Александр Ахматов - Триокала. Исторический роман
Ювентина, утомленная долгой речью, замолчала.
– Мы здесь тоже слышали об этом странном мятеже, – задумчиво проговорил Видацилий, – тем более странном, что во главе его был римский всадник из очень знатного рода. Говорят, претор Лукулл распял его на кресте. Это правда? – спросил он.
– Нет, – ответила девушка. – Минуций покончил с собой в капуанской тюрьме.
– Но почему же Мемнон ни словом не обмолвился о тебе и не уведомил меня, что ты можешь появиться здесь? – помолчав, снова спросил Видацилий. – Как ты это объяснишь?
– Он ничего не рассказал обо мне потому, что считал меня погибшей… В ту ночь, когда римляне захватили Минуция с помощью одного предателя, я была в имении его возлюбленной, где все и произошло. Кажется, Минуция заманили в западню благодаря этой женщине. Он ее очень любил. Предатель, отпущенник Минуция, этим воспользовался. Он привел с собой в имение отряд римских легионеров. Римляне перебили телохранителей Минуция, а его самого взяли живым. Меня тоже схватили, но мне и еще одному юноше удалось спастись бегством. Римляне гнались за нами. Мы бросились в реку. Мне удалось добраться до противоположного берега… Потом я узнала от рабов имения, что вернувшиеся в усадьбу римляне хвастались, что убили нас обоих и сами видели, как мы пошли ко дну, пронзенные дротиками. Вскоре солдаты ушли из имения, а под вечер туда прискакали на конях Мемнон и его товарищ Варий, которые каким-то чудом вырвались живыми из битвы под Казилином. Там стоял укрепленный лагерь восставших. Ночью с помощью предателей римляне ворвались в него. Утром все было кончено. Избежавшие гибели Мемнон и Варий ничего не знали о судьбе Минуция. Они приехали на отбитых у римлян конях в имение Никтимены (так звали его возлюбленную), чтобы забрать меня с собой, но им сообщили, что я погибла… А я вернулась на виллу только поздно ночью. Там были все мои пожитки. От виллика я узнала, что Мемнон и Варий живы. Я была вне себя от счастья, но, к сожалению, Мемнон так и остался в уверенности, что меня нет в живых… Вот и вся моя история. Теперь-то ты веришь мне?
И Ювентина с надеждой посмотрела на хозяина гостиницы.
– Не торопись, девушка, сначала мне нужно кое-что выяснить, – в раздумье сказал Видацилий. – Ты и сама понимаешь, что рассказ твой не совсем обычный и не очень связный. Побудь-ка здесь, в этой комнате. И не пытайся кричать или звать на помощь, только себе же хуже сделаешь, – внушительным тоном предупредил он.
Он повернулся к двери, собираясь уходить, но Ювентина остановила его.
– Ответь мне только на один вопрос… Мемнон отправился на Крит? – спросила она.
– Думаю, что он уже там, – сказал Видацилий, немного помедлив. – Корабль, на котором он ушел в море, следовал курсом на Мелиту38, чтобы забрать оттуда ценный груз. Оттуда до Крита пять дней ходу при попутном ветре.
С этими словами Видацилий вышел из комнаты и запер дверь снаружи. Ювентина услышала, как звякнул железный засов.
Она присела на край кровати и еще раз окинула взглядом маленькую комнату. Свет проникал в нее сквозь крошечное окно, расположенное высоко над самой дверью. За стеной, обращенной к трапезной, изредка слышались громкие голоса посетителей, которые подзывали прислужников.
Ювентина прилегла на кровать и закрыла глаза. Она чувствовала себя очень усталой, но спать почему-то не хотелось. Морское путешествие она перенесла на удивление легко. Только в первый день плавания дала о себе знать морская болезнь, от которой мучительно страдали многие на корабле, в том числе и Сирт, хотя он постоянно хвастался своим железным здоровьем. В конце плавания среди пассажиров началась паника: пронесся слух, что судно дало течь. Видимо, дело было серьезное, потому что кормчий приказал править к берегу. Когда корабль уткнулся носом в песок, все пассажиры, ругаясь и проклиная кормчего вместе с его кораблем, сошли на берег и побрели пешком в сторону Сиракуз. Ювентина же отчасти была рада этой вынужденной остановке, так как получила возможность искупаться в море.
Местом высадки был небольшой залив неподалеку от так называемого Льва – большой скалы, напоминавшей своим видом львиную гриву. Здесь она впервые за всю свою жизнь окунулась в чистую и прозрачную морскую воду, испытав ни с чем не сравнимое удовольствие.
Ювентине вдруг отчетливо вспомнилась яркая картина детства: она, десятилетняя девочка, купается в Альбанском озере, а мать, присев на серый базальтовый камень в тени большого ветвистого дерева, с улыбкой наблюдает, как дочка весело барахтается в воде, похваляясь перед нею своим умением плавать и нырять…
Но она не позволила этим светлым воспоминаниям овладеть собой. Нужно было думать о настоящем и будущем. Итак, прошло уже более трех месяцев с той ночи, когда она навсегда оставила Рим. Это было каким-то чудом, что она и Мемнон благополучно избежали стольких опасностей. Она должна была умереть в холодном Таррацинском лесу. Она чувствовала тогда близкое дыхание смерти, хорошо помнились ей ее горячечные ощущения и равнодушная мысль, что вот уже конец и она умирает. Но жизнь вернулась к ней. Рядом неотлучно был Мемнон, которого она полюбила с новой силой, безумно и безоглядно…
Глубоко вздохнув, Ювентина стала думать о том, как она будет счастлива, когда снова увидит его. Хорошо, если это случилось бы как можно скорее. Больше всего она опасалась, что Мемнон порвет с пиратами и отправится в Грецию, в Афины, где у него были родственники. Этого вполне можно было ожидать, потому что он однажды говорил ей, что в случае, если обстоятельства не позволят им устроиться в Кидонии, у них появится возможность с помощью его афинских родственников обосноваться в одном из городов Эллады. Мемнон тяготился жизнью пирата и твердо решил покинуть Требация. Он говорил, что, по большому счету, не обязан служить ему до конца своих дней. Из римского плена он вырвался только благодаря Минуцию, Ювентине и Иринею. Правда, Требаций незадолго до этого предпринял неудачную попытку освободить его посредством обмена на захваченного пиратами молодого римского всадника из богатой семьи…
«Если Мемнон оставил Крит, – размышляла Ювентина, – тогда я отправлюсь в Афины. Хватит ли денег на такое путешествие? Можно будет продать что-нибудь из одежды, а также расстаться с золотыми серьгами, оставшимися у меня как память о матери. В крайнем случае, напишу Лабиену и его отцу. Они должны помочь. Отец Лабиена стал намного богаче, сделавшись собственником дома Минуция в центре Рима. Старик, кажется, и раньше неплохо ко мне относился, а теперь, когда он знает, что я спасла жизнь его любимому сыну, не откажет мне в помощи…».
С этими мыслями Ювентина незаметно для себя уснула, но спала недолго. Чуткий сон ее был нарушен чьими-то пронзительными голосами.
Проснувшись, она не сразу поняла, откуда так отчетливо доносятся голоса, но вскоре обнаружила источник звуков, проникавших в комнату. Они доносились через круглую отдушину в стене, которая была обращена к трапезной. Ювентина догадалась, что это было специально сделанное отверстие для подслушивания и подсматривания за тем, что происходило в трапезной. Мемнон как-то рассказал ей о разных ухищрениях, к которым прибегали пираты, чтобы собрать нужные сведения о богатых путешественниках, посещавших «Аретусу», в том числе и о подслушивании их разговоров в трапезной из специальной комнаты. Несомненно, она находилась именно в этой комнате.
Ювентина вскочила с кровати и, приподнявшись на цыпочки, заглянула в отдушину. Глазам ее открылась только небольшая часть трапезной: несколько столов и сидевших за ними людей, одетых в белые тоги.
В трапезной раздавалась латинская речь. Почти все присутствующие в ней были римляне из всаднического сословия.
Лицо одного из них, грубое и неприятное, Ювентина сразу узнала.
Это был центурион Марк Тициний, которого она видела на пиру у Волкация в тот памятный день, когда неожиданная прихоть Минуция так резко изменила всю ее жизнь. Ювентина вспомнила, что в тот вечер Тициний просил Клодия помочь ему устроиться в свиту нового претора Сицилии Публия Лициния Нервы. Судя по всему, Клодию удалось выполнить просьбу центуриона.
В то время как прислуживавшие в трапезной рабы расставляли на столах блюда с кушаньями и чаши с вином, римляне крикливыми голосами переговаривались между собой.
За ближним столом двое сотрапезников делились новостями из Рима.
– Оратора Марка Антония едва не притянули в суд за инцест, – говорил один из них. – Люди давно уж приметили: дочь его заневестилась, только наш краснобай не торопится выдавать ее замуж…
– Сплетни, клянусь Юпитером! – с сомнением отвечал другой.
– Весь Рим об этом говорит, но только один свидетель мог бы выложить всю правду…
