, что их волнует?
После получасового интенсивного обмена мнениями Рудольф Михайлович с женой отошли, сестра Иветты отправилась кому-то звонить, и мы наконец остались одни.
