Елена Чижова - Планета грибов
– Там, на той стороне, – продавец махнул рукой. – Вообще-то лучше пораньше, часов в девять, – сунул в карман рулетку. – Или в восемь. Чурки рано приходят. В девять – это белорусы.
– Думаете, сейчас бесполезно? – На той стороне дороги никого не было: ни славян, ни азиатов.
– Попробуйте. Подождите, вдруг снова появятся…
Перейдя дорогу, он сел на камень: «Придут. Кто-то же должен… Это их работа…»
На его участке тоже лежал камень. В свое время отец пытался вывернуть, делал глубокие подкопы. Кажется, единственный случай, когда родители не довели дело до конца. В этой местности огромные валуны попадались часто. Отец говорил: остались с ледникового периода, миллионы лет лежали в земле. Потом что-то сдвинулось, глубинные пласты зашевелились и выдавили на поверхность.
Сидел, поглядывая в небо: голубой купол твердел на глазах. Через час, когда от нежной утренней дымки не осталось следа, встал и побрел обратно, прикидывая, сколько потерял времени: с учетом магазина – зайти за молоком и хлебом, – два с половиной часа. Впереди, за соснами, вкоренившимися в песчаный склон, уже голубело озеро – маленькое, но глубокое. Местные называли блюдечком, на самом деле – омут: глубина метров семнадцать-восемнадцать. Здесь он никогда не купался, если не считать того раза, давно, сразу после вступительных экзаменов. Шел от станции, предвкушая, как скажет родителям, небрежно: «Ага, поступил». Вдруг, будто дернул черт: сбежал по песчаному склону. Поплыл, загребая и отфыркиваясь, радуясь несомненной победе: восемь человек на место, это вам не какой-нибудь технический… Филфак Государственного университета им. Жданова. Немецкое отделение. С его-то немецким. По тем временам средний школьный уровень. На репетиторов у родителей денег не было, впрочем, если бы и были… Родители говорили: в нашей стране за знания не платят. Занимайся, и всё получится. Самое удивительное – действительно получилось, несмотря на то что многие, с кем сдавал в одной группе, немецкий знали куда лучше. Видимо, срезались на других экзаменах. Особенно много двоек выставили за сочинение. Он получил пятерку…
Метрах в десяти от берега правую ногу свело. Забил руками, пытаясь превозмочь судорогу. Отчаянным рывком повернул назад.
Это пришло на берегу, когда сидел на жаркой песчаной кочке, растирая ноющую икру. Дети резвились у кромки, мальчишки ныряли с мостков. Всё как будто по-прежнему, но что-то нарушилось. Оборвалось.
Родители стояли на крыльце. «Я поступил». Наверняка заахали, а как иначе, но он этого не запомнил, потому что сразу поднялся на чердак. Скрылся в верхней комнате, которую уже тогда считал своей.
Часа через два мать подошла к лестнице: «Иди ужинать. Я на стол собрала».
Вдруг почувствовал отчуждение, холодное. Сидел, нахохлившись, повторяя дурацкое слово: собрала, собрала. Сколько лет прожили в Ленинграде, получили высшее образование, а говорят как у себя в деревне. Хотелось крикнуть: не собрала, а накрыла! Ответил: не хочу.
«Не хочет. Устал». – «Ну, пусть отдыхает». Родители разговаривали под окном. В вечернем воздухе их голоса звучали надтреснутыми колокольчиками.
Думал: нет, не устал, я не отдыхаю. Мне надо дождаться, ни на что не отвлекаясь, а иначе это уйдет, достанется кому-то другому.
Среди ночи будто что-то толкнуло. Сел, отбросив старое одеяло. Сгорбившись, переживал сильное, похожее на откровение: дело не в том, что мог умереть. В конце концов, все умирают. Это другое. Понял, точнее, сформулировал: «Бессмертья нет. Кончилось. Сегодня».
Будто его поступление стало чем-то вроде грехопадения, хотя какое отношение университетские экзамены имеют к греху? Занимался и поступил.
Потом, позже, когда прочел Библию, нашел правильные слова: той ночью пережил что-то вроде изгнания из рая. Почувствовал на своей собственной шкуре, словно, не имея понятия о первоисточнике, примерил на себя костюм Адама, уходившего из Эдемского сада – в другое пространство, которое называется взрослой жизнью, где надо действовать самостоятельно, не полагаясь на Отца. На свой страх и риск, вопреки родительскому опыту.
Под утро, вдруг проснувшись, пережил еще одну истину: природа, кем бы ни была создана, чужая враждебная сила – бездушный омут, куда рано или поздно…
– Вы не с горки? Свежий хлеб привезли?
Он обернулся и узнал вчерашнюю тетку.
– Нет, я из ДЭКа, – ответил машинально и тут только сообразил: собирался зайти в магазин за молоком и хлебом, а пошел совсем в другую сторону. Придется делать крюк.
– Так привезли или нет?..
«Все-таки интересно, кто из нас сумасшедший?» – дойдя до колодца, свернул направо. Ноги вязли в глубоком песке. С тех пор как верхнюю дорогу заасфальтировали, здесь машины ездили редко. Шел, тяжело дыша, с трудом переставляя ноги, будто хлеб, который нормальные люди покупают в магазине, в его случае приходится зарабатывать в поте лица.
«Работа – мой хлеб, – снова чувствовал отчуждение, но на этот раз не к родителям. – Я же всегда, всегда его поддерживал… С самого начала…»
Нынешний главный редактор пришел в девяносто восьмом. Издательство дышало на ладан: после дефолта прежний всё бросил и уехал к дочери в Израиль. Незадолго до отъезда собрал ближайших сотрудников, с кем начинали в конце восьмидесятых. Просил прощения, говорят, даже заплакал. Потом представил преемника. Сперва приняли в штыки: чужак, не нашего круга. Ходили слухи, будто из торгашей. Среди редакторов пошли разговоры: надо искать другую работу, причем срочно. Многие ушли. Новый главный обещал, что пожалеют. Через год, когда нашелся спонсор (какой-то деятель из правящей партии – предшественницы «Единой России»), кое-кто просился обратно. Главный отказал, назвав предателями и перебежчиками. На совещаниях рассказывал о ближайших планах. Теперь в них фигурировали тематические серии: женские романы, триллеры из бандитской жизни. Отдельная серия – фэнтези.
Все эти бури в стакане воды прошли мимо него. Работал, не особенно задумываясь. Издательская политика – не его дело. Жил в своем собственном мире, в котором существуют исключительно книги: его дело – переводить.
Почти совсем задохнувшись, он выбрался на асфальтовую дорогу. Потопал на одном месте, отрясая песок: «Разговор – рабочий момент…» – Трудно подобрать слова, чтобы объяснить это чувство, будто спустили с неба на землю. Прежний мир рухнул. Надо строить новый… Весь вопрос – как?.. —
* * *Она притормаживает, прикидывая, где бы припарковаться. Останавливается под соснами, в теньке. На часах половина двенадцатого, а жара как в пекле. Этим летом действительно что-то странное. Нещадное солнце, но в то же время как будто тянет холодком. «Неужели заболеваю?..» – идет к калитке, все еще чувствуя легкий озноб. По уму, хорошо бы смерить температуру, но, во-первых, где искать градусник?.. А во-вторых…
«Всё. Никаких болезней. Найти плитку, проверить холодильник…»
Электрическая плитка нашлась в родительской кровати, завернутая в старый плед. Скорее всего – мать: завернула, спрятала под подушку. «Во всяком случае, не я. Я бы сперва отмыла, отшкурила конфорки…» – ведет пальцем, чувствуя пригорелые неровности и, не особенно надеясь, сует вилку в розетку. На передней панели вспыхивает желтоватый огонек. Гаснет, снова загорается, будто собираясь с силами.
– Давай, давай! – торопит или подбадривает, положив руки на конфорки, – жрец, совершающий ритуал оживления. Ладони чувствуют тепло. – Молодец. Теперь – сама.
Еще не открыв дверцу холодильника, уловила слабое дребезжание: оказывается, уже работает. Не вынули вилку из розетки. Просто отключили рубильник, обесточив дом.
Внутренние стенки пошли черноватыми пятнами. Поскребла ногтем: «Грибок. Водой не отмоешь. Господи, о чем я?» – захлопывает дверцу. Надо достать продукты. Но сперва – включить воду.
Не доходя до калитки, сворачивает в травяные заросли. Нагнувшись, нащупывает вентиль, подернутый ржавчиной. Голыми руками не провернуть. «Капнуть масла. В канистре, в багажнике. Хорошо, что не выбросила. Сунуть металлический прут».
На ходу, краем глаза отмечает: мужик. Вошел в соседскую калитку. Во всяком случае, ближайшие соседи здесь.
Темная лужица, натекшая под вентиль, не уходит в землю. Продев прут в ушко, наваливается, чувствуя: пошло. Из трубы доносится слабое шипение. Вода выбивает воздушную пробку. Она вонзает прут в землю: понадобится, чтобы закрыть.
Водопровод работает исправно. Когда-то давно ее бы это обрадовало – очередная победа над материальным миром. Теперь этот мир раз и навсегда побежден. В сущности, вопрос денег. Деньги у нее есть. Во всяком случае, в тех масштабах, которые требуются, чтобы обуздать стихию обыденности. Если б вентиль не повернулся, позвонила бы в Репино. Прораб прислал бы людей…
На меже между родительским и соседним участком лежат штабеля бревен, укрытые рубероидом. «Зачем?.. Собирались что-то строить?» Теперь это не имеет значения. Если не погнили, надо предложить соседям. Не за деньги – просто отдать.
