Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
Я почувствовал волнение и посмотрел на нее. Хотя она была довольно привлекательной, но никогда как женщина мне не нравилась; я находил ее чересчур робкой и неуверенной. На мой взгляд, Алексею нужна была другая жена – более твердая и решительная. Он же сам имел схожий характер, а потому им было трудно поддерживать друг друга. Никто из них не мог стать главой семьи, а это плохо, так как в этом случае она становится неуправляемой. Впрочем, когда один из супругов забирает слишком много власти – не намного лучше. Это я уже знаю по собственному опыту.
Но сейчас за этот поцелуй я простил ей все; он снял с моей души, если не всю, но значительную часть тяжелой ноши чувства вины за гибель Алеши.
– Я хочу кое о чем тебя спросить, – проговорил я.
– Да, конечно, – с готовностью отозвалась она.
– Скажи, Алексей никогда тебе не говорил ни о каких делах, которые происходят на заводе?
Оксана как-то странно посмотрела на меня.
– Да, пару раз действительно говорил.
– И что говорил?
– Это были отдельные фразы, я честно говоря, не очень вникала. А он никаких подробностей не приводил.
– И все же вспомни, о чем шла речь?
– Хорошо, постараюсь. – Оксана задумалась столь глубоко, что через весь ее лоб пролегла борозда складок. – Однажды он сказал, что ему предложили участвовать в каком-то левом заказе, а деньги за его выполнение платят наличными, минуя все кассы. Он отказался от этого дела, сказал, что не хочет быть занятым ни в чем незаконном. Как-то он сказал, что кое-кто там делает, по-видимому, большие деньги, хотя официально получает гроши. Вот, пожалуй, и все, что я помню. Да вот еще сегодня по почте пришла повестка к следователю. Вот она, – достала Оксана из кармана листок.
В повестке говорилось, что гражданка Оксана Валерьевна Легкоступова приглашается на беседу к следователю Очалову. Приглашение было помечено завтрашним числом.
– Я не понимаю, зачем меня вызывают. Что мне делать? Идти?
– Да, иди и скажи ему, что мне сейчас сказала. Но я имел счастье познакомиться с этим Очаловым, тип довольно противный. Будь очень собранной, он копает под Алешку, хочет доказать, что он участвовал в каких-то грязных делах.
– Но это же мерзко!
– Мерзко не значит, что это невозможно. В мире преимущественно совершаются мерзкие дела. Мы должны победить. Понимаешь, Оксана, победить! Ты же хочешь, чтобы убийцы Алексея понесли наказание.
– Да, – твердо сказала она. – Но как этого добиться?
Я посмотрел на нее и ничего не ответил: это был тот вопрос, который я сам без конца задавал себе.
Очалов сдержал обещание, и мою квартиру посетили криминалисты. Они обследовали место происшествия и уехали на машине. Я же снова остался один. Я сидел на кровати и смотрел на телефон. Он должен был зазвонить, он был просто обязан зазвонить. Но он вопреки всем моим заклинаниям по-прежнему оставался немым. И я не понимал, почему. Я кожей чувствовал, как ситуация обостряется чуть ли не с каждой минутой.
Эти парни от меня не отвяжутся, пока не добьются поставленной цели. А эта цель – моя ликвидация. Но, может быть, Вознесенский этого не знает и потому медлит.
Через пару часов я почувствовал, что больше не могу сидеть в квартире. Я решил прогуляться, но совершенно не представлял, куда направить свои ноги. Еще никогда родной город мне не казался таким чужим. Я шел по его улицам и узнавал и не узнавал его. Я чувствовал, как много скрывает он от меня. Почему он так настойчиво хочет меня убить, что я такое ему сделал, что заслужил столь суровое наказание? Как и когда он превратился в моего врага?
Ноги, которым я предоставил полную свободу, сами привели в меня в монастырь. Я вошел через арку входа и направился по дорожке к собору.
В этот час в нем было пустынно, лишь молились несколько старушек. У проходившего мимо молодого священника я спросил, где отец Анатолий. Тот довольно долго разглядывал меня, прежде чем проводить к нему.
Я застал Толю в небольшой комнате за прозаическим занятием: он сверял какие-то счета.
– Подожди, я сейчас освобожусь, – сказал он. – Мы занимаемся ремонтом храма, приходиться все досконально проверять. Уже были случаи, когда нас просто надували.
Эта проверка заняла не меньше полчаса. Все это время я молча сидел и наблюдал за ним. Мне трудно было провести прямую линию между моим школьным другом – Толькой и с небольшой, но окладистой бородой отцом Анатолием. Есть ли между ними что-то общее или это уже абсолютно два разных человека? Этого я не знал, и это предстояло выяснить.
Наконец он отложил счета, и мы вышли на улицу.
– Мне еще надо будет готовиться к вечерней службе, – сказал Анатолий. – У меня не так много времени. Поэтому извини.
– Я хочу кое о чем тебя спросить. Тебе известен такой следователь прокуратуры по фамилии Очалов.
Анатолий вдруг усмехнулся.
– Я с ним два года просидел в одном кабинете.
– Вот как! Что он за человек?
– Плохой человек, – посмотрел на меня долгим взглядом Анатолий. – В какой-то степени из-за него я ушел из милиции.
– Между вами что-то произошло?
– Между нами все время что-то происходило. Но это не совсем то, о чем ты думаешь.
– Тогда поясни.
Анатолий вздохнул.
– Если тебя интересует Очалов, то это человек, готовый служить любому, кто ему заплатит. За ним числится много разных грязных дел.
– Он ведет дело об убийстве Алексея.
– Мне это известно. Пока это дело будет в его руках, убийцы твоего брата могут чувствовать себя спокойно.
– Кому же в таком случае можно поручить это дело?
– Никому.
– Здорово!
– Послушай, Владик, как ты думаешь, почему я ушел из прокуратуры?
Я понял, что наша городская милиция служит злу, а не добру, она не противодействует преступности, она сама ее насаждает. Передо мной встал выбор, как бороться с этим злом? Пока я ходил в форме, я ничего сделать не мог, Очаловы не оставляли мне никакого шанса.
– И тогда ты решил бороться со злом посредством проповедей и молитв.
– Да. Я понял, что единственный способ что-то сделать – пробуждать в душах людей хотя бы зачатки добрых чувств. Город погряз во зле, и никто пальцем не шевелит, дабы что-то изменить. Кто боится, кому до этого нет дела, а кто сам участвует в злых делах. Сейчас я не вижу другой силы, кроме церкви, способной хоть как-то противостоять всему тому, что тут творится.
– Ну а они, слуги Сатаны, как относятся к твоей деятельности? Не угрожают.
– Угрожают. Месяца два завалились ко мне двое ребят и стали требовать, чтобы я прекратил свои проповеди, прекратить обличать их с амвона.
– И что ты ответил?
Анатолий секунду помолчал.
– Я сказал, что они могут меня убить, но я буду говорить то, что считаю нужным.
– Что было дальше?
– Пока ничего, видишь, я жив и говорю прихожанам то, что считаю нужным.
Я задумался.
– Ты полагаешь, что таким способом, какой выбрал ты, можно остановить вал насилия?
– А что предлагаешь ты? Взять пистолет и стрелять направо-налево?
Насилие насилием не остановить. Тысячелетняя попытка это сделать, ни к чему не привела.
– Насилие ненасилием тоже не остановишь. Тысячелетний опыт учит о том же. Из нашего разговора выходит, что нет никакого способа бороться со злом. – Я посмотрел в глаза Анатолию и увидел, как они грустно смотрят на меня. Он не верит ни себе, ни мне, никому, понял я.
– Нет, – вдруг твердо сказал Анатолий, – только словом, только добрым поступком, только жертвуя собой можно остановить зло.
– Но это было и не раз. И что? Все повторяется сначала.
– Нет, всякий раз зла становится меньше.
– А кто ведет его учет, какой статорган? Откуда нам знать становится его меньше или больше?
– Я вижу, как оттаивают души людей, как тянутся они к свету. Даже самую темную душу можно сделать светлей, если обратиться с ней со словом божьим. Только надо обязательно, чтобы слова не расходились с делами, чтобы они шли бы изнутри. Люди верят проповеднику только тогда, когда он сам верит себе, когда он сам испытал на себе истинность своего учения.
– Может, ты и прав, – сказал я примирительно, в душе не слишком соглашаюсь с ним. – Скажи, если мне понадобится твоя помощь, могу ли я рассчитывать на тебя?
– Ты мой друг, я тебе всегда готов помочь.
– Нет, я говорю о другом.
– Какие нужны тебе еще слова. Но в руки оружие я больше никогда не возьму.
– Хорошо, пусть так. – Я посмотрел на крест на куполе храма. – Думаю, что вскоре я приду к тебе за помощью.
Глава седьмая
Телефон зазвонил утром, когда я еще спал. Я вскочил с кровати, не понимая, что происходит. Понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Невольно я отметил, что раньше мне это удавалось сделать гораздо быстрей.
– Как вы поживаете, Владислав Сергеевич? Надеюсь, я вас не разбудил. У вас все в порядке?
– Если я еще жив, то это можно считать удачей.
Вознесенский засмеялся.