Вера Заведеева - Быть может…
Девушка шла к станции метро «Лермонтовская», в народе именуемой, как и прежде, «Красными Воротами», и размышляла о том, как хорошо, что с этой стороны дороги тоже можно попасть на нее: через широченное Садовое, где всего два светофора на целый километр – один у Склифа, а второй как раз у метро, не очень-то перебежишь. Правда, ей не раз доводилось наблюдать попытки нетерпеливых, и многие из них заканчивались плачевно. Недавно на фонарном столбе у самого несчастливого перекрестка появился небольшой плакатик с воззванием: «На этом месте погибли двенадцать человек. Не спеши стать тринадцатым».
Она торопилась на свидание к мужу, с которым договорилась встретиться у метро «Аэропорт», чтобы наконец-то съездить туда, где строится их будущий дом. Раньше не получалось – в мыслях были одни экзамены и зачеты. Народу в вагоне метро оказалось немного, и можно было спокойно кокетничать с собой в темных окнах. Хорошо бы причесаться и подкрасить ресницы (на экзамены она ходила скорбной монахиней, чтобы не раздражать преподавательниц, коих было большинство), но здесь это делать неприлично.
Муж поджидал ее на улице у самой дороги, где выстроилась длинная вереница людей, на которых она не обратила особого внимания: «Ну стоят и стоят, мало ли зачем».
– Пойдем? Куда нам – в метро или на троллейбус? – улыбнулась она мужу, предвкушая приятное путешествие.
– На автобус, вот, уже очередь занял…
– А почему не на метро? Ты же говорил, что это где-то за «Соколом». Проедем одну остановку на метро, а там пешком прогуляемся, – предложила она.
– Нет. Нам на автобус. Вон там останавливается, – кивнул он куда-то вдаль, почти напротив МАДИ.
Простояв минут сорок, они с трудом влезли в третий автобус. Стиснутая со всех сторон, она повисла на руке мужа, не доставая ногами до пола. Раздраженные, потные, взъерошенные люди пыхтели и царапались авоськами, набитыми продуктами. Автобус, игнорируя остановки, давно миновал «Сокол» и МАИ, где работал муж, вот и мост через окружную железную дорогу проехал… Кажется, здесь еще недавно заканчивалась Москва… Куда мы едем?! Вдоль шоссе – высоченные сосны, а между ними мелькают редкие двухэтажные деревянные домишки. Впереди показался туннель, а над ним… дымящая труба пароходика. Это же канал! Она была здесь когда-то давно – в пятом классе в поход ходили!
Но за ним же начинается подмосковный городок Тушино с его знаменитым Чкаловским аэродромом! Хотя, кажется, в 60-е он уже стал Новой Москвой. Автобус повернул направо. Типичная подмосковная улица послевоенной застройки с рядами лип, как в Химках или каких-нибудь Люберцах. Наконец автобус остановился, выпустив всего лишь тройку потрепанных граждан. Свободнее в салоне от этого не стало. Она уже не смотрела с надеждой в окно: может, где-то здесь? Хотелось просто поскорее отсюда выбраться и глотнуть свежего воздуха. Кажется, закончилась и «Новая Москва»: слева заскрипел трамвай № 6, поворачивая на круг к конечной остановке. Дальше – длиннющий бетонный забор с колючей проволокой какого-то предприятия.
– Кажется, это знаменитый «500-й», – доверительно шепнул муж.
Но ей было все равно – хоть «1000-й». Вдруг справа из-за соснового леска вынырнули аккуратные финские домики с палисадниками.
– А это – коттеджи летчиков полярной авиации, – продолжал развлекать ее муж. – Здесь же их аэродром был раньше. Прямо отсюда знаменитые летчики отправлялись покорять…
– Коттеджи, аэродром… – перебила она раздраженно. – Зачем нам какая-то полярная авиация? Мы же хотели посмотреть, как строится наш дом… там… за «Соколом», как ты говорил? В Москве, а не где-то под Волоколамском!
– Потерпи немного, скоро приедем. Ну да, немного дальше, чем за «Соколом». Ну и что? Мне как раз удобно на работу будет ездить – всего-то на одном транспорте.
– А мне?! Отсюда в мой чертов НИИ на Электродную как раз к концу рабочего дня и приедешь! А из института поздно вечером как я буду сюда добираться?
– Да ерунда все это! Здесь «почтовых ящиков» с отделами информации – пруд пруди. Поменяешь свое графитовое шило на тушинское мыло, – попытался отшутиться муж, боясь взглянуть в глаза своей юной супруге, в которых застыл тихий ужас.
Вскоре их взорам предстал жуткий пейзаж, как после варварской бомбежки: огромное выпуклое поле с развороченным глиняным нутром. По краям его, будто гигантские ребра, – угадывались будущие длинные пятиэтажки, которые позже обзовут лежачими высотками. «Прямо какие-то бараки», – подумалось ей. Асфальт кончился, тормознув обессилевший старенький автобус около серой кирпичной пятиэтажки с надписью «Продукты» – как потом выяснилось, единственного на всю округу магазина. Конечная. Так и значилось на фанерке, прибитой к столбу: «Автобус № 160. Конечная».
Дальше вела пыльная разбитая бетонка: прямо пойдешь – через пару километров в лес попадешь, налево свернешь, к деревне Петрово выйдешь, а за ней – к видневшемуся на горизонте парку. Неужели это Братцево с бывшей усадьбой Строгановых-Юсуповых? Где-то там, под горой должна быть их домовая церковь Покрова Пресвятой Богородицы XVII века, насколько она помнила из курса «Истории русского искусства». Вокруг – деревни. А дальше – новая кольцевая автомобильная дорога. От новостройки до нее – чуть больше полутора километров.
Справа от деревни Петрово, повернувшейся к «новой жизни» задом – разномастными заборами своих огородов, еле теп лилась стройка: парами, на значительном удалении друг от друга, стояли будущие «дома-близнецы» из бетонных блоков – где-то два с половиной этажа, где-то три, где-то один, а где-то – лишь огромные котлованы. Казалось, будто коварная Баба-Яга оскалила свой вонючий рот: вот торчит кривой зуб, а рядом – гнилые обломки в зияющей черноте…
Им надо было свернуть налево. По дороге сновали пятитонки, разбрызгивая на ухабах жидкий бетон. Пыль стояла столбом. На зубах скрипело. В ее «шпильках» здесь делать было нечего. В сторонке от дороги прощались с жизнью чахлые былинки только недавно пробившейся травки. Заметив дыру на английской капроновой «паутинке», целых пять рублей за пару, она бросила на землю рыжий портфельчик, села на него и горько заплакала. Разве об этом она так долго мечтала, отказывая себе во всем? Муж угрюмо молчал, стоя в сторонке.
– Эй, парень! – услышала она. – Ты чо это девчонку обижаешь?
– Это не девчонка. Это моя жена…
– А, ну тогда другое дело, – усмехнулся ее непрошеный защитник в рабочей робе и заляпанных глиной резиновых сапогах. – Вы, ребята, наверное, на дом свой хотели взглянуть? Так пока смотреть не на что, приезжайте ближе к зиме, авось, до морозов успеем! Все равно по такой грязище не пройдете. А ты, красавица, не плачь: новая квартира у тебя будет – это ж какое счастье!
Осенью дом подвели под крышу и начали отделочные работы. Впереди волнительное мероприятие – жеребьевка квартир. Ее муж «вытянул» четвертый этаж, правда, без балкона на кухне. Да это не беда – вполне хватит и длинной лоджии. Жеребьевка не обошлась без «маленьких трагедий» – рыдали те, кому достался первый этаж, а около них увивались и ворковали те, кто был бы рад и такому варианту.
Постепенно она привыкла к мысли о том, что ее собственный долгожданный угол будет где-то «под Волоколамском». Все лучше, чем ютиться за занавеской на старенькой тахте в двухкомнатной квартире под придирчивым взглядом многочисленной родни мужа. Вторая поездка «на дом», хотя и была утомительной, но все же обошлась без рыданий. Молодой председатель их кооператива открыл ключом дверь подъезда и потащил будущих новоселов на крышу дома (пешком на двенадцатый этаж!) полюбоваться захватывающими видами Москвы, едва различимой в легкой дымке, и помечтать о том, как они разобьют здесь сад для совместного отдыха, посадят деревья вокруг дома и станут тут жить припеваючи одной большой дружной семьей. Потом они спустились на четвертый этаж и заглянули в «свою» маленькую квартирку – бетонную коробку с низким потолком, оклеенную незатейливыми дешевенькими обоями.
Под вечер 31 декабря, после работы, они отправились «принимать» свое новое жилье: в этот день должны были включить электричество и пустить воду, правда, только холодную. Кое-где в доме на самом деле горел свет: голые слабосильные «лампочки Ильича» рисовали причудливые тени в необжитых квартирах. Лифт в ожидании лучших для себя времен, когда новоселы, наконец, перетащат свои пожитки сами на себе, бездействовал.
Казалось, что пахнущие краской стены этого дома еще не ощутили дыхания жизни, но и здесь уже царила предновогодняя суета: по этажам деловито сновали счастливые новоселы с кастрюльками, тарелками-вилками, чашками-плошками, стаканами-рюмками, авоськами с нехитрой снедью и шампанским. По лестнице тащили свежесрубленную елку. Самые отчаянные готовились встречать здесь Новый год, несмотря на еле теплившиеся батареи и неработающие газовые плиты.
