Александра Крючкова - Верите ли Вы в призраков? (сборник)
– Нет-нет, ты всё правильно делаешь, не обращай ни на что внимания.
– Мне все говорят про какое-то письмо… – я уже не могла молчать.
– Кто ВСЕ? – удивилась Елена Владимировна.
– Андрей Викторович, вы, Оля… Она слышала…
– И Оля тоже? Как интересно… Ладно, пойду сейчас спрошу у неё.
Елена Владимировна вышла.
Я посмотрела на уже вскрытый мною конверт и вытащила из него листок белой бумаги, исписанный от руки. «Вот чёрт! Это личное, а я его распечатала!»
Я уже встала, чтобы занести письмо Андрею Викторовичу, не читая, но вспомнила, что тот ещё не приехал. Любопытство взяло надо мной верх…
«Андрей… Постарайся понять и простить меня… Сегодня был очень тяжёлый день, когда мир рухнул… Так внезапно, неожиданно… Ты знаешь, о чём я… И я не хочу об этом писать здесь и сейчас, поскольку не уверенна, что это письмо будет прочитано только тобой. Есть вещи, о которых не нужно знать всем и каждому. Пусть это останется между нами…
Я сижу на кухне и докуриваю последнюю сигарету. Это письмо придёт к тебе по почте (Интернет отключили), если соседка не забудет (я надеюсь!) отправить его завтра утром, а твоя новая секретарша не выбросит его в мусорное ведро, даже не вскрыв конверта.
Я вспоминаю день за днём. С самого начала. Всё, что было. Всё было хорошо. Именно БЫЛО. Но сегодня часы пошли в обратную сторону, и я остановлю их сама. Возможно, для тебя то, что случилось, не такая уж и большая трагедия. А для меня… Впрочем, если бы не те слова, которые ты сказал мне тогда, очень давно (помнишь?), возможно, сегодня я и смогла бы остаться…
Есть такие слова, которые, будучи произнесёнными кем-то однажды, пусть даже и без какого-либо злого умысла, навсегда остаются в сердце и медленно пожирают душу, пока, рано или поздно, от неё совсем ничего не остаётся. Прошло несколько лет, и, возможно, ты даже раскаиваешься в них. Но я не смогла забыть тех слов. Они постепенно разрастались в моей душе, как метастазы, которые уже никто не сможет остановить.
Сегодня мой мир рухнул, и всё, что будет меж нами, начиная с завтрашнего дня, – пустота и в тебе, и во мне. Поэтому я должна поставить точку сегодня, уйти, чтобы завтра не заразить тебя этой страшной, неизлечимой болезнью опустошённости. Я люблю тебя и не хочу причинять тебе боль. Теперь ты свободен, и у тебя всё будет хорошо. Я хочу, чтобы на память обо мне у тебя остались только светлые воспоминания. Но я обещаю быть рядом, приходить ко всем, кто был мне близок, и даже к тем, с кем по утрам на кухне я пила кофе и читала стихи о тебе…
Если, конечно же, там, куда я ухожу, что-то всё-таки будет…»
01 июля 2002
Дом у станции
Эта невероятная история произошла со мной много лет назад поздней осенью, когда все листья уже опали, а снега всё ещё не было. Погода стояла мерзопакостная: ветер бил в лицо, серое хмурое небо не предвещало ничего хорошего. В тот тёмный вечер я возвращалась со дня рождения знакомой, которая жила в военном городке недалеко от Москвы. Я вышла из её дома ровно в девять, её муж проводил меня до автобуса.
На автобусе до станции – всего полчаса. Я смотрела в окно и вспоминала, как когда-то, лет десять назад, мы с ней, Женькой, ходили пешком от станции до её дома через зловещие леса, которые раньше совсем не казались нам таковыми. Я вдруг подумала, что, если бы автобус сейчас сломался, я бы вряд ли решилась прогуляться до станции пешком. Лёгкий холодок пробежал по спине, но я тут же успокоилась, укутавшись в тёплый шарф, от которого приятно пахло дорогими духами.
На станции я оказалась уже около десяти. На платформе стояло человек пять, – наверное, поезд ушёл совсем недавно. По расписанию следующий должен проезжать здесь в половине одиннадцатого. Я терпеливо приготовилась ждать.
Мы жили здесь, в доме у станции, несколько лет. Я взглянула на дом и увидела едва различимый тусклый свет в одном из окошек. Воспоминания перенесли меня в детство.
* * *Хозяин дома, лет семидесяти, не вставал с кровати последние два года после паралича. Я приносила ему газеты и играла с ним в шахматы. Когда по телевизору показывали мультфильмы, он всегда звал меня, стуча костылём в стену, – как раз за той стеной, через коридор, разделяющий две половины дома, находилась моя комната. Я запомнила его очень добрым.
Его жена – баба Клава – работала на фабрике. Она прекрасно готовила. Особенно мне нравились её пироги. В хорошую погоду по выходным она устраивала для нас чаепития в беседке.
Здесь же жил и их сын Андрей – весёлый, жизнерадостный мужчина тридцати пяти лет, и его жена Люба, и их новорожденная рыжеволосая дочка Надя. Все звали её Рыжиком. Я помню, как пела ей песенки, качая её в колыбельке. Андрей любил заниматься хозяйством. Он построил большой сарай на задворках. Чего только там не было, но всё лежало в строго определённом порядке: винтик – к винтику, гвоздик – к гвоздику. Я удивлялась его аккуратности.
Да и вообще, мне нравилась эта семья, такая дружная и счастливая! Они относились к нам, как к своим родным, и позже, когда мы переехали на собственную дачу, я очень скучала по этому дому и его обитателям.
* * *Около одиннадцати кто-то сказал, что все электрички в обе стороны отменили до утра. Я отказывалась в это верить! Вокруг не было ничего, кроме пары домов и зловещего леса. Мобильных телефонов тогда не существовало, и позвонить Женьке не представлялось возможным, а в военный городок без пропуска попасть нереально.
Внезапно мне в голову пришла, на первый взгляд, очевидная мысль: почему бы не зайти в тот дом? Я была уверена, что меня хорошо встретят и оставят переночевать.
* * *Подходя ближе к дому, я стала замечать перемены: деревянный забор частично отсутствовал, старый огромный дуб кто-то спилил, дом осел, краска облезла. Раньше он казался мне таким большим и величественным, а теперь походил, скорее, на заброшенный сарай.
Я задрожала: то ли от холода, то ли от страха, а, может быть, от странного недоброго предчувствия, которое зародилось в моей душе.
Калитка распахнута настежь. Впрочем, это и не имело особого значения – теперь попасть на участок смог бы любой желающий через дыры в заборе. Я прошла по тропинке в сад. Почти все яблони спилены. Огород зарос бурьяном. Там, где раньше росла клубника, возвышалась огромная куча мусора.
В покосившейся беседке что-то скрипнуло: я увидела тощую чёрную кошку, бегущую мне навстречу. Похоже, это любимая кошка бабы Клавы – Алиска. Кошка потерлась о мои ноги и жалобно мяукнула.
Я подошла к входной двери в хозяйскую половину дома и в раздумье остановилась у крыльца. Оно совсем развалилось. Может, всё-таки вернуться?..
Я осторожно постучалась, но, так и не дождавшись ответа, дёрнула дверь на себя. Та оказалась незапертой, и я вошла в дом.
На терраске – никого. Я открыла дверь в коридор. Свет здесь не горел. Но где-то вдали, на кухне, мерцал небольшой огонёк. Скорее всего, от свечи. Я осторожно ступала в темноте, пока не добралась до кухни. И тут я застыла от удивления: на полу валялись пустые бутылки из-под спиртного, почему-то сильно пахло пылью, холодно – будто печь не топили, да и вообще, складывалось такое ощущение, что в этом доме уже давно никто не жил, и, если бы не горящая на подоконнике одинокая свеча…
В лесу завыла собака. В этот момент я уже не знала, что лучше: остаться здесь, в странном доме, или пойти пешком через зловещий лес в военный городок и умолять на КПП пустить меня переночевать в их будке, хоть как…
Мне захотелось поскорее выбежать отсюда, но внезапно кто-то окликнул меня:
– Ася…
Обернувшись, я увидела сгорбленную старуху, в которой с трудом узнала хозяйку дома, и, безумно обрадовавшись живому человеку, я чуть ли не закричала:
– Здравствуйте! Вы помните меня?!
Старуха улыбнулась и прошамкала:
– Я всегда говорила, что ты однажды вернёшься… Проходи, чего стоишь, садись… Разве что… угостить тебя нечем…
Она указала мне на пыльный стул, а сама присела в кресло-качалку у печи.
– Печку не топлю… Дрова вот закончились… Но я привыкшая… Да тут ведь только Алиска и осталась, и она скоро сдохнет… По ночам здесь собираются призраки, и мы разговариваем… И твои приходят ко мне в гости тоже… Приходят… – она как-то загадочно посмотрела на меня и причмокнула языком.
Я невольно вздрогнула и задумалась: могла ли она знать, что из всех «моих», кто жил в этом доме, в живых осталась лишь я? Хотя, вполне возможно, это Женька ей рассказала…
– Даже вот на днях, – продолжала баба Клава, – играли в шашки и тебя вспоминали. Жаловались они, что ты нас забыла совсем… А я им говорю: «Она вернётся… Обязательно… Не зря же я оставила ту половину дома нетронутой… Всё – на своих местах… Как было……. А в шашки твой дед выиграл…
Я молчала, чувствуя себя «не в своей тарелке», – слишком резкие перемены, но я всё равно была рада, что в этом доме нашёлся хоть кто-то живой, помимо меня и Алиски. Конечно, баба Клава выглядела прямо сказать «не очень» – худой и бледной, кожа да кости, невольно напоминая мне персонажей из фильмов про ведьм и вампиров. Но ведь главное – не то, как она выглядит, а то, что она жива, и что она меня помнит!
