Валерий Еремеев - Тремориада (сборник)
Затем, не читая, Трескачёв расписался в протоколе и спросил:
– А квитанция на штраф?
– Мы с вас уже удержали.
«Да и нормально, – подумал Сергей. – Пусть они в свой карман, зато скромно, да и мне без заморочек. А уж коль и шнурки вернут…»
Отдохнувший на скамейке в камере Сергей вышел из ОВД бодрячком. До дома минут пять ходу, и Трескачёв, жмурясь на солнце, не спеша направился к магазину. Там купил бутылку пива для себя и пару литров водочки домой. А то ж скупой бегает дважды. На закуску солёных огурчиков – похрумкать, жирной скумбрии, ветчины, хлеба и добрый кусок мяса на жарёху. Таковы были предпочтения в зарождающемся похмелье. Выйдя из магазина, Сергей открыл пиво зажигалкой, по традиции оцарапав указательный палец о пробку и, закурив, пошёл домой.
В квартире он застал только Рога. Тот сидел на кухне и брынькал на двух уцелевших струнах гитары, пылившейся в съёмной квартире. Безобразным голосом он душевно пел: «Светит месяц, светит ясный…»
– Где девки-то? – спросил Сергей Рога, проходя с яствами на кухню.
– Я их выгнал. – Тот прекратил пение и отложил гитару. – Не, ну, а хрен ли они!?
– И в самом деле, – согласился Сергей.
Уже после третьей рюмки, рассказав, что с ним произошло, Трескачёв усмехнулся:
– Всё ж надо было сказать про квартиру, может, и вовсе б не забрали.
– Ага! – кивнул Рога. – Тогда вообще могло бы оказаться, что бутылку в окно кидал именно ты.
– Тоже верно.
– А что, кассета-то цела?
– Это через четыре часа-то? – усмехнулся Сергей. – Со «SLAYER’ом»? Да за такое время бобину с записью твоего голоса утащат.
3Зайдя в ванную, Трескачёв открыл кран холодной воды. Тот, немного похрипев, благополучно умолк, выдавив из себя капли три. Сергей проделал то же самое с горячей водой. То же самое и она проделала с его ожиданиями, хрипло выдавив три капли.
«Замечательно! А зачем ночью вода? Ночью люди добрые спят или на работе. А недобрые обойдутся».
Сергей вернулся на кухню. Там была полная раковина грязной посуды.
«Вот пусть тебя добрые люди моют», – ухмыльнулся Сергей.
Благо, воды был полный чайник. Трескачёв достал из настенного буфета пакетик с двумя печенюшками. Не богато, но лучше, чем с водой из крана.
«А ведь сейчас кому-то и спирт разбавить нечем», – подумал Сергей, с удовольствием наливая себе чай.
– Закрыты давно ларьки! – послышался через открытую форточку раздражённый девичий клич.
«Тоже мне новость, лучше б погоду передавала», – хмыкнул Сергей, выглядывая в окно.
Внизу, недалеко от его подъезда, какая-то девица тащила за рукав парня. Тот пытался освободиться от цепких рук, но как-то уж больно нерешительно. И что-то при этом негромко говорил. Даже, похоже, мямлил.– Домой пошли, скотина! – скомандовала девица.
И без того не бравого вида парень, и вовсе поникнув, поплёлся телком в загон.
«Во, оторва! – сплюнул чаинку на подоконник Сергей. – Если б не солнце, то она точно разбудила б своим криком. На костёр ведьму!»
Трескачёв уселся на табуретку и, откусив печенюшку, подумал о путнике, штурмовавшем горку:
«Шел, как умел, никому не мешал, а его под белы рученьки, да айда. Лучше б ведьму упекли. А бедолага тот не шумел, за пределы тротуара не выпадал и не имел ни какой физической возможности причинить кому-либо вред. Агнец. А его – в кутузку. Впрочем, может, не так он и прост. Пьяный – он ведь и для себя загадка. Протрезвеет и столько интересного про себя узнаёт…»
Около двух лет назад Сергей шёл по улице со знакомым по работе, и тот вдруг окликнул одну из проходящих мимо подруг. Подойдя, он начал о чём-то разговаривать со своей знакомой. Трескачёв, закурив, отрешённо наблюдал за прохожими, снующими туда-сюда по начавшей зеленеть, весенней улице. И тут Сергей обратил внимание, что подружка знакомой приятеля, не принимающая участия в болтовне, рассматривает его.
«Не, н у, понятно, что всем девицам хочется меня хотя бы рассматривать, – подумал Сергей. – Но вон, другие-то сдерживаются. Делают вид, что ходят тут вроде как случайно, возле меня-то. Типа, у них в этом городишке дела какие-то появились. Наивность такая трогательна. Но вот так, откровенно разглядывать…»
Подружка наконец спросила:
– Узнаёшь меня?
«Ёлки! Это ж соседка моя. Ребёнком я с ней на одной лестничной площадке жил. Только тогда она лет на сорок постарше выглядела. Баба Клава!»
– Э-э-эй, ты здесь? – спросила девушка.
– Нет.
– А это автоответчик? – кивнула она на Сергея.
– Нет, – сказал Трескачёв, и усмехнулся. – В смысле, не припоминаю.
– Это ещё ладно, а то я уж забеспокоилась.
– Вышедшие из-под контроля автоответчики среди нас?
Сергей действительно не узнавал её, а она, улыбаясь, продолжала рассматривать его. И было похоже на то, что она его действительно знает. От этого Трескачёв почувствовал себя неуютно. Но, слава Богу, знакомый Сергея уже закончил разговор и они, попрощавшись с девушками, разошлись.
А недели через три Трескачёв неожиданно вновь увиделся с незнакомой знакомой. У одного приятеля на празднестве по случаю… да просто по случаю.Тут-то она и рассказала Сергею, откуда его знает. Утверждала, что не так давно, поздним вечером, он оградил её от нападок какого-то типа – вырубил одним ударом. Трескачёв сказал, что она его с кем-то путает, он ничего такого не припомнит. Девушка стояла на своём. Тогда Сергей предположил, что был сильно пьян. «Может, только совсем чуть-чуть», – утверждала она.
«Наверное, организм работал на аварийном аккумуляторе, а запись в бортовом журнале вести уже было некому», – решил Сергей и поинтересовался:
– И что же, устранил подонка и стал приставать сам?
– Нет, посадил на автобус и всё.
«Вот так вот спьяну мир вечером спасёшь, а поутру, как все прочие плебеи, лишённый всякого тщеславия, будешь, как ни в чём не бывало, страдать похмельем».Сидя на кухне, Сергей вздохнул, думая о путнике, штурмовавшем горку.
«Эх, напрасно обездоленные и угнетённые, голодные и несчастные, беззащитные и неутешные ждут благородного избавителя. Подрезали орлу крылья, так и не взлетевшему, да увезли в место безнадёжное, дабы ощипать там безжалостно».
4Печенюшки закончились, но чай в кружке ещё оставался, и Сергей, достав сигарету, решил допивать его вприкурку. С улицы стали всё чаще и громче доноситься истеричные крики бакланов, певших по помойкам заутреню. Трескачёв, сидя на табуретке и держа в одной руке кружку, а в другой – сигарету, смотрел в окно. На горизонте возникло несколько облачков, пригнанных откуда-то издалека появившимся ветерком. Время от времени он задувал тихонько в форточку, рассеивая серо-голубой сигаретный дымок, расплывающийся над головой Сергея.
Тоска. Трескачёв, было, подумал: а не попробовать ли поспать ещё? Но тут же отмахнулся от этой мысли: нет, всё равно ничего не выйдет.
Ну почему, если надо вставать рано, то почти всегда просыпаться так тяжело? Сейчас же впереди совершенно свободный день, и именно поэтому теперь не заснуть ни за что.
После очередной затяжки Трескачёв поднёс сигарету к пепельнице, но прилично выросший серый столбик оторвался от уголька раньше и упал на узорчатую клеёнку стола.
– Блин комом, на хрен! – выругался Сергей, чуть было не сдув в сердцах пепел на пол.
Поставив кружку на стол, он облизнул кончик указательного пальца и, приклеив к нему серый столбик, отправил невредимым в пепельницу.
За окном вдруг раздался стук по металлическому карнизу. Сергей обернулся и увидел за стеклом голубя.
– Ты с миром, глупая птица? – спросил Сергей и приблизился к окну.
Голубь, обеспокоенно скрежеща коготками по жести, перебрался на край карниза, чтоб быть подальше от Трескачёва. При этом маленький засранец оставил после себя зеленоватый сгусток.
– Ах ты, собака! – воскликнул Сергей.
Он стукнул ладонью по стеклу, но птица лишь переступила с одной лапки на другую, косясь на Трескачёва одним глазом. Тогда он ударил напротив того места, где сидела птица, но та только вновь отошла на середину карниза.
– А-а-а! – выкрикнул Сергей и ударил по стеклу обеими ладонями.
Чуть сильнее, и оно разлетелось бы вдребезги. Но ведь не разлетелось! И голубь опять вернулся на край, уверовав в нерушимость прозрачной преграды, и продолжил гадить на карниз.
– Сейчас ты узнаешь, что такое разум, тупая кукушка! – оскалился Сергей, кинувшись к столу.
Он бросил сигарету в пепельницу и схватил чайник с кипятком. Затем пододвинул табуретку под форточку и, забираясь на неё, прорычал:
– Кому варёной голубятины?
Встав на подоконник, глядя на птицу сверху, Сергей снова оскалился:
– Тебе?
Голубь процокал по карнизу поближе к Сергею, оставив позади ещё один сгусток. Трескачёв сунул руку с чайником в форточку. И голубь, взмахнув крыльями, тут же улетел прочь.
– А-а-а! – выкрикнул в бессильной злобе Сергей и стал лить кипяток на карниз.
Вода полетела вниз, неожиданно громко в утренней тишине ударяясь о его жестяной карниз и карнизы ниже. Тут-то Трескачёв и увидел со стороны этот триумф разума: какой-то крендель рано утром орёт в форточку и льёт кипяток.
