Александр Филиппов - Аномальная зона
– Да через три дня и пойдём. Я харчишек на дорогу заначу, есть у меня карта, знающим человеком от руки нарисованная, компас – я его сам сделал. Золотишка у ребят набрал килограммчик-другой, на первое время, пока до явки дойдём, перебиться заместо денег… Недолго уже. Если я десять лет здесь отбабахал, так три дня тем более пережду.
Разомлев от еды и чая, Студейкин отправился спать в свой кубрик, придерживая бережно на груди гарантирующую ему персональное светлое будущее дискету. Уронив голову на тюфяк, покрытый наволочкой, не стираной давно по причине революционных событий в лагере, не раздевшись даже, он уснул глубоким, удовлетворённым сном человека, хорошо сделавшего трудную и малоприятную работу.
А когда проснулся ближе к полудню и охваченный предчувствием близких и радостных перемен, схватился первым делом за потайной карман куртки, дискеты в нём уже не было. Как и Олекса, которого журналист искал тщетно вначале в бараке, потом на территории спецблока и всего лагеря.
Шпион исчез бесследно, прихватив с собой вожделенный трофей. И вышло так, что Александр Яковлевич продал Родину задарма.
4
Очнулся Марципанов от нестерпимой головной боли. Она пульсировала в затылке, висках так, что глаза открыть невозможно было. А по накатившей тошноте он окончательно понял, что жив, но сотрясение мозга ему сердобольный спецназовец обеспечил.
Его-то и увидел Эдуард Аркадьевич сразу, как только решился разлепить тяжёлые налитые свинцом веки. Вернее, разглядел сперва шнурованные берцы и ствол автомата с глушителем, направленный правозащитнику прямо в лицо.
Марципанов застонал жалобно и попытался сесть.
– Лежать! – последовала короткая, как выстрел, команда.
Он мгновенно прижался затылком к земле и даже послушно закрыл глаза.
– О-о… кажись, эту личность я знаю! – послышался вдруг знакомый голос со стороны. – Не стреляй, пусть присядет. Я на него посмотрю. Интересно, как он-то сюда попал?
Эдуард Аркадьевич встрепенулся, сел и задохнулся от радости, узнав Переяславского, вице-губернатора и мецената, облачённого отчего-то в боевой камуфляжный костюм.
– А-а-рту-у-ур Семё-о-ны-ыч.. – с трудом шевеля пересохшими губами, прошептал правозащитник. – Я… вам такое р-а-а-аска-а-ажу…
Переяславски задумчиво и молча взирал на поверженного Марципанова. А потом, приняв решение, кивнул бойцу:
– Отведи его в безопасное место. Он мне понадобится… – и ушёл, твёрдо шагая и отрывисто бросая в микрофон рации: – Группа «Б», доложить обстановку…
– Артур Семёныч… родной… – шептал ему вслед Марципанов, чувствуя, как бегут по щекам благодарные, не стыдные после стольких мытарств и страданий, слёзы.
– Встать! – всё ещё не отводя ствола от правозащитника, приказал боец. И когда Эдуард Аркадьевич, охнув и схватившись руками за голову, поднялся, бесцеремонно ткнул его прикладом в спину. – Шагай прямо. Не оглядываться!
«Господи! – думал с тоской, едва передвигая ноги, Марципанов. – Да когда ж это кончится?! Опять конвой, стрельба, неопределенность…»
Он надеялся, что Переяславский, с которым в начале девяностых, в бытность того комсомольцем-расстригой, возглавлявшим в перестроечные времена крайком ВЛКСМ, а после ставшим начинающим бизнесменом, немало было говорено при встречах демократической общественности первой волны, море спирта «Ройяль» и фальшивого коньяка «Наполеон» выпито, если не с объятьями к правозащитнику кинется, то хотя бы отнесётся к нему радушно, с участием. И вдруг этот жёсткий, неприязненный взгляд, боевая одежда, спецназовец хренов, тычущий то и дело оружием Эдуарду Аркадьевичу в поясницу… И много, слишком много трупов вокруг. А вот и Резаный, нашпигованный пулями, распластался в залитой кровью дурацкой тельняшке на крыльце, в окружении своей свиты из мёртвых блатных… Тоже мне, капитан потонувшего корабля!
«Золото! – озарило вдруг Марципанова. – Вот что привело вице-губернатора и олигарха в Гиблую падь».
Странно, однако: сообразив это, избитый, униженный, бывший только что на волосок от смерти правозащитник ощутил острый укол неприязни. Золото им, видишь ли, понадобилось! Но ведь это, по сути, его, Марципанова, золото! Дедушкино-то уж точно, по крайней мере. А он, Эдуард Аркадьевич, прямой и единственный, между прочим, наследник! А эти… пришли, понимаешь, на всё готовенькое…
Его ввели опять в разгромленный штаб, в окнах которого на этот раз не осталось ни одного целого стекла, а стены внутри помещений были окроплены густо следами пуль и брызгами крови. В коридоре то тут, то там в позе спящих безмятежно на фоне царящего всюду хаоса раскинулись убитые зеки.
Боец взял правозащитника за плечо, толкнул в распахнутый настежь дверной проём кабинета спецчасти, усыпанного расбросанными по полу делами осуждённых в тощих картонных папках, скомандовал отрывисто:
– Сесть на корточки! Лицом к стене! Руки на затылок! Дёрнешься – пристрелю.
Марципанов присел, как приказали, и упёрся взглядом в стену, выкрашенную тёмно-синей, холодного казарменного оттенка, краской. Голова раскалывалась от боли, хотелось лечь, но по вновь обретённому лагерному опыту он знал, что с конвоем лучше не спорить.
Ему показалось, что просидел он так мучительно долго, хотя вряд ли более получаса, когда в коридоре послышался топот, хруст битого стекла под ногами, и всё тот же знакомый голос Переяславского окликнул на этот раз вполне дружески:
– Эдуард Аркадьевич! Да полноте вам! Что вы, в самом деле, как пленный! – И, укоризненно, бойцу: – Я ведь велел тебе за этим товарищем для обеспечения его же безопасности присмотреть! А ты ведёшь себя, как чилийская хунта!
Марципанов с жалкой улыбкой поднялся неловко на затёкших ногах, обернулся и зажмурил в отчаянье полные слёз глаза:
– Артур Семёныч… Я так счастлив… Я… я столько перестрадал…
Вице-губернатор дружески обнял его за плечи:
– Ну всё, всё позади, мой друг… А на Большой земле вас, знаете ли, уже схоронили. Да. Заочно, конечно. Коллеги ваши рассказали, как вы из вертолёта… того… Несчастный случай при исполнении гражданского долга! И хоронили вас… в смысле пустой гроб, символически… со всеми подобающими почестями. Я, между прочим, на панихиде выступал с речью. Говорил о ваших заслугах в построении новой, демократической, России. В краеведческом музее экспозицию, посвящённую вашей жизни и деятельности, готовят… Да-с! И вдруг – счастливая встреча! Чудесное воскрешение. Рад, искренне рад!
А Эдуард Аркадьевич рыдал уже в голос. И как же, как же было не плакать, не жалеть себя! Ведь его память вон, в музее увековечили, в назидание потомкам, а здесь… как с собакой… и-и-и… – всхлипывал он.
Преяславский протянул ему плоскую серебряную фляжку:
– Нате-ка, приложитесь как следует. Мигом в себя придёте. Отличный вискарь!
Стукнувшись зубами о горлышко, правозащитник трясущимися руками поднёс фляжку ко рту, выпил в три больших, обжигающих нёбо глотка. И впрямь полегчало. Конфузливо утёр губы рукавом грязного, изодранного в клочья кителя, вернул с благодарностью:
– Ох-х… Забытый, божественный вкус. Будто заново на свет народился. Мне вам, Артур Семёныч, столько всего рассказать надо!
– Непременно расскажете, а я вас послушаю с большим интересом, – пообещал вице-губернатор. – Очень меня, понимаете ли, место это заповедное интересует сейчас.
5
Через два дня Марципанов окончательно воспрял духом. За это время он имел несколько длительных встреч с Переяславским, на которых с дотошностью вспоминая малейшие подробности, посвятил его в историю лагеря, рассказал о роли дедушки в его уникальной сохранности до наших дней, не забыв упомянуть и о собственных заслугах, приведших вначале к гуманизации, а потом и к окончательному краху последнего оплота сталинизма.
– Увы, революция, как известно, пожирает своих детей – смущёно улыбнулся он в конце повествования и осторожно пощупал огромную, с корочкой присохшей крови, шишку на затылке.
В свою очередь, Эдуард Аркадьевич узнал о последних событиях, произошедших на Большой земле за время его отсутствия и, главное, о мировом финансовом кризисе, всё не кончающемся никак, обрушившем акции, валюту и прочие бумажные ценности и заставившем человечество вспомнить о ценностях вечных, непреходящих. О золоте, например.
Таким образом уникальное месторождение Гиблой пади приобретало особую важность.
Вертолёты теперь прилетали сюда ежедневно, подвозя всё новых чоповцев, каких-то молчаливых специалистов в безликих корпоративных комбинезонах, ящики с оборудованием.
Места на сторожевых вышках по периметру лагеря, откуда никто и не думал выпускать заключённых, заняли хорошо экипированные средствами связи, приборами ночного видения, стрелковым оружием с лазерными прицелами бойцы частного охранного подразделения.
