Максим Кантор - Красный свет
– Ну что вы, – сказал Петр Яковлевич, словно его уличили в битье стекол, – какой же я марксист.
– И прекрасно! А я – не представитель класса эксплуататоров… Род Чичериных, как вы знаете, происходит из Тамбова. Самая глубинка. Крестьянские мятежи, тамбовские волки… Мы, Чичерины, люди простые.
– Как интересно, – сказал следователь. – Я вас слушаю, господин Чичерин.
Они прогуливались по коридору, и Чичерин еще раз подчеркнул торжественность момента:
– Адвокат и следователь, в русской истории – классическая пара. Историю, Петр Яковлевич, вы отменно знаете… и параллели наверное отыщете.
– Утилитарно подхожу. Кое-какие уроки извлекаю.
– Подходите к делу как следователь. Грозились проверить свидетеля Мельгунова и его книгу «Красный террор». Помните спор?
– Конечно помню.
– Я утверждал, что красный террор имел место, и сослался на свидетельство Мельгунова, помните? Вы свидетеля захотели проверить… Не спрашиваю о результатах, понимаю – времени в обрез!
– Навел справки. Мельгунов Сергей Петрович; выпустили за границу по личному распоряжению товарища Уншлихта, первого заместителя председателя ВЧК-ГПУ. И это в те годы… Как доверять таким свидетелям? Мельгунов перед войной призывал избавиться от Советской власти любыми методами – вплоть до иностранной интервенции. С атаманом Красновым дружил… Эту книгу Мельгунов писал в Париже, по заказу атамана Краснова. Вот и получается…
– Стало быть, все, что у Мельгунова написано, – подлог. И террора не было… и революции не было… денег в пломбированном вагоне не было… И дело Ленина тоже сфабриковали… – добродушно сказал Чичерин.
– Указание сфабриковать дело о пломбированном вагоне дал французский чиновник Альбер Тома – он приезжал в Россию, добивался продолжения войны после Февральской революции. Фотография есть: Тома перед строем русских воинов вместе с Керенским, солдатам шляпой машет. И документ имеется насчет Ленина…
– Сами видели этот документ?
– Фотографию документа видел.
– Видите, – сказал Чичерин, улыбаясь, – сколько тайн известно! Как Гитлера поддерживали, вы тоже знаете…
Адвокат придерживал слодователя за локоть и говорил мягко, распевно; давно известно, что всякую серьезную беседу надо начать издалека.
– Гитлера разные деятели подкармливали, – сказал Щербатов, – Например, семья президента Буша снабжала деньгами НСДАП, был такой банкир Прескотт Буш, отец одного президента и дедушка другого. Он в Гитлера деньги вкладывал. И Форд поддерживал…
– А что если это ошибка? Дезинформация? Фотография поддельная?
– Возможно и так. Проверить надо, в архивы заглянуть.
– А если в архивы фальшивый документ положат?
– Тогда надо решать по косвенным уликам…
– А если улики подбросили?
– Тогда надо сравнить с другими делами. Есть история прецедента. Надо понять логику всех процессов.
– История – это большой судебный процесс, – глубокомысленно сказал адвокат. – Задача историка, как и задача адвоката, не допустить обвинения невиновнго. Хочу намекнуть на одну тонкость, позволите?
– Прошу вас, – сказал Петр Яковлевич.
– Про дело Бейлиса слышали? Антисемитский процесс: мол, жиды кровь младенцев пьют. Задумайтесь над этим делом. Мы с вами про большевистскую революцию и германские деньги рассуждали. И вы разумный аргумент привели – я-то оценил ваш гибкий ум! Какая выгода немцам оттого, что революция их собственную страну развалила? Кажется, аргумент весомый… А что если это не немцы деньги дали, а немецкие евреи? Готовили развал европейского мира? Есть версия, что и германский фашизм сами евреи подготовили. Говорят, и Гитлер еврей, и Гесс еврей, и Гейдрих еврей, и Гиммлер еврей? Слышали про такое?
– А что это меняет? – спросил Петр Яковлевич. – Допустим, они евреи, ну и что с того?
– Как вы не понимаете! Если доказать, что Гитлер и Гейдрих евреи, значит, проблемы антисемитизма в мире нет! Этим доказательством неофашисты и заняты! Связь с нашим делом – прямая: арестуете Панчикова и возбуждаете антиеврейские настроения, нагнетаете и без того гадкую атмосферу… Дискредитируете либеральную оппозицию… Намекаете на то, что оппозиция у нас состоит из сионистов, даете карту национал-патриотам. – Адвокат Чичерин возвысил голос при последних словах, ему показалось, что эффект достигнут.
– Что вы предлагаете?
– Предлагаю подумать над тем, что наше с вами противостояние не измеряется делом Панчикова. Речь идет об ином.
– О чем же?
– Россия переживает судьбоносный момент своей истории – возвращение к Западу. Блудная дочь, когда-то бежавшая из дома… – Чичерин улыбнулся своей метафоре. Все-таки адвокатам приходится прибегать к образам. – России трудно вернуться домой. Снова спорят два лагеря: западники и славянофилы, сегодня лагеря именуются: либералы и охранители. Терминология осталась почти без изменений – изменились фигуранты процесса. Возьмем нынешнее дело. Кажется, что мы занимается детективным расследованием, но в реальности – занимаемся большой историей! Панчиков – представитель крыла либералов.
– И как надо поступить?
– Понять, в какой находимся ситуации.
– Я понимаю ситуацию. И представляю свою профессию иначе, – сказал Петр Яковлевич.
Они шли по коридору рука об руку, и Щербатов тихо говорил Чичерину:
– В юности я много беседовал с тремя старушками – у меня сразу три бабушки, так сложилось. Мои бабушки обеспокоены нарушением прав людей в мире – вы знаете, старым людям постоянно кажется, что их права ущемляют. Мы часто сидим на кухне и перебираем неприятности. Жизнь им досталась нелегкая. Вы представляете.
Адвокат покивал.
– Старушки постоянно говорили о своих бедах, и однажды я захотел понять, что же происходит с пресловутыми правами и свободами. Стал разбирать криминальные случаи и анализировать; вычленил три типа фундаментальных нарушений. Существует три этапа нарушения основной заповеди. «Можно убивать» – вот фундаментальное отрицание первой заповеди Моисея. «Можно убивать евреев» (или русских, или армян, или стариков) – вот нарушение, как кажется, меньшего масштаба. «Можно убить человека, который мешает» – это нарушение, с которым мы сталкиваемся чаще всего. Какое из трех нарушений страшнее, спросил я себя. Первое? Первое нарушение принадлежит дикарскому сознанию, оно страшно сразу для всей цивилизации, и его проще всего опровергнуть. Второе утверждение принадлежит уже сознанию культурному, и оно страшнее тем, что не опровергает основной заповеди, а корректирует ее. Когда говорят «можно убивать евреев», при этом выводят евреев за рамки человечества. Нацисты так и говорили: «недочеловек». И про русских немцы говорили: «азиатские варвары». Получалось, что сами убийцы находятся внутри нравственного закона, а убийством занимаются вовне, на периферии. Это нарушение такого же типа, как, например, колониализм. В метрополии не могут знать, как обращаются с туземцами, как угнетают африканских рабов. Внутри цивилизации действуют законы культурного общежития, а за границей цивилизации – правила звериные. Вот в этом пункте рассуждений я уперся в проблему, которую не смог разрешить.
– Так-так, – сказал авдокат.
– То, что мы называем колониальным сознанием, порождено развитием цивилизации, прогрессом, не так ли? Именно прогресс сделал разницу между дикарем и цивилизованным – заметной. Размышляя над этим, я увидел, что существует как бы замкнутый круг нравственной рефлексии. Мы хотим цивилизовать мир, чтобы основная заповедь преодолела варварский подход к жизни другого. Но продвижение цивилизации неизбежно предусматривает иерархию отношений, то есть внедренный в мир колониализм. Даже Маркс писал о том, что колониализм прогрессивен. И вот мы неизбежно прибегаем к иерархии, чтобы вести вперед, а сама иерархия ведет в бесправное поле, где убийство дозволено. Мы решаемся убивать дикарей ради общего прогресса – ради гипотетического равенства прав. Этот кульбит в морали напомнил мне трюк с поправками в законе, дополнительный параграф, смягчающие обстоятельства: «необходимая самооборона», «состояние аффекта», «опьянение». Заповедь «не убий» действует, но существуют смягчающие обстоятельства; убить можно, если человек – еврей. Вот вопрос, обращенный к цивилизации: как можно считать прогресс – благом, если прогресс предполагает иерархию иную, помимо духовной? Ведь всегда так будет, что цивилизованный человек сможет использовать аргумент «защита цивилизации», как используем мы в суде аргумент «необходимая самооборона». Вы следите?
– Да. – Адвокат Чичерин действительно слушал внимательно; он не подозревал в сером своем собеседнике способности к столь долгой речи. – Слушаю.
– В идеале мы стремимся избегать смертной казни, но стараемся маньяка – лечить, а преступника – изолировать. Убийство аморально в принципе, и убийством нельзя защитить мораль.
