Александр Солин - Неон, она и не он
– Димочка, я дура, я распоследняя дура! Я так тебя ненавидела, так ненавидела! Я в тот день и правда хотела тебе изменить, но не смогла, мой хороший, не смогла, потому что поняла, что люблю тебя!
И заплакав в голос, она уткнулась ему в плечо, повторяя:
– Верь мне, Димочка, верь, я никогда тебе не изменяла, никогда!
– Я знаю, моя родная, знаю, не плачь! – утешал он ее мягким глубоким голосом.
– И еще я боялась, что ты сгоряча наделаешь глупостей! – заикаясь от слез, проговорила она.
– Глупая моя, ну что ты такое говоришь! Ну как бы я без тебя стал жить! Ну не плачь, моя родная, не плачь! – гладил он ее по голове.
Она вдруг вскинула голову и, глядя ему в глаза, отчетливо сказала:
– Я хочу тебе признаться… Я еще никому и никогда в этом не признавалась… Никто не знает, никто…
Размазав тыльной стороной ладони по щекам слезы, она помедлила и, запинаясь, стеснительно произнесла:
– Ведь я до тебя… ни с кем и никогда… не испытывала… оргазм… Даже с Володей… Была, как рыба холодная и бесчувственная…
И дальше, горячо и сбивчиво, торопясь закидать ворохом слов былую принадлежность другим самцам; спеша похоронить и сравнять с землей нагую, отданную другим мужчинам часть своей жизни, так бездумно и бездарно потраченную:
– И только ты меня разбудил, понимаешь, только ты! Я только с тобой узнала, что это такое, понимаешь! Только с тобой поняла, что значит быть настоящей женщиной! А это значит, что ты и есть мой первый мужчина, мой самый первый мужчина в жизни, самый настоящий и самый любимый, только мой, только для меня! Ведь так, ведь правда, Димочка?
– Правда, – сказал он, – правда, моя любимая: первый и последний…
– И последний, конечно, последний! – со счастливой мокрой улыбкой говорила она. – Знаешь, я уже две с лишним недели не пью таблетки, и я не хочу больше ждать никакой свадьбы, я тоже хочу девочку, и как только ты сможешь…
– Я смогу, Наташенька, смогу, сегодня же смогу… – перебил он ее.
– Не сегодня, нет… Мы сейчас придем, и я тебя уложу, прижму к себе, и ты заснешь… Я дам тебе силы, и ты поправишься…
Она обхватила его и прижалась слезами к его щеке, бормоча:
– Милый мой, родной, любимый Митенька!
Соглядатаи-фонари, вытянув угодливые шеи с бледными лицами, завистливо прислушивались к их счастливым бурным словам, которыми они приветствовали то редкое, настоящее и прекрасное, что их теперь соединяло.
Он сказал:
– Я собрался покупать для нас дом в Испании, но если ты хочешь, мы останемся здесь…
– Димочка, я поеду с тобой, куда скажешь, хоть на край света! – горячо воскликнула она, провозглашая с христианских небес анафему стране, которая так зверски обходится с ее любимыми мужчинами.
Она снова обхватила его, и они застыли, украшая собою безмолвную, униженную неоном панель: он, привалившись спиной к стене и подтянув ноги, она сбоку на коленях, прижавшись щекой к его щеке. Он уже чувствовал в себе силы встать, но продолжал сидеть, захваченный восхитительным моментом слияния воплотившихся грез с его избитым ликующим существом.
– Пойдем, – наконец решился он. – Помоги мне…
– Ты мой рыцарь, ты мой верный любимый рыцарь… – говорила она, помогая ему подняться.
Он поднялся, выпрямился и стоял некоторое время на нетвердых ногах, прислонясь к стене и справляясь с головокружением. Она подставила ему плечи, он обнял ее, и они, слившись в одно израненное целое, побрели туда, где в самом дальнем ящике стола среди вороха теперь уже ненужных фотографий корчился не то от смеха, не то от рыданий злой гений их любви – самонадеянный правитель заплечного мира, гипсовый глашатай лживых посулов, бессильный демон бесплодных потрясений, косноязычный посредник подземных российских колдунов, отныне и навсегда утративших над ними власть…
Санкт-ПетербургСентябрь 2011 г.
