Вадим Молодых - Пустые головы
Антон всё же почувствовал непреодолимую неловкость за свой жалкий вид, как только увидел фасад официального здания, наполненного, конечно же, приятными на вид прилично одетыми людьми, с коими он и призван контрастировать.
– Но идти-то всё равно придётся! – видя его нерешительность, убеждал доктор. – Я не предлагаю вам там сидеть в таком виде и ждать, когда вызовут. Покажитесь вместе со мной вахтёру на входе, чтоб пропустил, когда надо будет – когда я звякну. Кстати, ваш номер телефона?
Томас Петрович так по-деловому чётко всё делал и говорил, что Малому трудно было возразить. Да и зачем? Раз уж приехал вместе с ним! Антон странным образом чувствовал некую сладость в душе от убедительной необходимости подчинения… Впрочем, в подчинении ли дело? Скорее, в доверии. Доктор, вольно или невольно, шёл «отмазывать» и его тоже! Несчастный случай, дескать. Грех ему не помочь… Но в то же время Антон боялся сам себе признаться, что он не только по необходимости на доктора уповает… Ему нравится доверять!.. Малой даже пытался перебить эти удобные мысли привычной практикой сугубого людского коварства.
«А интересно, всё-таки, знает этот Томас (!) Петрович истинную суть дела или только для убедительности меня взял? И если знает, то что у него на уме? Ну „отмажется“ сейчас, а дальше что? Телефон взял! Надо теперь ждать звонка с шантажом с какого-нибудь „левого“ номера? Ну не такой он дурак… С мозгами дружит… Посмотрим-посмотрим…»
И Антон, снова сев в машину и глядя вслед удаляющемуся медику, совершенно явственно ощутил желание узнать, есть ли у того самого мозг в черепной коробке.
Глава 11
От нечего делать включил радио. Песенки-песенки… На родном и иностранных языках. Одни и те же! Подумалось, что если бы исполнители поменялись местами и песенками, то никто бы подмены и не заметил. Воистину, «люди не знают, чего они хотят, пока им этого не предложат»… Задуматься о собственных желаниях некогда… Или просто лень! А зачем? Думать-то? Трудно это… И неинтересно, если ничего придумать не получится… Столько очевидных соблазнов вокруг!
Так, стоп! Вот вроде связная безнотная человеческая речь… Новости! Антон сделал погромче. Диктор, демонстрируя бесстрастность в каждом звуке – так учили, рассказывал об открытии, сделанном на днях в Институте мозга… Малой даже испугался… Не новости как таковой, а её совпадения со своей актуальностью… Потом сумел твёрдо рассудить, что это опять же воспалённое восприятие заставляет его обращать внимание на такие совпадения. Стал слушать, вроде как, отвлечённо… Диктор вещал в продолжении:
– …Пока это только предположения, отмечают исследователи, но уже однозначно можно утверждать, что приписываемая до сих пор мозгу роль весьма преувеличена. Нет в нём никаких особых, порой даже мистических, функций и загадок. Мало того, говорят учёные, жизнеспособность человеческой личности не зависит напрямую от мозга. И осознание себя собственно как личности не находится в непосредственной связи с мозгом. Более того, личность – это понятие сугубо абстрактное, навязанное прежними псевдонаучными заблуждениями. По сути, мозг – далеко не основной орган человека, как, положим, желудок или кишечник, а, скорее, вспомогательный. С этих новых позиций его и надо рассматривать в исследованиях, которые продолжаются. И в заключение о погоде…
Малой испуганно удивился тому, как его в свете последних событий и связанных с ними мыслей поразила эта, в общем-то, рядовая новость из жизни науки. Ну ковыряются там умники… Ну режут они чужие мёртвые мозги на дольки… Ну в микроскоп смотрят на нервные клетки… Интересно им! Пусть занимаются… Но думая так, Антон сам себя уличал в лукавстве – не факт исследования его поразил, а вывод! Пусть даже предварительный, но уже заявляемый официально – в новостях, то есть через пресс-службу. Это теперь новый научный тренд! Всё, что не будет в него вписываться, объявляется лженаукой. Такое уже было… И не раз! Надо думать, что мозги даже в такой работоспособности, в которой они теперь у большинства людей находятся, уже тоже мешают. Это пока они мозг вспомогательным органом объявляют, чтоб не огорошивать сразу, но так ведь и до «ненужного рудимента» риторика дойдёт. Основания-то для неё есть! Сам ведь видел… И не только Антон – многие уже!
Телефон завибрировал. Прозвучала команда на подъём и объяснение, где находится малый зал заседаний. Заседаний!.. Всё предельно серьёзно! Встряхнув волосы пятернями и пошевелив-погримасничав лицом в зеркальном отражении, решительно вышел, захлопнул дверцу, нажал кнопку на пульте – запер машину. Слава богу, близко никого не встретил в коридорах власти – опасался этого! – и без стука – зачем стучать, это же не кабинет, а зал! – распахнул половину двойной красивой двери.
– Здравствуйте. Моя фамилия Малой.
Объявил сразу и только потом осмотрелся.
Столы в зале были расставлены явно не для заседания – овалом, они стояли полукругом, который перекрывал малейшие попытки нерегламентированного пространственного зрения выйти на свободу. И прямо, и слева, и справа за каждым отдельным столом сидел отдельный человек – член комиссии. Войдя в зал, некто сразу попадал в плен этого полукруга, обозначенный специальным стулом без стола – ни к чему ответчику! пусть уязвимость свою физически чувствует. Стул стоял в эпицентре сконцентрированных на него строгих взглядов членов комиссии общим числом в пятнадцать человек. При этом между собой их взгляды никак не пересекались без специальных поворотов голов, что не принято.
Как только Антон закрыл за собой дверь и повернулся, то невольно затормозил в своём предполагавшемся движении к эшафоту. На то и рассчитывали! Паралич воли обязателен для правды… Антон же ещё и вспомнил о своём внешнем виде! Но пока его как свидетеля представлял и вставал, освобождая заветный стул, доктор, Малой сумел взять себя в руки.
– А вы пока свободны, Томас Петрович, – проговорило светлое пятно во главе полукруга. – Подождите за дверью. Мы вас пригласим. Спасибо.
Эдак они доктора, замешкавшегося на выходе, выпроводили. А то может он сдуру ассистировать в допросе свидетеля собирался. Не надо! Здесь люди грамотные и опытные – не в таких вопросах разбирались. Это имелось в виду только в тоне – нарочито вежливом и безапелляционном: вали отсюда! Подыши там пока, а то снова вызовем, вдруг воздух глотать начнёшь в инфарктном удушье.
Антон сел и попытался увидеть лица. Не вышло! Пятна! Светлые безмолвные пятна примерно одного размера. На некоторых, впрочем, что-то такое поблёскивало – это были украшенные серёжками женские пятна. Во внимательной к нему тишине он даже успел подумать, что у этих пятнадцати не только мозгов – у них и лиц как таковых нет.
«Как они точно по радио про человеческую личность-то говорили! Нет её как таковой… Здесь-то уж точно! Сейчас и из меня выдавливать начнут…»
– Скажите, больной Малой… – вкрадчиво заговорило главное пятно, но сразу же показательно по-доброму осеклось. – Пациент Малой… Так, пожалуй, лучше будет к вам обращаться…
Все заулыбались. Опять же показательно по-доброму.
«Ещё один психолог!» – мелькнуло в Антоновой голове.
– Скажите, пациент Малой, вы видели, как случилось несчастье?
– Да.
– Расскажите нам… С самого начала.
– С самого начала как я в больницу попал?
Антон специально выбрал для ответа агрессивный тон, чтобы не раскисать, чтобы собраться во внимании, не поддаваясь на обещающие сладость общения проникновенные уловки.
– Не-ет, – улыбка в сиропе. – Только о происшествии.
Антон включил теперь нудный повествовательный тон и заговорил по продуманной бездоказательной версии. При этом его перебивали, конечно, но к удивлению Малого больше не уточняющими вопросами, а репликами-цитатами различных нормативных документов. Антон, к примеру, заговорил о том, что по звуку за своей спиной слышал, как несчастный зашёл в кабинку туалета…
– И что там происходило?
– Известно что! Струя журчала…
И тут же раздался шелест быстро перелистываемых страниц, и затем молодой женский голос с самого края полукруга:
– Согласно приказу номер такому-то от такого-то числа, месяца, года, мужской туалет должен быть оборудован писсуарами.
– Скажите, пациент Малой, там были писсуары?
– Да, были.
– А зачем же он в кабинку зашёл?
– Не знаю.
Потом Малой рассказывал, как он вытирался своим большим полотенцем и не мог видеть шатающегося бедолагу. Сразу же шелест страниц – цитата:
– В соответствии с распоряжением Минздрава – номер, дата – все стационарные больные должны быть обеспечены постельным бельём и полотенцем.
– Скажите, вам выдали больничное полотенце?
– Да, выдали.
– А почему вы им не воспользовались? Оно меньше… Вы бы смогли увидеть возможное несчастье в его, так сказать, рождении!
