Вячеслав Малежик - Портреты и прочие художества
Так вот… Это была поездка на Северный Кавказ. Город Грозный, гостеприимная публика, успех наших концертов, и никто не думает о том, что случится здесь через некоторое время. Кавказское гостеприимство… Невольно собираю информацию о том, что Ю. Антонов с ансамблем «Аэробус» работает от Грозного и легендарный администратор Мусса сделал для него звание и очень выгодные финансовые условия для работы. Волей-неволей приходят мысли, а что, если вдруг… И ближе к окончанию наших концертов в столице Чечено-Ингушетии ко мне подходит администратор местной филармонии и сообщает, что директор приглашает меня к себе на дачу в горы. Я даю согласие, но прошу разрешения, чтобы мне было комфортнее, взять с собой в гости своего товарища Валеру Белянина.
Мы, естественно, прихватили гитары и после окончания концерта на автомобиле поехали ночью куда-то в горное ущелье. Хваленое кавказское гостеприимство в полный рост – с тостами за гостей и за родителей, за успехи в работе и за каждого отдельного участника застолья. Но что поразило… За столом были одни мужчины, а женщины появлялись только для того, чтобы сменить посуду и принести с кухни очередное кушанье. Фраза «… а женщины на кухне» до этого вечера мною воспринималась как своего рода анекдот. Я не задумывался, что это многовековые устои. Наступило время спеть, и мы с Валерой что-то довольно складно спели. Во время нашего пения я заметил, что дверь на кухню была приоткрыта, и в эту щель я увидел, как женщины слушают московских артистов. Все-таки в меня в советское время крепко вбили понятия интернационалиста…
Когда же мне дали слово, была мысль поднять тост за милых дам. Но, подумав, я сказал, что негоже приходить в дом со своим уставом, но тем не менее, пользуясь правом гостя, я бы хотел пару песен спеть для женщин, которые нас так вкусно накормили. Мужчины с некоторой неохотой позвали женщин в наш зал, а может быть, и с охотой, потому что это я нарушил традицию, а им было в самом деле приятно, что для их женщин специально пели. Мне кажется, что никогда ни до, ни после этого случая, я не видел более благодарных слушательниц.
В конце нашего застолья меня отозвали на разговор и действительно сделали достойное предложение. Я попросил время на обдумывание ситуации, но жизнь дальше так закрутилась, что ни я, ни представители Грозного уже к этому разговору не возвращались.
Верка
Нам живется весело и сладко.
Это только слухи, а на деле,
Мы в плену дешевого достатка,
А душой и сердцем оскудели.
I
В нашем доме она появилась неожиданно. Однажды ее привел с собой мой приятель Андрей, с которым нас связывала работа над одним творческим проектом. Андрей был талантлив, искрил идеями, и его приходилось постоянно заземлять и приземлять, поскольку зачастую в своих фантазиях он опережал время, а что еще страшнее – меня. Я, наверное, его ревновал, так как звание «короля дворников» ускользало из моих рук. До появления Андрея я безраздельно царствовал в нашем окружении и был самым, как бы сейчас сказали, креативным персонажем. Но, собственно, я увлекся Андреем, хотя собираюсь вам рассказать о его жене. А Андрей на первых порах был не более чем средой обитания нашей героини, которая была одновременно этакой чеховской Душечкой, а с другой стороны стойким оловянным солдатиком. Так вот однажды Андрюха пришел к нам в дом не один, а со спутницей.
– Знакомьтесь, это моя жена Вера, – представил он ее нам.
Она была хороша собой – тонкие черты лица, копна вьющихся черных, как смоль, волос, отсутствие прически можно было трактовать и как дизайнерский изыск высокого полета. Стройная фигура, упакованная в тертые джинсы и какую-то кофтюлю, которые не подчеркивали ее природные качества, а скорее как бы смазывали их. И вообще Верка тех дней скорее стеснялась своей внешности, чем несла ее. Знаете, это было похоже на поведение девочки-подростка, у которой появились грудь и разные там отличия, именуемые в учебниках вторичными половыми признаками. И вот девочка, стесняясь собственной красоты, начинает сутулиться. Чаще всего это вскоре проходит. У Верки… Она (а мы, несмотря на разные перипетии нашей жизни, не теряем друг друга из виду уже скоро тридцать лет), как мне кажется, отражала в себе образ той женщины, которую хотел видеть ее спутник на данном этапе жизни.
Верка вошла в квартиру и практически поселилась в ней. Она стала своей – легкой, отзывчивой, умеющей бескорыстно любить, со своими вечными проблемами, которые решались ею вместе с моей женой или на нашем расширенном семейном совете, в который включался и я. При всем при этом Верка умудрялась никого не загружать собой. Даже когда ей было порой тяжело, она не делала нас заложниками совести.
Я уже говорил о Душечке, и, естественно, основные проблемы возникали у нее с Андреем. Как он умудрялся так ее тиранить, для меня оставалось загадкой. Очень мягкий, интеллигентный, предупредительный парень, правда, на целую эпоху моложе меня, приходил к нам в дом, как будто согласовывая свой график посещений с Веркой. Чаще всего он приходил один, и мы запирались на кухне решать свои вселенские проблемы.
Андрюха как-то экстремально отмазывался от армии и, как следствие, крепко подсел на стакан и что-то там нарушил в обмене веществ. И пристрастие к алкоголю явилось, как я думаю, основной причиной их постоянных разборок. Ничего не помогало. Верка выплакивалась на плече моей жены, иногда приходил я, пытаясь утешить, а заодно и оправдать Андрея. Причем я видел, как она отчаянно ищет возможность простить его в очередной раз после последней свары.
Часто Верка приходила к нам со своей маленькой дочкой Катенькой, которую они произвели с Андрюхой, еще будучи студентами историко-архивного института. Если Дрюня, так мы звали Андрея, бывал чрезмерно агрессивен, то Верка оставалась у нас ночевать.
Когда-то познакомившись с Андреем на каком-то сейшене, мы оказались неожиданно для самих себя соседями. Наши окна выходили в один двор и смотрели друг на друга. Так вот Андрей часто, чтобы вернуть беглянку домой, звонил к нам в квартиру, требовал к телефону Верку и сообщал ей, что он стоит в проеме окна. И если она тотчас же не вернется, он сделает шаг во двор. Двенадцатый этаж – это не шутки… Верка собирала свои манатки и бежала домой. Вскоре это стало повторяться с удручающим постоянством. Мои попытки поговорить с Андреем по-мужски оканчивались фразой: «Не лезь в мою жизнь». Андрюхина болезнь прогрессировала, Верка все более сутулилась.
И однажды они с Катенькой ушли… Ушли к ее родителям, а Андрей… Ну что, Андрей? Пил. Я попытался поставить на кон нашу дружбу. Если ты, то я… И ничего… Я очень хорошо помню его пьяный взгляд, когда он провожал меня за дверь. «Когда-нибудь я буду говорить себе, что я что-то не доделал в этой жизни для Андрея», – мысль, которая застряла у меня в лифте в подъезде его дома…
Я улетел на юг. У меня была какая-то работа, которую летом я обычно совмещал с отдыхом. 19 августа я вернулся домой. Раздался телефонный звонок, я снял трубку.
– Здравствуйте, я мама Андрея. Он вас очень любил, но пять дней назад его не стало. Мы его уже похоронили.
– Что случилось?
– Никто ничего не знает… Его нашли мертвым под окнами его квартиры. Может, бандиты, может, самоубийство, может, еще что? Не нужно никаких слов, помяните Андрея. До свидания.
Я позвонил Верке. Она сказала, что знает о трагедии, но что сообщили ей об этом уже после похорон.
– Ни я, ни Катенька не простились с Андреем. Когда ты его видел последний раз?
– Два месяца назад…
– Он что-нибудь говорил обо мне?
– Говорил… Но больше говорил о себе, что он всем еще докажет и что ты еще пожалеешь.
– О чем пожалею? Да я и так все время жалею… Ты помнишь, как он меня, да, наверное, всех нас пугал своими походами на подоконник?
– Как это забыть?
– Наверное, накликал беду.
– А помнишь его любимую песенку?
Звонко лопнуло стекло,
Кто-то выпрыгнул в окно,
Не считая этажи.
Надоело дяде жить.
Что такое, шум и гам,
Ох, попал в гражданочку!
В путь-дорогу к праотцам
Веселее парочкой.
Будут дядю хоронить,
Будут плакать, но хулить:
– Кто же это, дядя,
Прыгает, не глядя?
Милиция, как обычно, работала ни шатко ни валко, да я еще думаю, что высокопоставленный папенька Андрея не захотел поднимать шум вокруг этого дела. Это могло бросить тень на его карьеру. Выгоднее было, чтобы Андрюха ушел в результате несчастного случая.
II
Верка застыла в оцепенении. Ее спасали всем миром. Все ее друзья и друзья Андрея, все наши друзья, которые ее полюбили, а не полюбить ее было невозможно, старались отвлечь от дурных мыслей, старались полностью занять ее время, чтобы некогда было оставаться наедине со своими проблемами. И она выстояла. Стойкий оловянный солдатик, она снова начала улыбаться. Катенька стала для нее «светом в оконце». А вскоре она начала выходить в «свет». Ее младшая сестра Татка – хорошенькая, умненькая, общительная, из той категории женщин, что имеют море поклонников, несмотря на то, что не дотягивают до признанных красавиц, начала выводить Верку в люди, в московскую «Рок-лабораторию», на концерты и на выставки.
