Наталья Чердак - Шутка костлявой девы
– Ты всем даешь ключи?
Она щурится, но, кажется, не обижается:
– Только самым симпатичным.
– И много таких?
– Пока ты один.
Не знаю, врет она или нет, но лучше поверить и убедить ее в том, что я не имел в виду ничего плохого. А то вдруг моя новая маленькая возможность ускользнет так же быстро, как и появилась.
– Спасибо, – благодарю и целую ее в щеку.
– И все? А я-то думала, ты сильный мальчик…
Чертовка дразнит меня: заползла под одеяло и смотрит оттуда одним глазом.
– Ну, держись! – задорно говорю я и мигом прыгаю на кровать.
Мари дико хохочет и накрывает меня с головой одеялом.
Глава XV
Половина жизни
Если ты чего-то боишься, оно непременно случается. Мой возраст опять изменился. К счастью, я не проснулся в теле младенца. Иначе за мной некому было бы ухаживать.
Отношения с Марией продолжались недолго. Через неделю после нашей первой встречи она попала в больницу. Произошло это, конечно, не только по ее вине. В драку женщину втянул алкоголь и колкое замечание. На каком-то из вечеров она явно перебрала с выпивкой и полезла в драку с молоденькой рыжей певичкой, за которой теперь ухлестывал Макс.
Там был вроде как брошен какой-то сомнительный комплимент-оскорбление. Это касалось морщин или еще чего-то. Услышав его, Мари поднялась с места и вцепилась молоденькой, чуть подвыпившей певичке в рыжие кудри. В ход, конечно же, пошли когти. Пьяных женщин лучше не злить, в таком состоянии они начинают не только кусаться, но и размахивать кулачками, что, по сути, не так безобидно, как может показаться.
Я пришел к ней в больницу всего раз. Мы мило поболтали о том, что хирурги вправят нос и все будет хорошо. Затем обсудили погоду, ее бывшего мужа и еще какие-то ненужные моему мозгу вещи. Разговор тек вяло, пока она не произнесла:
– Скажи мне, как бы ты хотел умереть?
Сам факт того, что Мари затронула такую странную тему, удивил. Я вспомнил свои рассуждения об этом и уверил ее, что до смерти ей еще очень и очень далеко.
– Я прожила, возможно, половину жизни. На самом деле мне тридцать девять лет…
Я был удивлен. Она действительно выглядела на тридцать пять и не больше того.
– И, честно признаться, понимаю, что лучше-то уже не будет, – продолжила она.
– Зачем ты так говоришь? – сказал я чуть громче, чем было нужно. Мне нравилась эта женщина. То, как она подавала себя. Будто изысканное вино, как бы банально это ни звучало. Она на вкус была будто с кислинкой, я точно помню это, как вино с двадцатилетней выдержкой. А кожа ее пахла молоком. Или, скорее, сливками. Теплыми сливками для черного кофе. Было совершенно непонятно, почему ее интересуют такие, совсем не жизнеутверждающие, вопросы.
– Больше всего я не хочу умирать с трубками в носу. Но по-другому просто не смогу. Я слишком слабая, чтобы уйти как героиня из книги, – сказала она и тут же заплакала: горько и слабо, как ребенок, который узнал новую правду о мире и теперь не может смириться с ней.
И тогда я научил ее простой вещи. Не нужно пускать пулю в лоб. Не нужно становиться овощем. Достаточно следить за собой, заниматься танцами или боевыми искусствами, в общем, поддерживать себя, и все будет нормально. Лет до семидесяти, а потом… потом мы все уже угаснем.
– Но до семидесяти тебе еще так далеко, – уверял я, а она только смотрела в потолок и глотала слезы. Все мои слова были бесполезны, как и тысячи похожих.
– И что тогда, когда мне будет семьдесят? – наконец выдавила она почти безразлично.
– А когда конец будет близок, просто пойти в горы или найти экстремальное увлечение, которое однажды убьет тебя. Точнее, поможет уйти. Нужно стать профи, летать на дельтаплане или парашюте, а в один момент, когда поймешь: вот он – конец, – отпустить внутренние рычаги и уйти.
– Спасибо. – Ее руки были прижаты к разбитому носу, слезы текли по щекам.
Она плакала, когда я уходил.
Она плакала, возможно, и потом, когда поняла, что я больше не приду.
В тот вечер я позвонил секретарше босса и сказал, что ситуация куда серьезнее, чем казалась, и я продлеваю больничный. До того, как я встретил Киру, немного ухлестывал за этой девушкой. Может, поэтому она спросила:
– Мне навестить тебя, Женя, дорогой?
– Не стоит, – сказал я и повесил трубку. Возможно, ее это оскорбило, но мне было искренне плевать.
И опять я начал думать о Кире, о том, что надо бы позвонить, но она, наверное, просто не узнает меня или не поймет.
Глава XVI
День Победы
– Дедушка, вам чего? – вежливо спрашивает продавщица.
Глаза старца затуманены белой пленкой, он тыкает пальцем в хлеб и что-то бормочет. Вид ничтожный и жалкий. Этот старец и есть я. Мое тело одряхлело за одну ночь, и я еле встал с кровати. Когда все же поднялся, вспомнил, что вечером звонила Мари и взяла с меня обещание, что я приду на следующий день.
Я не пришел к ней не потому, что не хотел, просто этим утром со мной случилось это. Дряблые мышцы и усталость. Полуслепой глаз и сиплый голос. Уши более-менее слышат, но язык не слушается. Зубов почти не осталось.
– С Днем Победы Вас! – поздравляют меня люди в автобусе, внутрь которого я прошел беспрепятственно.
– Сегодня все для ветеранов, – сипит водитель.
– Спасибо Вам! – верещит кондукторша и пробивает билет. Он оказывается счастливым.
Здоровым глазом я различаю цифры и считаю сумму в уме.
Лица вокруг выражают радость и счастье. Дети, одетые в матроски, девушки с георгиевскими ленточками, которые каждый год раздают у метро, женщины и мужчины, веселящиеся, потому что не нужно идти на опостылевшую работу.
– А Вы где воевали? – вежливо спрашивает меня какая-то женщина с лицом, похожим на сушеную сливу.
Мы на Дворцовой площади. Сегодня тут парад: шумная толпа, много алкоголя. Зачем-то я решил поплестись именно сюда. Наверное, чтобы посмотреть и почувствовать себя героем. Это, конечно, нечестно, но я хочу хоть раз в жизни ощутить, как все меня любят, и почувствовать чужую благодарность. Этой дряхлеющей женщине, которая задала вопрос, нужно что-то ответить. Напрягаю память и начинаю выдумывать историю, затем вспоминаю биографию деда и приправляю ее реальными фактами. Ложь льется из меня фонтаном. Женщина светится тихой радостью, пока я говорю.
Честно признаться, я точно не знаю, сколько мне лет. На самом деле, с чего все окружающие взяли, будто восемьдесят? Может, я буду выглядеть так уже в шестьдесят?
– Смотри, это наши победители, – учит какая-то мамочка своего сынишку. – Они выиграли войну. Запоминай, – с грустью добавляет она, – перед тобой последние ветераны.
После этих слов меня охватывает паника. А вдруг это и есть конец? Вдруг я умру вот так: в теле старика? Никто даже не узнает.
Меня охватывает ужас. Умереть на самом деле, не прожив и половины жизни, было бы несправедливо. Осознание этого, возможно, факта дается с трудом.
Я выхожу вместе с ветеранами и, хватаясь за сердце, бреду на Дворцовую площадь. Все до единого улыбаются мне, кто-то дарит цветы и говорит приятные слова. Среди женщин и мужчин, которые боролись за мой город, я иду к каким-то министрам и тоже улыбаюсь, обнажая почти беззубый рот. Волна эйфории подхватывает меня и уносит туда, где играет музыка и улыбаются такие же дряхлые, но счастливые старики.
«Если это тело последнее, то так тому и быть», – думаю я в тот момент. Воодушевление, ощущение праздника, стадный инстинкт приводят меня к таким мыслям.
Эффект толпы. Нарастающее эмоциональное заражение. Общее возбуждение.
После праздника я решаю просто погулять по городу. Вечером уже пьяные люди поздравляют меня. Бегут к ларькам за цветами и одаривают гвоздиками.
Душевные все-таки люди в Петербурге, странные и в то же время добрые. Нажимаю код домофона.
Хороший, светлый праздник. Именно эта мысль возникает в голове, когда кто-то бьет по затылку тяжелым предметом. Сознание меркнет и на какое-то время угасает.
Тело борется со смертью. Жестокая дуэль, из которой я выхожу победителем.
Открываю глаза и смотрю по сторонам. Приходит неприятное осознание того, что нахожусь в больнице. Как ни странно, в коридоре. Не подавая признаков жизни, лежу минут сорок и думаю о произошедшем.
– Вы уж потерпите, – произносит голос около меня.
Поворачиваю голову. Женщина лет пятидесяти пяти с глубокими морщинами около рта стоит рядом с раскладушкой.
– Места переполнены, в праздники всегда так.
Она рассказывает про группы подростков, которые сбиваются в кучки и избивают ветеранов. Я узнаю, что это по большей части школьники: как ни странно, именно они стоят за избиениями стариков. Кто-то ведет активные действия, другие же прячутся за мониторами экранов и пишут комментарии к картинкам с ветеранами. В День Победы в социальной сети «ВК» стены пестрели не только «Спасибо деду за Победу» и георгиевскими ленточками. Какие-то умники догадались «отфотошопить» картинку: рулон туалетной бумаги был не белый, а в оранжево-черную полоску.
