Коллектив авторов - Рюмка водки на столе (сборник)
Светка ржет как лошадь:
– Я не такая, – говорит, – я жду трамвая.
– Да ладно, – это я им. – Главное, чтоб не скучно было.
Вот и поезд. Мы заходим. Люди, если честно, на нас оборачиваются. Но мне пофигу. Все идет по плану, думаю. Только поссать бы все же не помешало.
– А ты симпатичный, – это Светка мне говорит на ухо, чтоб только я слышал. – У тебя, наверно, девушка есть?
– Ага, – говорю. – Две.
– Две девушки? И чего, справляешься?
– Да ничего, нормально.
– И с нами справишься? Или одну выберешь?
Тут мне уж и самому ржать охота. Тут мне вторая, эта Кристина, тоже в ухо губами лезет:
– А чего ты ее слушаешь? Опять тебе всякие глупости говорит? Она всегда, как немножко выпьет, начинает заигрывать. А я вот не люблю так.
– Правда? – это я ей. – А как ты любишь?
– Показать?
Тут она меня берет и целует в губы. Светка даже глаза выпучила от изумления.
– Ты смотри, – говорит. – Вот это подруга! А с виду такая тихая.
Кристина на нее смотрит и так загадочно усмехается:
– А ты меня еще плохо знаешь. А хочешь получше узнать?
– Ну?
Она берет и ее тоже целует: да так смачно, взасос, что народ вокруг просто лег вповалку. Я смотрю, а они обе просто на ногах уже не стоят, держатся друг за друга, смеются. Им даже место уступили, они на сиденье и плюхнулись.
– Так чего? – Кристина Светке говорит. – Ты все еще мальчика хочешь? Или девочку?
– Что я, дура, что ли? – Светка отвечает. – Какие на хрен парни! Еще поцелуемся?
Тьфу ты, думаю. Вот это веселуха.
Хорошо еще, тут поезд подваливает к «Электросиле». И я незаметно за чужими спинами эвакуируюсь.
Тут и Крепыш снова звонит.
– Слушаю, – говорю.
– Как наш счетчик? – Крепыш интересуется. – Много натикало?
– Плюс-минус два! – это я ему отвечаю, и самому смешно. – Сперва плюс, потом минус.
– Ладно, пофигу, – говорит Крепыш. – По пятой?
– Да погоди ты. Поссать надо.
По-моему, «Электросила» – самое место, чтобы это сделать. Что называется, насилу доехал. Говорят, когда-то давно один пассажир попробовал отлить с платформы, попал на контактный рельс, его и убило током. Может, в честь него станцию назвали?
– Какое поссать? – Крепыш негодует. – Договора такого не было! Эксперимент есть эксперимент. Нельзя наверх выходить! Может, еще домой сгоняем? Поспим часок?
– А как же тогда?
– Да мне все равно, как. Думай.
Я отключаюсь. Злой как собака.
Ладно. Эксперимент есть эксперимент. На что мне мой мегамозг? А пустые банки на что?
Вот как раз и на платформе стало малолюдно. Если в самый конец зайти, туда, где хвост поезда, так и вообще никто не увидит. Надо просто спокойненько так встать, боком к стене прислониться и делать вид, что смс-ку пишешь.
Так, минутку. Минутку.
Нет другого такого счастья, я отвечаю.
Банка наполняется. Что-то такое на ум приходит из детства. Ч-черт, какая она уже тепленькая.
А люди, между прочим, на платформу выходят. И из тоннеля дует ветер. Поезд приближается.
Пофигу.
Сумка соскальзывает с плеча. А, т-твою мать! Брызги во все стороны.
А вот и поезд. Люди выходят. Некоторые оглядываются. Но мне уже все равно.
Теперь осталось аккуратно-аккуратно поставить баночку к стеночке, и…
– Что это у вас? – раздается голос за спиной.
Я резко оборачиваюсь.
Рядом стоит полицейский. Такой, как все полицейские в метро. С усиками. Расхлябанный, усталый и сизый от подземной жизни.
– Это пиво, – говорю.
– Пиво?
Он на меня смотрит, а я на него. Пиво в метро – тоже нарушение. Но только я знаю, что он знает, что это совсем не пиво. А он знает, что я знаю.
– Пиво «балтика», – говорю.
– Ну что, – он говорит так спокойно, – допивайте. И со мной в опорный пункт.
– Зачем?
– Что зачем?
– Допивать зачем?
– Вы хотите, чтобы я допил?
Мы молчим.
Я наклоняюсь, чтобы банку поставить в уголок. Он не дает.
– Пей, – говорит. – Пей, я сказал.
Давно замечено: что после минуты полного счастья неизбежно наступает такой же полный п…здец. Он всегда подкрадывается незаметно и сзади. Так, что хрен обойдешь.
– Ну? – спрашивает полицейский.
– Осторожно, – говорят в поезде. – Двери закрываются.
Тут я совершаю поступок. Такой, знаете, необдуманный и спонтанный. А именно: подбрасываю баночку в воздух. Она там весело вертится, брызгается и снижается прямо над полицейской фуражкой. А владелец фуражки, конечно, машинально задирает голову. Всего на миг. Но этого мига достаточно, чтоб мне вместе с сумкой втиснуться в двери, которые закрываются. Бах! Вот уже и закрылись.
Я внутри. А он снаружи. Охреневший и без фуражки. Потом поезд так презрительно делает «пш-ш» и трогается с места.
– Слушай, – это Крепыш оживает в блютусе. – Я тут подумал: может, и правда нам тормознуть? Ну, дать десять минут на оправку, хе-хе?
– Нет, – отвечаю. – Теперь все будет строго. Эксперимент превыше всего. Следующая станция «Московские ворота».
А сам гордо усаживаюсь. Лезу в сумку. Достаю пятую.
* * *Пятое пиво – оно как… оно как встретиться с подружкой, с которой гулял в шестом классе. А потом она переехала в Колпино и там потерялась. И вот ты ее встретил спустя много лет и много раз. Она симпатичная, конечно, и ты ее снова хочешь. Но между вами – жизненный опыт. Ну, или первые четыре банки.
Подружку, кстати, Маринкой звали. Такая худенькая, длинноногая. С алыми губами.
Помню, как мы в первый раз поцеловались. Кажется, тоже пива выпили. Для смелости. Пиво тоже было по серьезке в первый раз. С кем-то вместе мы его купили, еще долго уговаривали продавщицу, не с Крепышом ли?
И вот мы сидим у нее в подъезде. Мы ее домой провожали. Дома у нее мамаша и старшая сестра. На улице минус десять, на часах – десять вечера.
Мы стоим, друг на друга смотрим. Глотаем попеременно из горлышка. Такой дистанционный поцелуй. Довольно романтичный, кстати.
А Крепыш на подоконнике сидит, курит, ухмыляется.
«Че вы тормозите», – говорит.
Ну, мы и поцеловались.
Это было очень приятно. Особенно если глотнуть непосредственно перед этим. Наверно, с тех пор, лет с тринадцати, у меня эти два процесса идут рядом: секс и пиво. По-научному это называется импринтинг. Не уверен, что Маринка знает такое слово.
Я достаю телефон. Ее номер должен где-то быть.
И правда, вот он.
Еще несколько минут я тупо гляжу на экранчик.
У Маринки нет даже аватарки. Не представляю, как она теперь выглядит. Я ее даже в контакте не нашел. А ведь искал.
Позвонить?
Или лучше допить банку?
Или допить банку и позвонить?
Помню, тогда она все же пошла домой. Там ее мамаша спалила и устроила скандал. Запретила нам встречаться. А потом, через месяц где-то, они переехали в Колпино. Не из-за меня, конечно, а из-за жилплощади.
Я доглатываю банку. Хр-рум! – алюминий хрустит в руке. У-у-у! – поезд тормозит на «Московских воротах».
– Алло, – говорит Маринка в наушнике блютуса.
Разговор по телефону имеет одно неоспоримое преимущество: по телефону не видно, что ты бухой. И даже почти не слышно. Ну, если не считать того, что ты начинаешь громче говорить. И шумнее радоваться.
– Привет, Марина, – говорю я чуть громче, чем надо. – Не узнаешь?
– Нет.
– Это Денис. Из Купчино. Помнишь?
– Здравствуй, Денис из Купчино.
Она говорит так холодно, равнодушно, даже не поймешь, узнала или нет.
– У тебя, – говорю, – голос совсем не изменился.
– А у тебя изменился.
Значит, узнала?
– Маринка, – говорю. – Хочешь, я к тебе приеду в гости?
Я не вру. Пусть только скажет, и я приеду. Всего-то надо сесть на обратный поезд, до «Звездной», а оттуда на маршрутке. И к черту Крепыша.
Она не отвечает. Только в наушнике что-то шуршит, как будто там у нее дует ветер. Будто она далеко-далеко.
– Думаю, это лишнее, – говорит она потом. – Извини, я сейчас не могу говорить. Пока-пока.
Тут она и вправду отключается.
Мне грустно.
Странно, думаю я. Может, вся моя предыдущая жизнь, включая этот гребаный эксперимент, была нужна только для того, чтобы сегодня я вспомнил Маринку. Чтобы мы снова встретились. И чтобы я сказал ей, что хотел сказать тогда, давно. А я так и не сказал.
Значит, вся жизнь прошла зря?
– Ты чего не отвечаешь? – спрашивает Крепыш в наушнике. – О чем там думаешь?
– Да так, – говорю. – О жизни.
– Ого, – радуется Крепыш. – На думку пробило. Ты это, не спи, а то замерзнешь.
Я улыбаюсь.
Говорят, что каждое мгновение в жизни неповторимо. Я точно знаю, что к пиву это не относится. И я лезу в сумку за шестой.
Пш-ш, – это поезд трогается. Следующая станция «Фрунзенская».
Хр-русть, – откликается шестая банка.
* * *Шестое пиво – оно почти как пятое. Только жестче. Вот позвонил ты девушке, с которой гулял в шестом классе, а она тебе говорит, что не может говорить, и тебе остается говорить только с самим собой.
Наплевать, думаю я. Телки – это телки, а друзья – это друзья. Крепыш – это друг. Я его знаю лет пятнадцать. Пивом, которое мы с ним выпили, можно наполнить железнодорожную цистерну. Да и с телками тоже все было весело.
