Ольга Юнязова - На острие свечи
– Куда все подевались? – спросил он у подошедшего сзади Луча. – В это время они обычно работают. Кто в огородах, кто дома строит. Да и в кузнице тишина.
– Может быть, они ушли? – предположил Луч.
– Вот было бы здорово! – Лучу показалось, что вместе с нарочитой радостью в голосе мальчишки звучит разочарование. – Пойдём спустимся, узнаем, что там случилось.
Луч немного поколебался, но пошёл. Воронёнок подкрался к одному из домов и потянул за ручку двери. Оказалось не заперто. Он юркнул внутрь. Вскоре вышел оттуда, жуя, и протянул товарищу кусок хлеба.
– Что это? – удивился Луч, осторожно нюхая ароматную корку.
– Это их еда. Попробуй! Вкусно. Раз еду оставили, значит не навсегда ушли.
– А может, у них праздник какой-то? – предположил Луч. – Когда мы возле священного камня собирались, то в стане было так же пусто.
– Это мысль! – кивнул Воронёнок. – Интересно было бы взглянуть. Это должно быть где-то недалеко от деревни.
– Но странно, что ничего не слышно. У нас-то всегда шумно было, шаман в бубен бил.
– Ой! – воскликнул Воронёнок и показал рукой вверх.
Луч поднял взгляд и не поверил своим глазам: по небу плыло солнце. Да-да, именно плыло. Через несколько секунд они поняли, что это не настоящее солнце. Шар, движущийся по воздуху, не так сильно слепил глаза и был чуть меньше размером. Не успел он скрыться за лесом, как от реки поднялся ещё один.
– Что это? – прошептал Воронёнок.
Любопытство пересилило страх, и они побежали туда, откуда появлялись эти странные летающие объекты.
Вдруг Воронёнок резко остановился.
– Ты видишь, куда они летят? – запыхавшись, спросил он.
– Куда? – нахмурился Луч и посмотрел в сторону стана. Небо вдали уже почернело от дыма.
– Что это?! – закричал Воронёнок и бросился к дому.
– Куда ты? Стой! Не ходи туда! – Луч хотел было броситься вслед за мальчишкой, но сила внезапно вытекла из него. Потемнело в глазах, колени подломились, и он упал на четвереньки, уткнувшись взглядом в землю. Мысли остановились, исчезли эмоции. Только алый пятнистый жучок качается на изумрудной травинке и какие-то белые люди стоят плотным кругом, замерев, словно деревянные идолы.Александр проснулся от того, что бешено колотилось сердце, словно кто-то бил его по левой ключице войлочным молотком. Удары отдавались в виски, а оттуда по всему телу вплоть до кончиков пальцев.
Он с трудом разлепил веки. В темноте белели едва различимые рёбра шалаша. Пытаясь сообразить, где он, Александр приподнялся на локте, потом сел.
В ушах зашумело, глаза заволокло голубым туманом. Когда головокружение прошло, он ещё раз обвёл взглядом своё убежище. В каменном очаге мерцали угли, едва освещая свод из переплетённых ветвей.
Вспомнилось, как он проснулся в подобном шалаше на вершине лиственницы, когда ночевал на болоте. Слава богу, сейчас голова не раскалывается, как в тот раз, и торопиться некуда. Можно всё как следует обдумать. Но сначала необходимо вылезти из этой берлоги, потому что туалет в ней скорее всего не предусмотрен. Александр попытался на ощупь найти выход, но безуспешно. Похлопав себя по карманам, нашёл спички и, чиркнув, зажёг свет. Рядом с угасающим очагом обнаружилось несколько берёзовых веток. Похоже, что это остатки большой охапки хвороста. Александр положил одну на угли. Дым тонкой струйкой потёк вверх и вышел через отверстие в своде шалаша.
Массивные камни были хорошо прогреты. Кто же гостеприимный хозяин этого уютного шалаша? Утро, конечно, вечера мудренее, но Александр подозревал, что утром он вообще не сможет вспомнить всего этого, очнувшись, как в прошлый раз, где-нибудь уже на подходе к своей деревне. И так же, как в прошлый раз, будет мучиться вопросом – «а где же я ночевал?» Нет, этого допустить нельзя!
Идея пришла быстро. Он взял кусок бересты, достал из-за воротника иголку с ниткой и, пристроившись рядом с очагом в тусклом свете огня, начал записывать то, что внезапно вспомнил из своих болотных приключений.
Писал он кратко, схематично, без подробностей, только ключевые слова. Нацарапав последнюю букву, засунул письмо в глубь рюкзака, чтобы нечаянно не сжечь. А из рюкзака достал бутылку. Жадно допив последнюю воду, он использовал пустую тару в качестве туалета, после чего завернулся в спальный мешок и лёг спать дальше.Метель
Город, как обычно, оказался не готов к внезапному десанту зимы. Пешеходы в панике бежали, втягивая шеи в бесполезные воротники и поскальзываясь в слякотном месиве. Автомобили еле ползли, раздражённо отмахиваясь дворниками от снежных пуль и осторожно объезжая подбитых собратьев, мигающих аварийными фонарями в наивном ожидании гаишников.
Выехав со двора, беглецы тут же застряли в пробке. Оксана постепенно пришла в себя и осознала, что сделала страшную глупость, поддавшись гипнозу своей «спасительницы». Но в салоне было тепло и удивительно комфортно. Не воняло «ёлочками», не играло радио, словно водитель знал все прихоти Оксаны. Хотелось расслабиться и не думать о том, что будет, «когда нас поймают». Конечно, этот побег был не самым умным поступком, но это уже произошло, и теперь возвращаться в отделение было бы ещё глупее. Может быть, попросить отвезти её домой? О нет! Туда хотелось ещё меньше, чем в тюрьму. Вернуться больной, ограбленной и жалкой? Дать матери повод злорадно напоминать о гневе Божьем? Только не это! Разумнее всего поехать в офис и там уже подумать, что делать дальше. Оксана собралась было открыть рот, чтобы озвучить просьбу, но цыганка её опередила.
– Сейчас едем к нам, – заявила она тоном, не допускающим возражений.
– Это ещё зачем? – нахмурилась Оксана.
– Порчу снимать.
Спорить не хотелось. Правое полушарие мозга изнывало от любопытства и желания поближе познакомиться с этой женщиной. Левое же утверждало, что её непременно зазомбируют и заставят переписать всё имущество на цыганский табор. Да уже загипнотизировали! Как иначе объяснить то, что вместо того, чтобы доказывать свою невиновность, она пустилась в бега, безвольно повинуясь приказам преступницы.
– Никуда я с вами не поеду! – собрав волю в кулак, возразила Оксана. – Отвезите меня…
– Ээээ! Ты не поняла! – прервала её цыганка. – Здесь тебе не такси. Не хочешь ехать с нами – выходи и добирайся сама куда хочешь! Больше я тебя вытаскивать не буду. Отсидишь и выйдешь с чистой совестью.
– Да с чего вдруг отсижу-то? – возмутилась Оксана. – Врал всё этот губастый! Я его первый раз вижу!
– Пока они это выяснят, может пройти полгода. А они вполне могут и поверить парнишке. Ты знаешь, кто его папа?
– Кто?
– Думаешь, я знаю? – хмыкнула цыганка. – Но так нагло врать может только тот, кто уверен в своей безнаказанности.
– Значит, ты веришь, что он врал?
– А какая разница, верю я или нет? Если не врал, то тебя тем более посадят.
– Но он врал! Остановите! Выпустите меня!
– Чего ты кричишь? – пожала плечами цыганка. – Мы и так почти стоим. Выходи.
Оксана посмотрела на улицу. На синем фоне сумеречного города бушевала метель. Вылезать из уютного автомобиля не хотелось.
– Иди, иди! Мы ещё не далеко уехали, – добавила цыганка. – Тебе же ясно сказали, что после опознания тебя уже не отпустят, даже если приедут все твои родственники и подтвердят твою безупречную репутацию. А репутация твоя вовсе, как оказалось, не безупречна. Верно?
– Ты о чём?
– Твои пальчики пробили по базе и выяснили, что ты уже обвинялась в покушении на убийство.
И дело, кажется, не закрыто.
– Откуда ты знаешь? – опешила Оксана.
– Не важно! Допустим, подслушала.
– И всё-таки, что даст мне этот побег? Они знают мой адрес.
– Он даст время, чтобы снять с тебя тюремное проклятие!
Оксана отвернулась к окну и задумалась. Автомобиль вырвался из пробки и поехал с нормальной скоростью.
– Ну, так что? Едешь с нами?
– А куда мне деваться? Без денег, без одежды, без телефона?
– Ну и отлично! – улыбнулась цыганка. – Меня, кстати, Зарина зовут. Можешь звать просто Зара.
– А я Оксана. Можно позвонить?
– Конечно. Антос, достань мой сотовый из бардачка.
Дав Соне новые инструкции, Оксана откинула голову на спинку кресла и расслабилась. Автомобиль мчал по пустынной дороге, освещённой редкими фонарями. От пульсации света в окне Оксана впала в транс. В голове зазвучала музыка, и мысли начали складываться в стихи:
«Белая метель мела, мела. От метели ночь бела была. Как по краю тонкого стекла я шла. И крошился лёд под каблуком. Возле горла бился горький ком. Этот город мне знаком и не знаком. От пушистых фонарей печальный звон освещал мне путь. Мой ночной Бродвей – не явь, не сон, не проснуться, не уснуть».
Вскоре они выехали из города и поехали по тёмной извилистой дороге. Вокруг непроглядный мрак, лишь снежный вихрь в свете фар бьётся в лобовое стекло. Жутковато.
«Завела меня метель в тупик, где слетелись ведьмы на пикник. Буду им до самого утра сестра. На улыбках блики от костра, радуются – нет на мне креста, и душа моя прозрачна и проста. Снегом заметёт мой старый след, в небо новый путь. Мой ночной полёт – не явь, не бред. Не проснуться, не уснуть».
