Игорь Савельев - Zевс
Света. Света. История Светы. Когда, с расширенными от ужаса глазами, Кирилл наблюдал за феноменом смерти «ВКонтакте». Когда на твоих глазах разворачивается мрачная пляска неизвестности. Открываешь «новости». И ничего поначалу не можешь понять. Читаешь один статус, второй, третий и с нарастающей тревогой понимаешь – что-то случилось. Но эти статусы так траурно-возвышенны, и оттого – так отвратительно неконкретны, что хочется материться. Конкретнее! Четче! Что случилось?..
Потом этого знания ответа на первый вопрос «кто?» становится так много, что хочется его выблевать, вместе с трауром, который богато иллюстрирует всю твою френд-ленту, адреса-пароли-явки… Пусть все это и оказывается в итоге жестким, жестоким обманом.
Жестоким? – но разве перед тем со Светой не обошлись еще более жестоко?
– После того, что она устроила? – холодно усмехнувшись, переспросил Кирилл. – А может быть, с ней устроили?
Леха засопел. Сейчас сожмет кулаки. Сейчас.
– Слушай, может, хватит уже?! Че вы все прицепились?! С чего вы взяли, что это из-за меня? Да мало ли, что ей вообще в голову взбрело… Дура!!! Так поступать.
– Ну да, – согласился Кирилл.
Он и сам не простил ей этот фокус, этот бесчеловечный эксперимент. Когда все они уже созванивались, чтобы ехать в Елабугу на похороны, не зная толком, куда и когда приезжать.
– Идиотка…
Они сидели, и оба, нахмурившись, смотрели куда-то в простыни или в пол.
Смешно, если вдуматься.
Два взрослых мужика, обиженных, как дети.
V
Кирилл хлопнул дверью и тем, возможно, повлиял на жизнь многих еще не рожденных людей. Так, по крайней мере, считала дама в развесистой майке, тип средиземноморской блондинки, несколько распустившей себя. Кто была она здесь – осталось непонятым: при всей пышности форм беременность никак не угадывалась.
– Не хлопайте дверью! Написано же! – резко выкрикнула она в предбаннике, где люди балансировали, надевая или же снимая синие целлофановые следочки ценою в пять рублей. – На УЗИ же может отразиться! УЗИ же людям делают!..
Кирилл смиренно и даже испуганно кивнул, представив на мгновенье, как дернулись от стального удара (зачем тогда ставить в консультациях столь устрашающие двери?) тончайшие профили в светлейших полусферах; по крайней мере, не менее тонкие, чем в старинных золотых медальонах… И те, кто обувал следки, неприязненно взглянули на него. Чтобы хоть как-то скрыть неловкость, Кирилл едва ли не насильно заставлял себя раздумывать, кто же это был – врачиха или будущая мама? Профессиональный хамский драйв, с которым рявкнула на него эта знойная некогда дама, заставлял подозревать в ней врача. Яна недавно только окунулась в эту специфическую среду акушеров-гинекологов, но уже сколько историй рассказала, из которых следовало, что ни с кем здесь особо не церемонятся… С другой стороны, именно это и настораживало: «УЗИ же людям делают». Людям. А за людей, если верить все той же Яне, будущих рожениц тут как-то не считали…
Яна звонила минут пять назад: «Ну где ты, скоро?» – «Подхожу».
Яна осталась ждать его в кабинете: то ли врачихе было скучно и хотелось поболтать (такое тоже бывает), то ли она просто плохо умела писать. Вряд ли, конечно. Но как тщательно выводила каждое слово в карточке – немолодая, волосы утянуты в пучок, тело утянуто в тугой, гладкий, будто из бумаги, халат.
Здесь будто остановилось время. Разве что изредка срывалась капля в изящный фаянс раковины в углу. Китайская пытка.
– А родителей вашего любимого вы хорошо знаете?
Особенно Яну бесила неуместная манера этой врачихи говорить не «муж», не «отец ребенка», а «любимый». Может быть, далеко не все ее пациентки были замужем, поэтому соблюдался такой странный этикет; может быть, самой врачихе казалось, что так как-то душевнее… Но от чужой усушенной женщины в белом халате слышать это было странно: звучало как эвфемизм, как будто разговор происходит в кожно-венерологическом диспансере.
– Знаю, но не очень близко, – скучно отвечала Яна. Праздный разговор здесь был совершенно не к месту. Пришла, обследовалась и ушла. – Они не в Москве живут.
– А где?
«Какое тебе дело?»
– В Казани.
– М-м, – протянула врачиха, как будто это о многом ей рассказало. Помолчала, но недолго. К сожалению. – Вообще, надо хорошо знать, кто у него родители, родственники, какие у них привычки, какие это люди… Это же генетика, понимаете? Это все, в конечном итоге, воспроизведется в вашем малыше.
«Генетика». Яну бесило, что про «любимого» говорят как про мушку дрозофилу. Как про суповой набор.
– Я достаточно хорошо знаю своего мужа, – натянуто улыбнулась она. – Поверьте, с генетикой и со всем остальным там все в порядке.
– Вы в этом так уверены? – интриговала врачиха.
«Она не перешла за рамки?!»
– Вы знаете, мой муж – прекрасный человек, – начала Яна с расстановкой, как на работе. – Он прекрасный семьянин. Очень надежный человек. Не пьет. Не курит. Что еще? (Это звучало как фигура речи, но на самом деле было, конечно же: «Что тебе еще надо?») Он занимает ответственный пост. Я не сомневаюсь, что со временем он станет ведущим специалистом в целой отрасли.
Врачиха расплывалась в медовой улыбке, подперев рукой щеку. Непонятно было, чему она кивала: «Ну да, ну да», – это ирония, сомнение какое-то, что ли?..
– Скажите, зачем в этой ситуации я должна еще копаться в жизни его родителей, дедушек, бабушек?..
И тут, к счастью, пришел сам Кирилл – спасать ее; постучал, потом робко заглянул.
– Ну слава богу.
– А мы про вас говорили! – опять разулыбалась врачиха. – Маленькие женские секреты…
Они обменялись взглядами: Кирилл с недоумением, Яна с выразительным жестом бровями.
– Ну что, пошли?..
– Погодите, погодите, я еще рецепт выписываю…
Они безвольно присели.
– Так… Яна Альфредовна… Извините, а вы же немка, да?
– Нет, – Яна нервно рассмеялась. Все это ей уже надоело. – Просто мой отчим…
Но врачиха уже внимательно их разглядывала.
– Это, конечно, не мое дело, но одна моя пациентка в такой ситуации вернула себе девичью фамилию и рожала уже как Пакгаузен.
– Как что?! – перепугалась Яна; кажется, лица их с Кириллом вытянулись одинаково, как у близнецов; что это значит? что происходит?!
– Ничего. Ничего личного, – упредила врачиха, с каким-то даже сочувствием задержав взгляд на Кирилле. – Необязательно даже записывать ребенка по фамилии матери сразу при рождении. Если вы боитесь, что его будут дразнить, то пусть походит в садик с отцовской… Просто, если вы будете сохранять девичью фамилию, вы сможете без хлопот, почти автоматически, поменять ему в любой момент до достижения совершеннолетия – в пять лет, в десять… Пакгаузен так и сделала.
– Но я не немка!!! – Яна оправилась от удивления раньше мужа. – Я вообще не меняла фамилию, это и есть девичья!.. Я же вам объясняю, мой отчим…
– Учтите просто, что в случае каких-то… осложнений у нас ему будет крайне трудно уехать в Германию с русской фамилией. С немецкой, впрочем, тоже, – врачиха сняла очки. – Вы же сами наверняка везде записывались как русская? Вот этого надо было избегать, на самом деле… Немцы на это сейчас очень внимательно смотрят, все документы проверяют… Это мне рассказала Пакгаузен…
– Какие документы?! О чем вообще речь?! Пойдем, Кирилл…
Врач зачем-то саркастически смеялась.
– …Вы говорите: национальность в паспортах сейчас не пишут? Во-первых, пишут. Не в паспорте, а в карточке паспортного стола. В графе «пол». Как-нибудь будете менять документы – обратите внимание. А во-вторых, другие бумаги? Свидетельства о браке всякие…
Уже уходили, а вслед им неслось:
– Да! И имя лучше… интернациональное! А то – что это? – сейчас сплошные Дани и Матвеи, ну просто косяком пошли… Надо – Александр там или Мария…
– Гюнтер, блин…
Они почти бежали по коридорам, где тут и там были развешаны плакаты: на одних нарядные ужасы дифтерии, а на других – целомудренная мадонна целомудренно же омывала грудь кипяченой водой.
– …Пакгаузен сейчас в Ганновере! Вы слышите?!
– Что это было? – спросил Кирилл, когда они добрались до машины.
– Не знаю… Я вообще от нее в шоке… Я у нее в первый раз, моя-то на больничном…
Яна завела ее, но не тронулась, как будто прогревала, хотя опадал жаркий день и по ветровому стеклу еле ползла сваренная в духоте оса.
– Давай я поведу?
– Не-не-не, – радостно запротестовала Яна. – Даже и не думай.
– Ладно-ладно, я все равно у тебя машину отберу, когда родится малыш.
– Только попробуй!
Люди в синих следках, бредущие от больниц – как метафора потерянности. А вот у них в машине весело. Яна включила дворники на пару секунд, но обалдевшая оса никак не реагировала на то, что за стеклом.
– С анализами точно все хорошо?
– Да. Я же еще по телефону сказала.
– Я просто подумал… Я не понял, с чего она вдруг про Германию… Подумал, что вдруг, не дай бог, понадобится какое-то лечение…
