Валерий Бардаш - Пробуждение
Он уже съезжал с магистрали несколько раз и останавливался. Первый раз возле речки с прозрачной водой, недалеко от роскошных садов. На походном столике под большим деревом выросли груды ранних яблок, переспелой черешни и жёстких персиков. Мыл их в быстрой воде и ел с аппетитом. Ночью шум реки приносил успокаивающее ощущение полноты и отдалённости мира. Днём он купался в освежающей воде. Лето. Лето приносит ощущение свободы. Зачем далеко ехать?
В другой раз они заночевали на смотровой площадке вблизи длинного перевала. Проводили и встретили солнце. Солнце у нас на всех одно. Ненужно двух. Одного хватит на всех. Чудо из чудес. Чужеродное и совершенно родное. Круглое, нестерпимое солнце. Он смотрел на него сквозь свои самые тёмные очки. Оно задержалось в его голове маленьким пятном на всю ночь.
Первые несколько дней дороги он регулярно смотрел в боковое зеркало. Никто за ними не ехал. Не будут гоняться. Не их стиль. Дождутся, когда сам вернусь. Знают, что вернусь. Никуда не денусь. От них.
Нечего мне там больше делать. Закрытая страница. Самая длинная, единственная страница моей жизни. Длиннущая. Давно нужно было закрыть. Начать новую. Давно нужно было сделать. Знать бы только как. Вот так. Сесть в машину и поехать на запад. А что там? Там запад. Ты там уже был, уже видел. Не как хозяин. Чудеса мира. Куда от них деться? Их нужно хотеть, если мечтаешь быть хозяином. Для того они и есть, чтобы их хотели. Сильно хотели. Больше всего на свете. Они не оставят в покое, если их не хотят. Они таких не любят. Никогда не оставят в покое. Если не хочешь быть нашим хозяином, уступи место другому. Не занимай пространство, не дыши нашим воздухом, не пей нашу воду. Нам не нужны попутчики, товарищи по несчастью. Так мы сами можем.
Не могу. Не хочу. Только глупцы живут желаниями. Только они ничего не видят вокруг себя. Что позади вас, что за туманом, что в истоке? Ничего. Только глупцы гоняются за миражами. Вы сами ничто больше. Просто миражи.
Я желаю быть оставленным в покое. Это моя новая страница. В ней вас нет. Никого нет. В ней есть кусок мяса. В ней будет не хватать куска мяса. Есть силиконовые сиськи, силиконовые зады и губы. Есть солнце, свежий воздух и прозрачная вода. И свобода. В ней должна быть непременно свобода. Самая большая редкость в мире. Если её нет, то я лучше стану большим одиноким камнем. Как этот вот. Скоро должны показаться большие горы. Это всегда хорошо.
* * *Он не подумал о ботинках. Для троп. Каменистых горных троп. Тропа, широкая и вытоптанная, вызывала мысли о подходящей обуви. Хотя и началась совершенно безобидно – утоптанная, благоустроенная дорожка сразу после мостика через горную реку, местами даже с вырубленными и укреплёнными ступеньками. Однако было в ней что-то уже безошибочно горное. Даже для неопытных глаз. Возможно, что оглушающий шум и свирепость реки наводили на такие мысли. Он отметил её силу, когда переходил через шаткий мостик. Его внимание было обращено вперёд. С первых минут пробуждения.
Он добрался до лагеря в полной темноте после долгих блужданий. Блуждания начались с того, что он повернул не в то ущелье и понял это, только когда кончилась дорога. Пришлось возвращаться. Выезжая из ущелья, он почему-то опять повернул не в ту сторону и тоже не сразу сообразил. Его мысли были где-то в других местах вчера вечером. Развернувшись, он ещё раз чуть-чуть не промахнулся с ущельем, в этот раз по причине темноты. Луна почему-то отсутствовала. Во время долгого подъёма он не был уверен, что едет правильно, и обрадовался, когда увидел ворота с вывеской.
Он запарковался прямо на дороге, поужинал, налил себе рюмку коньяка по причине холодного воздуха и вышел на улицу. Появились звёзды. Множество звёзд. Он вглядывался в тёмные очертания вокруг. Путеводитель обещал незабываемые виды. Он долго смаковал свою рюмку, сидя на раскладном стуле, пока не почувствовал сильную усталость. Захотелось ещё одной рюмки, он ругал себя за то, что не захватил сразу бутылку. Вставать со стула не было сил. Он смотрел на звёздное небо.
Есть что-то в сильной усталости. После длинного тяжёлого дня. Это у мира хорошо получается. Это он иногда умеет. Утомить тело, расслабить, замедлить мозг. Не чрезмерно, но сильно. Без такой усталости не задуматься никогда человеку о счастье. С чего бы? Больше такой мысли неоткуда появиться. О счастье. Но устань сильно, чтобы замедлились мысли, и одна из них вдруг потеряет свою силу. Они всегда быстрые и неудержимые, тревожные. Как мир. Замедли одну из них, и она вдруг совсем перестанет быть тревожной. Обычная мысль, только замедленная.
Приятная усталость длинного, тяжёлого дня. Перед погружением в сон, после сытного ужина и рюмки коньяка. Когда легче верится в чудеса мира. Когда появляются мысли о счастье. Древние мысли о счастье, образовавшиеся в первый раз в уставшей после тяжелого дня голове. Из замедленной, потерявшей форму обычной тревожной мысли. Тогда-то она и появилась – мысль о счастье. Откуда ещё? С тех пор обитает в головах. Из поколения в поколение. Беспомощная мысль о счастье. Бывшая тревожная мысль. В сильно уставших после долгого дня головах. Когда легче верится в чудеса мира. Он пошёл спать.
Утром его ожидало настоящее чудо. Он не отрывал от него глаз. Макушка высокого белого пикав глубине ущелья. Куда ведёт его тропа. Он отправился в дорогу сразу после спешного завтрака. Он старался смотреть под ноги, но широкая тропа не требовала пока много внимания.
Он никогда ещё не был в горах. В настоящих горах. Хотя знал, что такое скалы. Они облазили все скальные выходы возле их дома. Их первого дома. Множество выходов, коротких и длинных. Им не разрешалось к ним подходить. В этом приключении они были на равных. Почти на равных. Он лазил лучше брата. Он знал, что лазил лучше. Но никогда не услышал признания. Наоборот. Но в признании почти нет необходимости, когда соперник всегда позади. Это было непросто, но он лазил лучше. И радовался, что ещё столько скал, которые нужно покорить. Когда они были на равных.
После развилки тропа сузилась, стала круче и более каменистой. Он тяжело дышал и потел. Вершина временно скрылась за гребнями, утихла внизу удалившаяся речка. Он слышал своё дыхание, проскальзывающие кроссовки. И мысли. Приглушённые шумом дыхания и проскальзывающих кроссовок. Мысли возвращались к вершине, одинокому белому пику, закрытому крутым склоном впереди. Он не знал, зачем идёт туда.
Окружение становилось всё менее привычным. Он касался руками острых углов скал незнакомых ему пород и форм. Чувствовал усиливающийся холод спускающегося сверху ветерка, нарастающую силу солнца. Признаки приближения вершины, к которой он шёл не останавливаясь уже много часов.
Крутая тропа вывела в небольшую долинку с молчаливым ручьём и зелёной травой. Он остановился отдохнуть на больших тёплых камнях, обтекаемых прозрачной тихой водой. В карманах куртки нашлось два пакета с орехами и две шоколадки. Он съел одну шоколадку. После этого снял кроссовки и носки и помыл в холодной воде ноги.
Только острая верхняя часть вершины была белая. Широкая нижняя часть, открывшаяся из долинки, загораживала всё ущелье. Гора потеряла изящную остроконечность. Огромная тёмная масса скал с высокой белой шапкой. Он не знал, почему он хочет туда. Он надел носки и кроссовки.
Долинка упёрлась в ещё один крутой каменистый склон, по которому стекал быстрый ручей. Он стал подниматься по узкой, но хорошо различимой тропе. После этого крутые склоны чередовались с тихими долинками, гора то приближалась, то удалялась. Он уже основательно устал, но не думал о том, чтобы повернуть назад.
Солнце перевалило зенит, когда за поворотом ущелья он увидел вдали очертания цирка горы. Оттуда приходил лёгкий холодный ветерок. В воздухе стояли незнакомые запахи.
Ещё через два часа, совершенно усталый, он неожиданно увидел хижину среди камней. В стороне от тропы. Он вполне мог бы пройти мимо, не заметив её, если бы не оказался у развилки. Нижняя тропа указывала в сторону хижины. После некоторого раздумья он пошёл по ней.
Войдя в хижину, он осмотрелся и развалился на одном из лежаков, продолжая разглядывать вершину через мутноватое стекло одного из трёх маленьких окон. Он вспомнил, что хижина упоминается в путеводителе как базовая ночёвка перед восхождением на вершину. По-прежнему яркое солнце уже меняло свои краски и готовилось покинуть ущелье. Он задремал в теплом воздухе залитой светом хижины. Усталость длинного, тяжёлого дня. По лицу блуждала улыбка.
Проснувшись, он обнаружил очаг, газовую горелку, котелок и вышел за водой к ручью неподалеку. Зашедшее солнце окрашивало кусок неба за высоким гребнем. Стало холодно, начерпав воды, он поспешил в тепло хижины, вскипятил воду на горелке, нашёл чай, мясные консервы и галеты. После ужина он вспомнил о бутылке коньяка внизу. У очага лежали дрова, но решил не разжигать огонь. Принесены с самого низа. Для более серьёзного случая.
