Гаяне Аветисян - Танго вдвоем
– Послушай, Нино, а ты красивая.
– Знаю. Да и ты вроде ничего.
XЧерез неделю я уезжал в Германию, и мне снова захотелось увидеть дом на улице Бюзанда. Меня не оставляло тревожное предчувствие, что в следующий свой приезд вместо старого дома я увижу огромный вырытый котлован. Для своего визита я выбрал вечернее время, когда улицы становятся немноголюдными. День выдался дождливым, тяжелые тучи обещали грозу, но я все же решил не откладывать свой визит.
Поднявшись по деревянной лестнице и открыв скрипучую дверь, я вошел в полупустую квартиру. Темные, наглухо закрытые шторы, делали комнату непривычно мрачной. Я открыл окно, чтобы впустить немного вечерней прохлады и зажег свечи, стоящие на рояле. Картины Васнецова, как и коллекции редких пластинок, на прежнем месте не оказалось. Рядом с проигрывателем лежала единственная пластинка. Я осторожно взял ее. Это было старое аргентинское танго. Не зная, чем себя занять, я решил послушать давно забытую мелодию и, поставив пластинку, встал возле открытого окна. Как только заиграла тягучая бандеона, свечи, горящие на рояле, потухли. Ненастье, видимо, разгулялось не на шутку, так как от сильного ветра с шумом закрылось окно, и комнату озарила яркая вспышка молнии. То, что случилось потом, можно было назвать легким помутнением сознания, так как я оказался в другом измерении и как бы со стороны наблюдал и чувствовал то, что происходило со мной. Так бывает во сне.
Я танцевал на ярко-освещенной поляне, явно ощущая прикосновение чьих-то тонких прохладных рук и нежный цветочный аромат, как от пролитой капельки дамского парфюма. Я не видел лица своей партнерши, но успел разглядеть абсолютно роскошное чуть прозрачное платье изумрудного цвета, покрытое сверкающими кристаллами. Они притягивали будто магнит. Я не мог ни остановиться, ни заговорить. Я вел ее по всем правилам танго, легко выполняя повороты и шаги, что само по себе было странным – в реальности я запутался бы уже на втором повороте. Она танцевала волшебно, чуть касаясь моих ног острием туфель. Когда ее тонкий каблучок опустился на мой ботинок, я вдруг увидел причудливые серьги-шандельеры с белой и темной жемчужинами и зеленым аметистом. Кто эта женщина? Неужели она? Несмотря на яркий солнечный свет, я так и не смог увидеть лица незнакомки, так как она очень ловко прятала его в резких поворотах головы. Мелодия проникала внутрь меня самого, и то, что происходило с нами можно было назвать необычным флиртом. Это был танец-обещание.
Только я подумал об Эмми, как картинка исчезла. Я стоял возле закрытого окна. «Что это со мной?» – подумал я. Галлюцинация? Что за чертовщина? Я очень пожалел, что пришел один. Будучи абсолютно несуеверным, мне все же показалось, что в комнате кто-то прячется. Я не мог больше оставаться ни минуты и, наспех закрыв двери, спустился вниз.
Мне не хотелось возвращаться домой, и я остановил машину возле зеленого сквера. Сквер был абсолютно пуст, видимо, сильный ливень разогнал последних прохожих. Я остался в машине, не переставая думать об Эмми Адамс. Трудно было вообразить, что я когда-либо окажусь во власти танца. То, от чего я так старательно убегал, настигло меня в доме, который в скором времени исчезнет навсегда. Как же я был близорук, когда иронизировал, когда посмеивался над бедным Генри. Я никак не мог понять, зачем ему все эти поиски. Тот кусочек счастья, который пригрезился ему в детстве – следы босых ног на горячем песке и волнующий ритм танца – он отчаянно пытался вернуть. Что за блажь такая? Я вдруг осознал простую истину. Генри не мог идти рядом с Эмми Адамс и, чтобы не потерять ее, выбрал путь, идущий вслед.
Не знаю, сколько бы мне пришлось просидеть так в машине, если бы не звонок мобильника. Звонила Мари.
– Привет! Ты где? – спросила она.
– Я? Как где? Дома, конечно, – соврал я.
– Ты настоящий враль. Зачем ты придумал эту дурацкую историю про пиратов? Серьга принадлежала не принцессе. Теперь я это точно знаю, – голос Мари казался строгим.
– И я знаю, – ответил я невозмутимым тоном.
– Ты не обижен на меня, Крис? Я отдала твой подарок Генри. Он так счастлив, – сказала она уже мягче.
– Я подарю тебе другой и тоже с интересной историей, – попытался отшутиться я.
– Да, история классная. И все ведь началось с танго. Ты помнишь, что говорил Фрэнк?
– Фрэнк? – я стал считать до десяти, чтобы не сорваться. Мне не хотелось ссориться с Мари.
– Фрэнк говорил: «Танго – великий танец. Это не жизнь. Если ошибся, танцуй дальше» – произнесла она заученную фразу.
Я ничего ей не ответил. В этой истории я постоянно ошибался во всех своих предположениях, и только сегодня, танцуя в старом заброшенном доме, я ни разу не ошибся. Вероятно, это и было настоящее танго, когда действительность кажется галлюцинацией. И если бы можно было повернуть время вспять, я стал бы самым послушным учеником танго, в котором, уверен, главное не шаги, как мне когда-то казалось.
В телефонной трубке раздались гудки, вероятно, Мари не дождалась, пока я досчитаю до десяти. Я совершенно не расстроился и твердо решил, что по возвращению из Германии съезжу в Душети и приглашу Нино в Татев. В Зангезурских горах я подарю ей огромную охапку полевых цветов – лилий, васильков, колокольчиков. Мы будем бродить по горным тропинкам, окруженные тем спокойствием и счастьем, которые остались в памяти Эмми.
Бархатный дождь
Запах ее шелковых волос стал частью его жизни с первого дня знакомства.
В то весеннее утро дождь, слегка накрапывая, заставлял прохожих раскрывать черные зонты или вставать под навес. У нее не было зонта, и она, зажмурив глаза, смело подставила лицо навстречу мартовскому дождю. Дождь весело барабанил по пушистым ресницам и, стекая по щекам, исчезал за кромку бархатного воротничка.
Он не сразу увидел девушку с зажмуренными глазами, а только тогда, когда впереди идущие машины стали поочередно тормозить. Его новенький «Опель» послушно встал в шеренгу разноцветных машин. От нечего делать он стал смотреть по сторонам и увидел девушку, стоящую без зонта прямо напротив своей машины. Странное поведение делало ее непохожей на остальных, и он, из любопытства, стал разглядывать ее.
Почувствовав пристальный взгляд, она улыбнулась, как улыбнулась бы своему давнему другу. Он не стал улыбаться в ответ, а только приоткрыл дверцу машины. Черные зонты, стоящие рядом, чуть приподнялись, но девушка успела впорхнуть и сесть на переднее сиденье, прежде чем закрылась дверца машины.
Она сидела совсем близко, и можно было разглядеть ее профиль, но он не стал этого делать, а только прислонился к сиденью, протянув руку вдоль бархатного воротничка, чтобы проверить, хорошо ли закрыта дверца. Он нечаянно прикоснулся к мокрым волосам, почувствовав нежный запах весны. Ему показалось, что он везет не девушку с остановки, смело мокнущую под дождем, а целую охапку весенних полевых цветов. Так он узнал, как пахнут ее волосы.
Возле метро девушка попросила притормозить и, поблагодарив его кивком головы, выпорхнула из машины. Он не спросил ее имени, но память о шелковых волосах не давала ему забыть ее в течение последующих дней, пока они снова не встретились.
Он не был мечтателем из тех, кто свою мечту превращает в грустную иллюзию; и поэтому для первой встречи выбрал уютное кафе на втором этаже старой гостиницы. Гостиница обычно пустовала из-за неприглядного вида и отсутствия современных удобств, чего нельзя было сказать о маленьком кафе, где на горячем песке выстраивались чашки с горьким кофе. Здесь продавались лучшие пирожные в городе. Их выпекала пожилая женщина, живущая напротив гостиницы. Каждое утро она приходила сюда с коробкой свежевыпеченной сдобы. У нее всегда было несколько минут, чтобы разглядеть посетителей. Совсем молоденькие девушки ели пирожные так, как едят их только в юном возрасте, и пожилая женщина, отметив удовольствие на их лицах, радовалась вместе с ними. Иногда она спрашивала себя – что делают эти юные существа здесь, в этой старой гостинице, да еще в компании мужчин намного старше себя? Увиденное не давало ей покоя; к сладкому запаху пирожных примешивалась какая-то непонятная горечь. «Нет, что-то тут не так», – говорила она себе. Сладкая приманка на столиках была для нее единственным заработком. Совсем маленькой она помогала матери просеивать муку и лепить пирожки. У нее не было пластилина, чтобы вылепить медвежонка или куклу, и она лепила пирожки. После школы пошла работать на кондитерскую фабрику и проработала там до пенсии. А теперь приносила свои пирожные в эту старую гостиницу. Многих посетителей кафе она знала по лицам, некоторых по именам. Новички сразу привлекали ее внимание. Как, например, вот эта девушка за первым столиком и ее спутник.
Девушка сидела чуть наклонившись, придерживая кусок шоколадного бисквита двумя руками, чтобы не запачкать прозрачную шифоновую блузку. Мужчина, напротив – сидел неестественно прямо, будто прирос к стулу. Улыбаясь, он смотрел на девушку, любуясь тем, как она ела. Пожилая женщина не стала особенно приглядываться к ним, лишь отметив про себя то, что мужчина любуется не только девушкой, но и ее пирожными. И только проходя мимо, она услышала обрывок разговора.
