Игорь Соколов - Мое волшебное чудовище
И за сколько меня, интересно, ты продал?! – спрашиваю я, и свешиваюсь головой вниз с подоконника.
Идиот, – бормочет перепуганный Леллямер и, хватая меня за ноги, тащит обратно в комнату.
Конечно, – уже как-то сочувствуя Леллямеру, вздыхаю я, и неожиданно кусаю его за ухо.
Ненормальный! – кричит Леллямер и, быстро вырываясь из моих объятий, выбегает из комнаты. Я остаюсь один и уже в одежде валяюсь на кровати.
Вскоре Леллямер входит в комнату уже вместе с Тоней и Соней и с бутылкой водки и говорит:
Надо бы выпить?! Ты как?
Я как все! – устало шепчу я и поднимаюсь с кровати.
Тоня опять повисает на мне, а Соня на Леллямере, и так опять начинается еще один день посвященный бессмысленному пьянству, и может поэтому, над кроватью Леллямера висит плакат, изображающий грозную женщину огромного роста, бьющую пьяного мужчину бутылкой по голове, а под ними крупными буквами надпись: Пьянству – бой!
Давайте устремимся к дальним мирам, – говорит Леллямер и разливает по стаканам водку, мы чокаемся и пьем, как будто мы, и на самом деле, устремляемся все вместе к далеким мирам.
Нужно познать крепость водки, чтобы затем познать
крепость духа, – говорит Леллямер и снова со всеми чокается.
С похмелья он вообще ускоряет процесс употребления алкоголя, а тосты приобретают самый абсурдный, хотя и гипотетический характер.
Наконец его тосты мне надоедают, как и прильнувшая ко мне Тоня, и я отталкиваю от себя Тоню, а остатки водки выливаю на голову Леллямера со словами:
Теперь твой дух, братец, еще больше окрепнет! А голова станет такой крепкой, что ее можно будет использовать в качестве спортивного снаряда!
Вы просто не представляете, что это за кретин, – закричал Леллямер, заламывая у себя руки над головой, – час назад он пытался выброситься из окна, и если б не я, то он бы уже наверняка проломил головой асфальт!
Да, нет, он вроде нормальный, – возражали Тоня с Соней.
Ага, такой нормальный, что я скоро рычать начну! – засмеялся Леллямер и тут же переходя на звериный рев, встал на четвереньки.
Слушай, после этой водки он еще хуже стал, – прошептала на ухо Тоне Соня.
Да у них, кажется, у обоих крыша поехала, – шепнула в ответ Соне Тоня, глядя как Леллямер подполз на четвереньках к занавеске и сорвал ее зубами, издавая мощный рев.
Успокойся Леллямер, а то мы уйдем отсюда, – прикрикнула на него Соня.
Ой, не надо, – Леллямер тут же встал с четверенек, и неожиданно схватив Соню, приподняв ее от пола, закружился возле кровати.
Уронишь, придурок, – кричала напуганная Соня, а Тоня опять куражась, обнимала мое безвольное тело и валилась вместе с ним на кровать, но тут дверь открылась, и на пороге появился Иван Матвеевич с большой холщовой сумкой, из которой торчало горлышко шестилитровой бутыли самогона.
Вот и Дед Мороз пожаловал, – обрадовался Леллямер и бросив на кровать Соню, кинулся обнимать Матвеича.
Да, осторожно, черт, а то бутыль разобьем, – забеспокоился Иван Матвеевич, и от его слов всем сразу стало как-то тепло, светло и весело.
Ну, что, соскучились уже небось?! – дружелюбно похлопал Леллямера по плечу Иван Матвеевич.
Ага, – всхлипнул Леллямер и еще крепче прижал к себе Ивана Матвеевича.
Ну, ну, дорогой, – покраснел Иван Матвеевич, глядя на удивленных Соню с Тоней, – ты уж освободи меня от своих страстных объятий, ведь я все-таки мужик, а не баба!
Да, да, Матвеич, – покраснел Леллямер, – ты уж меня извини, это все от избытка эмоций.
А хочешь на охоту, на кабанов?! – спросил Иван Матвеевич, уже усаживаясь с нами за стол и вытаскивая из сумки бутыль самогона.
Да, да, на нее родимую, – заревел от счастья Леллямер и снова кинулся обнимать Ивана Матвеевича.
Да, сядь ты, неугомонный, – усмехнулся Иван Матвеевич, – а то из-за тебя весь самогон расплескаю! – Иван Матвеевич в это время разливал самогон по стаканам.
Да нет, Матвеич, от меня беды не будет, ты лучше вон за ним поглядывай, – кивнул на меня головой Леллямер, – а то, как бы он всю бутыль не опрокинул.
Это, с какого еще буя?! – забеспокоился Матвеич.
С утра из этого вот окошка стал вниз головой свешиваться, а я еле за ноги вытащил, – пожаловался Леллямер, – а счас недавно, перед твоим приходом, остатки водки мне на голову вылил!
Да тебе, паря, надо просто полечиться, – усмехнулся Иван Матвеевич, похлопав меня по плечу, – сейчас полечишься, и все как рукой снимет! Ну, за лечение! – и Иван Матвеевич чокнулся сначала со мной, потом с Леллямером, с Соней и Тоней и мы выпили.
Однако, закусывать было нечем.
Ой, а про сало-то я забыл! – хлопнул себя ладонью по лбу Иван Матвеевич и тут же вытащил из сумки здоровенный шмат сала и буханку черного хлеба, и тут же порезал их на столе.
Все же ты, Матвеич, добрая душа, – заулыбался Леллямер, – я вот разных на свете мужиков видел, но таких как ты почти не встречал!
А с чем это связано?! – икнул Матвеич, стряхивая с бороды крошки хлеба.
Да с тем, Матвеич, что ты мне как отец родной! – прослезился Леллямер.
Ну, что ты, право, как маленький, – громко рассмеялся Иван Матвеевич и по отцовски обнял Леллямера.
За тебя, Матвеич! Как за батю! – крикнул Леллямер и разлил всем по стаканам и мы снова выпили.
Иван Матвеевич, а вы нам может, почитаете свои стихи? – вдруг вспомнила про поэтический дар Ивана Матвеевича Соня.
Да, да, Иван Матвеевич, почитайте, – поддержала ее Тоня.
Иван Матвеевич глубоко задумался, жонглируя на конце указательного пальца пустым стаканом.
Ну, Матвеич, ну что ты там застрял, уж прочти нам какой не то шедевр! – весело поглядел на Матвеича Леллямер.
Шедевр, говоришь?! – икнул Иван Матвеевич.
Он самый, – кивнул Леллямер.
Значит, шедевр?! – опять икнул Иван Матвеевич.
Ну, естественно, – засмеялся Леллямер, снова покачивая головой.
И Иван Матвеевич неожиданно запел:
Наш корабль плывет по морю,
А за ним плывет мазут.
Берегите, девки, целки —
Х** на палубе везут!
Ну Матвеич, ну, творец ты наш, ну и удружил, – и Леллямер опять обнял со смехом Ивана Матвеевича.
У милашки под подолом
Неостриженный баран,
Подыми, милашка, ногу,
Я барану корму дам! —
продолжал пение Иван Матвеевич.
Ну, блин, Матвеич, – хохотнул Леллямер, и свалился с кровати под стол.
Это правду говорят,
Что я совсем состарился —
Вые* шесть девчат подряд,
На седьмой – запарился!
Иван Матвеевич пел, а Леллямер только хрюкал под столом. Наконец Иван Матвеич поднял из-под стола Леллямера и усадил с собой.
Ты уж, паря, не падай, а то головку зашибешь! – и Иван Матвеевич ласково погладил Леллямера по голове.
А еще чего-нибудь спойте! – попросили Ивана Матвеевича Тоня с Соней.
Давайте лучше выпьем, – улыбнулся Матвеич и снова разлил самогон по стаканам.
Давай, давай, – бормотал уже пьяный Леллямер.
За охоту! – поднял свой стакан Иван Матвеевич, и все крикнули:
За охоту! За кабанов! – и снова чокнулись.
Свой стакан Леллямер пил уже с чувством глубокого омерзения, я же чтобы не перепить, осторожно слил самогон в ладошку и стал натирать ступни ног, от сильного градуса влага почти сразу испарялась.
Ты чего это там делаешь под столом? – подозрением поглядела на меня Тоня.
Да, ноги чего-то чешутся! – пожаловался я.
Это все от нервов! – авторитетно заявил Иван Матвеевич. – Сейчас все болезни от нервов!
Ну, я же говорил, что он псих, – заплетающимся языком пролепетал Леллямер.
Ну, тебе больше нельзя! – заметил Иван Матвеевич.
Да, ну тя, Матвеич, сам пьешь, поешь, баб ебешь, а мне нельзя! – обиженно вздохнул Леллямер, и тут же откинувшись спиной к стенке, уснул.
Ну, я же говорил, что все! – улыбнулся Матвеич и отодвинув на край кровати тело уснувшего Леллямера, приобнял смеющуюся пьяную Соню.
А ты тоже не зевай! – кивнул мне в сторону Тони Иван Матвеевич.
А я ему теперь не нужна, – вдруг разрыдалась Тоня.
А это еще почему?! – удивился Иван Матвевич.
А у него теперь богатая есть, – сквозь слезы прохрипела Тоня.
Что ж ты, мил человек, наших баб обижаешь? – насупился Иван Матвеевич. – Что же, поматросил и бросил, что ли? – и вдруг неожиданно заехал мне кулаком в ухо.
Ах, ты старый хрен! – неожиданно вцепилась в волосы Ивана Матвеевича Тоня.
– Не бей его! – защищая Ивана Матвеевича, заголосила Соня, и мы даже не успели заметить, как они быстро выскочив из-за стола, начали драться, причем, дрались они очень отчаянно и жестоко, а я, пока их разнимал, получил, неизвестно от кого, здоровенный фингал под левым глазом, а пьяный Матвеич в это время сидел за столом, и покачивая своей косматой головой, плакал и приговаривал:
Простите меня, ребяты, старого дурака! Я ведь хотел как лучше!
И только, когда Тоня с Соней успокоились, и улеглись вместе на одну кровать с Леллямером и захрапели, в комнату вошла Клара, одетая в черное платье с круглым толстым воротом, прикрывавшем ее шею, и огненно-рыжими волосами собранными сзади в пучок.
