Майя Новик - Ларек
Больница скорой помощи была рядом. Не помня себя, я добежала до нее, в списках нашла фамилию, скачками поднялась на этаж…
Илья был похож на покойника. «Чепчик» из бинтов напоминал о бальзамировании. Я поняла, что он чувствует себя отвратительно не только физически, но и морально. До этого я видела его лишь мельком, и он все время был в пуховике. Сейчас я увидела его в дешевом зеленом трико, которое делало его изможденное лицо совсем белым. Его худоба приближалась к дистрофии. Наверное, он вообще ничего не ел эти месяцы. Он слабо улыбнулся, увидев меня. Это была улыбка больного ребенка. Я не удержалась и обняла его. Он не стал отстраняться, но напрягся, и я тут же отшатнулась. Я уже жалела, что пришла.
Мы сели на скамью в курилке. Илья что-то говорил, я слушала.
– А знаешь, – вдруг сказал он, – Мне все время сниться лестница на незнакомую девятиэтажку. И я знаю, что на крыше нас должны расстрелять. Первым оказываюсь я. В меня стреляют, и я падаю… падаю… падаю… и умираю. А потом начинают расстреливать следующего, и им снова оказываюсь я… И так каждую ночь… Раньше я не понимал, что на свете самое страшное… Самое страшное – это вкладывать в другого человека любовь и не получать от него никакого ответа…
– Теперь ты знаешь, что долгое время испытывала я…
Он кивнул и снова улыбнулся своей детской беззащитной улыбкой. На глазах стояли слезы…
– Я теперь одно знаю, – вдруг сказал он совсем другим тоном, – На все нужны деньги. Будут деньги, будет и любовь, и женщины, все будет.
Я хотела возразить, что любовь на деньги не купишь, но вовремя удержалась. Мою любовь, возможно, и не купишь, но его интересует вовсе не моя любовь, а любовь Вздоровой. А ее чувства меряются исключительно «зелеными»…
Потом он снова стал чужим, в глазах опустилась металлическая шторка. Я ушла.
В ларьке Слава рассказал, как было дело. Он зашел в ларек купить сигарет. На смене была одна Лена, Илья опаздывал, и она попросила Славу побыть в ларьке хотя бы до одиннадцати, пока не схлынет народ. Она боялась. Слава согласился, взял банку пива и остался. Через какое-то время пришел пьяный Илья.
– Ну пришел и пришел. Ну выпил, мало ли, что с кем бывает… Уложила бы его спать, да и дело с концом. Проблема, как будто! Нет, она начала его дергать. Илью, сама знаешь, завести, раз плюнуть. Она ему – тут ты не так делаешь, и сам ты никто, и зовут тебя никак. Он сидит, терпит. Даже я вижу – заводится. Тут мужик подошел, «Бонд» покупал. Ну подала ему Лена пачку «Бонда», что-то ему не понравилось. Он говорит, подделка, дай другую. Она дала другую. Он снова: «И это – подделка. Покажи мне блок». Тут Илья и вызверился на него, мол, бери, что дают, и проваливай. Мужик и говорит: «Ну-ка, умный, выйди. Поговорим». Илья выскакивает… Я и не заметил, что он арматурину с собой прихватил, она вот тут, у дверей, стояла… Я выскочил следом, но задержался – шапку снял, вон у кассы положил, а то снимут в драке. Пока возился, ему этой самой арматурой и приложили. Выхожу: мужики над ним стоят. Пнули его пару раз да ушли. Мне что, из-за Ильи с ними драться?
– Я посмотрел – кровищ-щи! У меня пуховик новый, так я его чуть ли не на мизинцах сюда занес, – Слава даже показал, как он нес Илью. – Лена, медик, бляха-муха, посмотрела и чуть в обморок не упала. Ладно, сбегал, вызвал «скорую». Врачиха приехала, как края раны раскрыла, заглянула туда… Тут я сам чуть в обморок не хлопнулся… Не, блин, Илья псих, это точно. И как я не углядел, что он прут этот схватил? Так, думал, дадут ему раза, да и ладно…
Этот случай выбил меня из колеи. Оказывается, Илья был несчастен, как и я! Это было целое открытие. Оказывается, ему тоже было плохо!
– Не думай ты про него! – говорила, глядя на меня, Валерия. – Илья просто умер для тебя, вот и все. Так легче: он не предавал тебя, не было никакой Леночки Вздоровой, Илья умер, его нет. Все.
Иногда она предавалась воспоминаниям о собственном разводе.
– Мне было совсем плохо. Родители зудели: мы же говорили, что все так кончится, мы же предупреждали… Сестры далеко. Подруг не было, денег тоже… Отведу Кирюшку в садик, сяду в комнате на корточки в угол и курю, курю, курю… Одну сигарету за одной. Сижу и смотрю, как дым в кольца свивается… Ни одной мысли в голове… Только одно желание – курить, курить… Даже к экстрасенсу ходила, просто так, чтобы легче стало, разговаривала с ним.
– Помогло?
– Да куда там! Только деньги последние потратила…
Однажды я прочитала, что в Англии женщина, от которой муж ушел к более молодой женщине, организовала «Клуб старых кошелок», в который входили брошенные мужьями жены. Идея меня позабавила, и я предложила Валерии в шутку организовать такой же. Тогда мне казалось, что это был бы самый большой клуб в Ангарске. Со временем его даже можно было преобразовать в политическую партию. Валерия оскорбилась.
– Это у тебя мужик ушел к молодой (Леночка была моложе меня на целых два года), мой же, наоборот, выбрал старуху. Так что мы с тобой из разных клубов!
…Между тем, время шло. Незаметно прошел Новый год, который пришелся на нашу смену. Мы выпили с Гордым и с его друзьями бутылку ежевичного ликера и посмотрели, как за ларьком народ пускал фейерверки.
Несколько раз в ларек приезжал Вадим. Он видел Гордого и не решался подойти, заговорить со мной. Я тоже не делала никаких попыток с ним сблизиться. Он мне не нравился.
Незаметно минул январь, подошел к концу февраль… За это время Лена успела наставить Илье рога: в ларек начал заглядывать знакомый Валерии, музыкант Володя. К музыкантам Леночка питала давнюю слабость, и Илья верной собачкой дежурил в ларьке, пока она раскатывала с Володей на его машине.
Ломакин оформил развод и в срочном порядке подал заявление в загс со Светланой: она ждала ребенка. Приближался и мой развод. Я долго думала, как себя вести во время этого ответственного мероприятия. Наряжаться не хотелось, еще подумает, что я стараюсь ему понравиться, да и не в моем это вкусе, а, скорее, во вкусе Леночки.
Я поняла, что в то время, когда мы с Ильей познакомились, я по-своему его обманула. Все дело в том, что наряжаться, цеплять на себя колечки, сережки и прочую дребедень, которая так сводит с ума мужчин – это не мое. Мое – это старые, удобные джинсы, это мягкие кроссовки, это теплый джемпер и спортивная куртка. Все остальное – не я. Нет, я обожаю дорогие, стильные вещи, нет ничего эффектнее, чем раз в году надеть чулки, дорогое белье и потрясающее, дорогое, красивое платье, которое подчеркивает все достоинства, и на банкете или вечеринке ловить восхищенные взгляды тех мужчин, которые и не подозревали, что под джинсами и футболками кроется нечто интригующее.
Для меня это до сих пор, как глоток ледяной воды среди пустыни, когда на сотни миль вокруг все выжжено солнцем, а ты сидишь в оазисе и наслаждаешься всеми дарами жизни.
Так вот все знакомые женщины, обнаруживая, что любой другой одежде я предпочитаю джинсы, приходили от этого в священный ужас и в меру своих способностей начинали меня преображать. Чаще всего их слабые попытки разбивались о мою неприступность, и стащить с меня джемпер, в который я влезла полгода назад, было невозможно, но иногда их посягательства на мой образ носили настолько затяжной характер, что мне волей неволей приходилось уступать.
Таким образом, к двадцати годам я приобрела довольно большую коллекцию юбочек, костюмчиков, туфелек и сумочек и запросто могла сойти за модницу. Тут я и познакомилась с Ильей. После того, как я переоделась в третий раз, он онемел, а после седьмого наряда окончательно потерял голову. Выйдя за него замуж, я вдруг поняла, что бегать по городу, реализуя бесчисленные партии часов, гораздо удобнее в старых, любимых джинсах и к собственной радости собрала в кучу все свои наряды и похоронила их в самом дальнем отделе гардероба.
Илья пытался слабо протестовать, но я, как говорится, «не прониклась». Зря или не зря, это уже совсем другой вопрос. Мне все кажется, что не зря, потому что самое главное в жизни – это быть самим собой, а с Ильей мне это не удавалось. Хотя нет. Быть собой мне удавалось хотя бы частично, а вот быть при этом счастливой – нет.
Поэтому наряжаться мне не хотелось совершенно. Я просто запаслась фруктами и купила бутылку вина – мне казалось, что без алкогольного допинга я могу натворить глупостей.
В день развода Илья пришел трезвым. Мы натянуто поздоровались, потом вместе позавтракали. Мне непременно хотелось, чтобы он в последний раз позавтракал в этой квартире, потом отправились в ЗАГС. Илья нервничал, чуть не поругался с тетушками, стоявшими в очереди впереди нас. Я с юмором за этим наблюдала.
Нам выдали свидетельства о разводе, паспорта с печатями, мы спустились вниз и вышли на улицу. Нашей семьи больше не существовало даже на бумаге. Илья суетился, решил сыграть в джентльмена, остановил такси и вдруг сообразил, что он сможет «по пути», то есть бесплатно, доехать до своего дома. Я отказала ему в этой малости, и он, очень недовольный и желчный, пошел прочь от машины. Я села в такси и поехала к Валерии – «праздновать». Грустный это был праздник.
