Эдуард Байков - Чудовищные сны разума (сборник)
– Вы напугали меня, – хриплым голосом вымолвил я, шагнув в ее сторону, – кто вы и что здесь делаете?
– Я… извините, но может быть нам лучше войти в дом?
Подозрительно прищурившись, я окинул ее настороженным взглядом, но в неверном свете луны неясные очертания ее фигуры и лица мало о чем могли мне поведать.
– Хорошо, – кивнул я в ответ, – пойдемте.
В конце концов, опасаться не было причин, ведь я намного крупнее ее, к тому же моя правая рука в тот момент сжимала заряженный пистолет – пусть и газовый.
В доме при ясном свете я смог, наконец, как следует разглядеть ее. И был приятно поражен – точеная фигурка, стройные ножки, прелестное личико. Легкий загар гармонично контрастировал с восхитительными, серо-голубыми глазами и светлыми локонами. Взволнованность моя усилилась, когда я узнал, что она та самая, фигурировавшая в документах о наследстве родственница Людвига, ее звали – Лада.
– Когда мне сообщили о смерти моего брата… – с этими словами она достала из сумочки платок и, отвернувшись, вытерла набежавшие слезы, после чего, приведя себя в порядок, продолжила, – …я сразу же выехала в ваш город, но, попав по нужному адресу, убедилась, что дом заперт. Я не знала, куда деваться и уже хотела обратиться в полицию, но тут вспомнила о вас. Как-то в письме Людвиг упоминал о вас, как о своем лучшем друге, человеке, который ему очень близок и дорог. Ну и, кроме того, я видела вас вместе в какой-то передаче по телевизору. Одним словом, узнав в адресном бюро адрес, я отправилась к вам и… вот я здесь.
– Долго вам пришлось ждать?
– Часа четыре, не больше.
Я неодобрительно покачал головой. Четыре часа торчать в моем саду, в то время как где-то рядом возможно бродит этот маньяк с ножом, острым как лезвие бритвы.
– Вы отчаянная девушка, Лада, – пробормотал я вслух.
– Почему? – она удивленно округлила глаза.
– Наверное, потому, что вы ни о чем не подозреваете, – я выдавил улыбку и, неожиданно для самого себя, добавил, – блаженны не ведающие.
На ее лице было написано недоумение, но я, настойчиво избегая ее вопросительного взгляда, ловко переменил тему и поинтересовался насчет ужина.
– О, я ужасно голодна! – слегка смутившись, воскликнула моя гостья.
«Ага, к тому же из нас двоих проголодалась не только ты одна», – подумалось мне. Лада благосклонно предложила свою помощь в приготовлении трапезы. Вполне естественно, что я не отказался.
За ужином мы поддерживали непринужденную беседу, во время которой я предложил своей новой знакомой некоторое время, пока будут улажены все формальности по передаче наследства, пожить у меня.
– Вы так добры ко мне, Иван! – взволнованно воскликнула она, сложив перед собой руки в жесте, напоминающим молитвенный, – но мне как-то неловко пользоваться вашим доверием…
– Глупости, – перебил я ее, – будет ничуть не лучше, если вы поселитесь в гостинице. К тому же цены сейчас, ой-ой какие.
Одним словом, мне не пришлось долго ее уговаривать. Самому же мне было приятно от того, что родственница Людвига, тем более такая симпатичная, остановилась у меня.
Покончив с трапезой, мы поднялись наверх, где я предложил Ладе расположиться в моей спальне, а сам устроился в комнате напротив, рядом с гостиной. Я поступил так потому, что ведущая в спальню дверь, единственная из всех, запиралась на засов, а на окно не далее как вчера я на всякий случай поставил металлическую решетку. Пусть уж моя ни о чем не догадывающаяся гостья будет в большей безопасности. О себе я уже не так беспокоился, наверное привык к постоянному ожиданию новых нападений. К тому же к моим милым друзьям – кочерге и тесаку – присоединился теперь еще и газовый пистолет. Не хватало только базуки и противопехотных мин.
Ночью, во сне ко мне явился Людвиг, весь окровавленный, но счастливый оттого, что успел как раз вовремя на нашу с Ладой свадебную церемонию, которая почему-то проходила в районном управлении внутренних дел. Обеспокоенный Теодорский вежливо, но настойчиво уговаривал Людвига смыть с себя кровь, но тот отнекивался, утверждая, что еще успеет это сделать.
Проснувшись наутро, я четко во всех деталях вспомнил свой странный сон. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что, во-первых, вероятно, с того света ко мне взывает мой друг, требуя отмыть его кровь местью и расправой над убийцей, и что, во-вторых, я с первого взгляда очарован его сестрой (НЕУЖЕЛИ ВЛЮБИЛСЯ?!), но вот к лучшему это или нет – этого я пока сказать не мог. Как говорится: поживем-увидим.
Позавтракав, мы отправились в город, так как на сегодня были назначены похороны Людвига. Как ни странно, но процессия растянулась на сотню с лишним метров – народу было достаточно. Помимо наших общих знакомых из мира литературного и кинобизнеса, отдать последнюю дань моему другу собрались многочисленные поклонники его творчества. Мы с Ладой шли сразу за гробом, и я с тревогой поглядывал на свою спутницу. Взгляд ее как будто остекленел, она словно ничего не замечала вокруг себя. И лишь когда гроб опустили в могилу, и вниз упала первая горсть рыхлой земли, она не выдержала и громко разрыдалась, уткнувшись в мое плечо.
Обняв всхлипывающую девушку за плечи и нежно гладя ее волосы, я как мог, старался успокоить ее. Вскоре она взяла себя в руки, с благодарностью посмотрела на меня. Боже, какая же она все-таки милая и чудесная! Ее слегка припухшее от слез лицо показалось мне в этот момент еще прекрасней. Продолжая шептать ей слова утешения, я незаметно окинул взглядом толпу, приметил неподалеку от нас Николая Теодорского. Он сочувственно кивнул мне.
Когда все закончилось, мы поспешили на стоянку автомобилей, где я припарковал свой «Вольво». За кладбищенской оградой нас поджидал следователь, облаченный в свой неизменный шерстяной джемпер. И как ему в нем только не жарко? Поздоровавшись, я представил их с Ладой друг другу.
– Примите мои соболезнования, – просто, но с участием в голосе обратился он к моей спутнице, затем повернулся ко мне, – если появится что-то новое, Иван, сразу же сообщите мне. Сегодняшней ночью я буду дежурить у себя в управлении.
– Хорошо, Николай, – я тепло, по-дружески пожал ему руку.
Вторую половину дня мы с Ладой посвятили улаживанию дел в нотариальной конторе, услугами которой пользовался Людвиг. Все формальности и бумажная волокита заняли около двух часов, после чего мы возвратились ко мне домой. Физически я чувствовал себя превосходно, чего нельзя было сказать о моем эмоциональном состоянии. Подавленной и усталой выглядела и моя новая знакомая.
После душа мы устроились в гостиной с прохладительными напитками в руках. Некоторое время оба молчали, затем я первый подал голос:
– А знаете, Лада, ваш брат никогда не упоминал о том, что у него есть родственники.
– Да, это совсем невеселая история, – она окинула меня быстрым взглядом, – но если хотите, я вам ее расскажу.
Я утвердительно кивнул головой, пояснив, что для меня будет интересным узнать все, что относится к Людвигу.
Она принялась рассказывать, поначалу с неохотой, по мере изложения все более воодушевляясь и вскоре уже оживленно жестикулировала, с увлечением описывая события из жизни не только Людвига, но и своей. Я узнал, что мать Людвига была родной сестрой отца Лады, и что, таким образом, моя гостья приходилась ему двоюродной сестрой. Их семьи были очень дружны, даже жили неподалеку друг от друга. Лада и Людвиг были единственными детьми в семьях и поэтому относились друг к другу как родные брат и сестра. Детство, вспоминала девушка, проходило у них, в общем, довольно безоблачно, пока не случилась БЕДА, изменившая судьбы обоих.
Когда Людвигу исполнилось четырнадцать лет (Лада была на четыре года младше его), их родители, выехавшие на дачу вчетвером в машине отца Людвига (автомобиль отца Лады был неисправен, поэтому детей с собой не взяли), трагически погибли в автокатастрофе. Осиротевших детей взяли под свою опеку престарелые родители матери Людвига и отца Лады.
– Людвиг и раньше не испытывал привязанности к своим бабушке с дедушкой, – Лада пожала плечами, – рос мальчишкой своенравным и упрямым, больше всего ценил свою личную свободу и независимость. Бабуля его тоже невзлюбила, а дед относился нейтрально. Зато во мне они души не чаяли. Три года Людвиг кое-как терпел совместное с ними проживание, затем, окончив школу, уехал, чтобы уже больше не вернуться никогда. Он приехал в этот город, устроился на работу и поступил на вечернее отделение филологического…
– Я знаю, – перебил я ее, – во время учебы в университете я с ним и познакомился.
– Ну вот, в общем-то, и все. За прошедшие десять лет он прислал мне около десятка писем – по одному в год. Дед умер спустя месяц после того, как первый роман Людвига принес ему успех. Честно признаться, та книга была первой и последней из всех его произведений, которую я прочла и сразу же прониклась отвращением к жанру, в котором он писал свои мрачные вещи. Впрочем, когда он сообщил мне о вас, я купила одну из ваших книг и… вы уж простите за откровенность, но впечатление у меня сложилось точно такое же. Не знаю, может быть у вас есть и другие произведения, более интересные, чем вся эта чушь о призраках, вампирах и монстрах, но я, во всяком случае, до сих пор таких книг не встречала. И дело не только в вас одних, я терпеть не могу и других авторов этого жанра черной мистики и ужасов. Все эти триллеры вызывают у меня головную боль.
