Анна Джейн - За руку с ветром
– Капец! – вскочила я тут же. – Мне в десять быть на месте!
– Успокоиться, – строго взглянул на меня Денис, мигом взяв ситуацию под контроль. – Одевайся, а я довезу тебя до дома. Переоденешься и вместе с родителями и братом уедешь к Насте.
– Ты же сам сказал, что у тебя «Выфера» твоего нет! – паниковала я.
– Я найду, на чем быстро довезти тебя до дома. Одевайся, малышка моя, – сказал все тем же деланно спокойным голосом парень, и его тон стал приводить меня в чувство. – Я все сделаю, и ты успеешь. И включи телефон.
– Меня мама убьет за то, что я дома не ночевала, – закрыла я лицо руками.
– Я что-нибудь придумаю. Давай же. Давай, вставай. – Дэн поцеловал меня в щеку, и я почувствовала себя намного увереннее и спокойнее.
– Кстати, а знаешь еще одно значение имени Мария? – спросил парень, протягивая мне мою же одежду. – Помнишь, тогда, когда мы познакомились, я говорил тебе два из них?
– Помню, – ласково погладила я его по волосам, – ну, и какое же третье?
– «Любимая», – услышала я и опустила взгляд.
– Что?
– Люблю, – коротко и тихо сказал Дэн и еще крепче прижал к себе. Через полчаса я действительно была дома, однако мама откуда-то знала, что я была вместе со Смерчем, а потому слегка пожурила меня за небольшое опоздание.
«Эй, – возмущались головастики невероятно дружным хором почти всю свадьбу брата, и их голоса эхом прокатывались у меня по голове, – ты забыла ему кое-что сказать!» И я знала что.
Да, Денис. Прости. Я тоже тебя люблю.
Только об этом я сказала ему через целых полтора дня, когда мы с Дэнвом спускались вниз, вновь выходя из его спальни. В руках Дениса была сумка и ключи от одной из машин отца – как Смерч и обещал, он повез меня в горы, чтобы показать ни с чем не сравнимые местные альпийские луга. Все-таки он действительно умел держать свои обещания.
– Стой! – окликнула я его, стоя в самом начале лестницы. – Я тут подумала…
– О чем? – повернулся ко мне Смерчик. Раньше он казался мне просто местным обаятельным красавчиком, а теперь, глядя в его лицо, у меня просто дух захватывало и просыпался дикий восторг, связанный не с внешним видом Дениса, а с тем, что для меня этот человек стал родным и любимым.
– Я не говорила тебе этого, но, кажется, делала это зря, – продолжала я, осторожно спускаясь вниз.
– Чего, Мария? – не понимал моей логики Денис.
– Ну, кое-что важное, – призналась я, понимая, что эти слова сказать невероятно сложно.
Смерч встревожился. А я неожиданным вихрем спустилась с лестницы, подбежала нему, заставила нагнуться к моим губам и сказала:
– В общем, слушай. Я тебя тоже люблю. – Я подавилась и закашлялась, а смеющий Дэн хлопал меня по спине, явно веселясь.
– А мы точно-точно поедем туда, в горы? – переспросила я с подозрением, когда, наконец, откашлялась.
– Конечно. Я ведь обещал тебе. И зачем бы я тогда собирал сумку, глупая?
– Ну, я на всякий случай спросила… Моя пре-е-е-лесть, – и я потрепала его за щеки.
Прозрачный Дэн и его личная фея с клубничными крыльями уже давно были там, в горах, и не отпускали друг друга из объятий ни на минуту.
– Я все-таки сильно по тебе скучал, – проговорил Денис. Теперь в голосе его загадочным образом слышался шум ночного морского прилива старинной древнегреческой колонии Галаз. Где когда-то очень давно, в ореоле античных мифов и легенд, жили возлюбленные Дионисия и Филимон, ойкист и его брат-близнец, сестра Дионисии и ее мать. И только через несколько лет я узнала, что имя юного грека Филимона, влюбившегося в жену ойкиста города, переводится так же, как и мое, а во сне мне приснились невероятно странные вещи, рассказывающие о том, со всеми нами было много-много веков назад, правда, я ничего не запомнила.
Все же судьба – одна из самых величайших тайн этой Вселенной, ее движущая сила и точка опоры, первопричина и череда последствий, истина духовного мира и материя физического.
Если вам суждено быть вместе – вы будете вместе, пусть даже через череду веков и испытаний. А если нет – значит, это была не судьба, и, быть может, она ожидает вас за следующим поворотом жизни или даже углом вашего собственного и привычного до полубезумия дома. Мир не такой простой, как мы думаем, а горизонт – не конечная точка, а лишь видимая линия, которую каждый из нас способен перешагнуть.
* * *Василиса Петровна, самый лучший в мире библиотекарь, грузно, но степенно вышагивала по набережной, наслаждаясь вечерним свежим воздухом и предзакатным видом реки. Жила она неподалеку от моста МВД и часто прогуливалась здесь после работы.
Этим вечером она совершала привычный и любимый моцион в гордом одиночестве, пока не встретила свою старинную, можно сказать, закадычную знакомую, с которой некогда жила на одной лестничной клетке. Знакомая – большая дородная женщина, работающая парикмахером, сидела на лавке вместе с худой особой, на плечи которой был накинут цыганский платок. Несмотря на разницу в габаритах, женщины все-таки были очень похожи, особенно черничного цвета глазами. Как оказалось, Василиса Петровна встретила свою приятельницу и ее сестру, которую не видела уже лет двадцать пять.
– Чем занимаешься-то? – спросила библиотекарь у худой женщины.
– Экстрасенс она, – вмешалась парикмахер. – Гадалка по-простому.
– Да ну? – скептически посмотрела на затянувшуюся сигаретой экстрасенса скептически настроенная ко всему необычному и мистическому Василиса Петровна. Двадцать пять лет назад о таком сестры даже не заикались.
– Ну да, – выдохнула дым изо рта женщина. – А что?
– Не верю я во все это, – заявила ей библиотекарь. – Да у нас каждый второй экстрасенс. Вот ты что умеешь делать-то?
– Будущее вижу. Прошлое, – нехотя сказала гадалка.
– Ага, видит, – радостно подтвердила ее сестра. – Василиска, правда, видит же! Дар у нее.
– Дар деньгу у людей высасывать? – хохотнула библиотекарь. – Ну-ка, скажи мне что-нибудь?
– Ты же не веришь, – устало взглянула в ее глаза гадалка и поежилась от порыва ветра, который принес ей одни ведомые запахи – ноздри женщины едва заметно стали раздуваться.
– А ты скажи, вдруг поверю? – не могла успокоиться Василиса Петровна. – Ну, давай же! Про будущее, так и быть, не говори, а вот про прошлое можешь и сказать. Я-то точно знаю, что у меня в прошлом было.
– Скажи ей, – радостно сказала парикмахер, обращаясь к сестре.
– Скажу. – На мгновение гадалка прикрыла глаза, ловя ноздрями новый поток запахов, а потом задумчиво произнесла: – Вижу, стоишь ты около окна открытого и смотришь вниз. А там много-много людей. Совсем еще молодых. Вижу, рука твоя тянется к телефону, и ты зачем-то в милицию звонишь. И зачем? Чего они тебе плохого-то сделали? Просто молодежь собралась.
Василиса Петровна от неожиданности побурела и мелкомелко затрясла подбородком.
– Это… ты… откуда знаешь-то? – пробормотала она, изумленно мигая. «Неизвестным, пожелавшим остаться неизвестным», действительно была самая лучшая, по словам Дэна, библиотекарь в мире. Она действительно позвонила в полицию, подумав, что наглые подростки около стен родного университета затевают драку. То, что они желают поздравить их общего друга-приятеля и ее любимчика Дэна, подозрительной женщине и в голову не приходило.
– Так экстрасенс же она, говорю тебе, – радостно вмешалась одноклассница Василисы Петровны. – А ты зачем в милицию звонила-то? Случилось что?
– Так судьбе было угодно, – туманно изрекла гадалка, поплотнее закуталась в свой платок и хрипловато засмеялась, увидев на асфальте камешки и травинки, причудливо собравшиеся в букву «с».
На набережной, один за одним, зажглись круглые фонари, и в реке отразились десятки искусственных лун. Настоящая луна, полная, женственная, мерцающая в полупрозрачных тончайших одеяниях из облаков, появилась в речной глади только ближе к полуночи.
Эпилог
Если меня попросят описать этого человека, я, не задумываясь, тут же скажу все, что о нем думаю, мало того, я сделаю это с непередаваемым удовольствием. Бестактный, наглый, противный тип с идиотским чувством юмора и завышенной самооценкой. У него дурацкая улыбка, которую все девчонки находят обворожительной, детские ямочки на щеках, глупая татуировка прямо на шее и дар выводить из себя нормальных и порядочных людей. В голове у него ветер, на уме – гормональные глупости, а язык этого парня – самый главный враг как его самого, так и тех, кто находится рядом. Одним словом, он – первостепенный болван и невежа. Кретин, короче, редкий.
Все это я выскажу на одном дыхании. Потом, сделав паузу и судорожно вздохнув, я, немного смутившись, добавлю, что я все равно люблю его. И, кажется, буду любить всю свою жизнь. Чего уж там: любовь зла, полюбишь и… Смерчинского. Ну, ладно-ладно, я ведь уже говорила, что, по-моему, в нашей ситуации это выражение больше подходит ко мне: любовь зла, полюбишь и меня. Но я исправляюсь, правда. И стараюсь сделать так, чтобы Денису было со мной так же хорошо, как и мне с ним. А мне с ним очень хорошо, поверьте! Так хорошо, что мне кажется, что у меня за спиной вырастают клубничные крылья.
