Хельга Графф - Нигерийский синдром
Судя по разговору, операция уже начала обретать реальные очертания. Левчик не успел ей ответить, как в дверь постучали. Вошел Квамэ. Он, как и прежде, был безупречен, но на этот раз очень серьезен… Директор вопрошающе взглянул на нас, и Лева с волнением, несколько засуетившись, вытащил необходимую сумму и положил перед ним. Тот, пересчитав деньги, передал нам копии всех бумаг. Что же касается расписки, то, похоже, он и не собирался ее давать.
Я глазами показала мужу, что надо взять расписку, но Левка в ответ лишь неуверенно пожал плечами, как будто хотел сказать: «Ну ведь солидные же люди, неудобно просить, ежели сами не дают». «Ладно, не хочешь просить – не проси, только потом не жалей, – с раздражением подумала я, – черт с тобой!»
Вообще-то у нас с мужем есть целый арсенал знаков и жестов, которыми мы пользуемся на деловых переговорах. По одному моему взгляду, чуть приподнятой брови, едва заметному повороту головы он знает, что я хочу сказать: надо закончить разговор, принять условия противоположной стороны или твердо сказать: «Нет!» Иногда в процессе переговоров в ход идет руко– и ногоприкладство. Я наступаю ему на ноги или могу незаметно ущипнуть, именно поэтому на подобных деловых встречах мы всегда стараемся сидеть рядом, где бы это ни происходило.
Однажды, в одном богатом доме в Санкт-Петербурге, где должна была состояться серьезная аудиенция, и вовсе произошел облом!
Нас вежливо пригласили в зал, но стол, к нашему ужасу, оказался… стеклянным, что крайне затруднило наше тайное общение. В довершение ко всему Левка, который очень любит вертеть в руках различные предметы со стола, уронив, разбил обычный бокал из простого стекла, в общем, совершенно ерундовскую вещь, однако ситуация, в отличие от бокала, оказалась не очень простой. Нам прозрачно намекнули, что эти бокалы стоят по девяносто долларов за штуку. Я чуть не воскликнула, вспомнив по ходу Станиславского: «Такое говно? Не верю!», но, опомнившись, вовремя прикусила язычок, поскольку переговоры еще не закончились и обиженные хозяева могли решить дело не в нашу пользу.
Платить за испорченное имущество все же пришлось, и более чем неприятный осадок остался надолго. Еще пара таких визитов – и мы точно разоримся! В связи с надвигающейся по вине неловкого мужа и партнера несостоятельностью пришлось пригрозить Левке тем, что впредь он будет являться на переговоры только в наручниках, причем пристегнутым ко мне.
Да… чем богаче человек, тем он жаднее. Вот имей я шикарную квартиру в центре Питера с золотыми унитазами и гигантским, во всю стену, телевизором, сделала бы вид, что не заметила оплошности гостей, и уж подавно не стала бы рассказывать о стоимости тех или иных совершенно незначительных предметов обихода, не говоря уже о взыскании с «провинившейся» стороны мзды за испорченное мелкое имущество! Только вот беда в том, что не все такие благородные, как я.
Из горьких воспоминаний в действительность меня вернул голос Айзека. Квамэ встал.
– Через час я привезу траст в «Дом надежности», а вы приезжайте прямо туда, – и откланялся.
– Вы поедете без нас? – осторожно спросила я Агнес, со страхом ожидая положительного ответа, который бы поставил точку во всей этой странной истории: если бы она уехала одна, как и Квамэ с нашими деньгами, мы бы их никогда больше не нашли.
– Нет, – ответила чернокожая подруга, – сейчас мы все вместе поедем к нам и будем ждать там наше наследство.
Слава богу: если едем вместе, то вполне вероятно, что всё состоится. Наконец мы сели в ожидавшую Агнес машину. Толстуха на правах хозяйки уселась рядом с шофером, а наша троица – на тесном сидении сзади.
Автомобиль пересек город и вырвался на окружную дорогу вдоль океана. Вдали у горизонта темнели силуэты кораблей, берег омывали мягкие изумрудные волны, а васильковое небо, пронзенное яркими лучами беспощадного, в белой дымке, солнца, накрыло океанические просторы бескрайним куполом. Потрясающая красота!
По дороге трепались о жизни, планах на будущее, о скором их переезде в Германию. Наша подружка была образованна. Она прекрасно говорила по-французски, по-английски и знала кое-что по-немецки, думаю, готовилась к переезду серьезно.
Мы ехали уже около получаса. Вид океана сменился пустыней с редкими жилыми кварталами, растительности здесь не было совсем. Еще минут через двадцать показалось какое-то селение с достаточно приличными домами.
Строение, к которому подъехали, представляло из себя небольшую скромную виллу, огороженную со всех сторон непроницаемым железным забором и вышкой для охраны. На вышке стоял парень с автоматом Калашникова в руках – оружием, весьма популярным в Африке. А вообще, этот Дом надежности очень напоминал логово боевиков или мафии, так мне показалось. Душа потихонечку стала уходить в пятки, в голове зажглась красная лампочка: «Опасность!» Машина въехала во двор, и мы вышли на свежий воздух.
Дверь виллы отворилась, и на пороге появился Даниэль. Европейская одежда, выбранная со вкусом, очень шла юноше. Он был облачен в красивую рубашку и брюки, на ногах сидели шикарные туфли.
Этот ласковый мальчик, как всегда, бросился к нам на шею, переобнимал всех и, взяв меня под руку, повел в дом.
– А где твои сестры, они здесь? – поинтересовалась я.
– Нет, они еще в школе, – опережая Даниэля, поспешно ответила Агнес, – учатся там целую неделю и приезжают только на выходные.
«Странно, однако, – подумала я про себя, – какая может быть учеба в школе, когда двум старшим девушкам уже двадцать пять и двадцать семь?! В этом возрасте обычно все глубоко замужем и, как правило, имеют собственных детей, тем более, что семья была отнюдь не бедной. Они что, не учили их, что ли?»
Агнес осталась во дворе, давая какие-то указания шоферу и черному парню с оружием, который спустился с вышки. Краем глаза я заметила в глубине двора еще одного вооруженного охранника. Наши друзья находились под надежной защитой, и это меня почему-то беспокоило.
Мы вошли в дом. В просторном холле стояла мягкая мебель: очень необычные диваны, обтянутые пористой кожей, очевидно, носорога или гиппопотама, журнальный столик. На стене, рядом с портретом Иисуса, свечами и искусственными цветами под ним, – супермодный плазменный телевизор, у стены – антикварный резной комод. Несколько следующих ступенек вели в глубь особнячка, но наше пребывание ограничилось этим холлом.
Мы осторожно разместились на диване. Колоссальное напряжение, как металлический пресс, давило на нервы, мозги и сердце, которое от необъяснимого страха готово было выскочить из груди. Естественно, сразу же захотелось в туалет. Боже, не хватало еще здесь облажаться! Теперь я отчетливо поняла, что означает выражение «описаться от страха». Мои спутники, включая африканских друзей, находились в таком же состоянии, и я мысленно приготовилась к любому повороту событий. Господи, помоги нам, пожалуйста!
Даниэль убежал на кухню и притащил большой поднос, на котором среди ледяных осколков лежали разнообразные баночки с напитками: кола, фанта, соки и минералка. Поставив поднос на стол, он уселся рядом с матерью на диван прямо напротив нас.
– Вы этот дом снимаете? – спросила я осторожно, чтобы хоть как-то снять напряжение, попутно размышляя о том, на какие же средства они арендуют эту «хижину», если деньги на еду просят у нас.
– Да, снимаем, – Агнес тоже чувствовала себя не в своей тарелке, – да вы угощайтесь, выпейте что-нибудь…
Вот уж чего мы с Левой в жизни не делаем, так это не пьем и не едим у малознакомых людей. На деловых встречах отказываемся даже от кофе. Исключение делаем лишь для крупных фирм, и то только за рубежом, в Европе. Страшных историй с устранением ненужных людей через отравленную еду и напитки предостаточно. Так, подсунув яд в кофе, несколько лет назад убили племянника моего мужа, бывшего военного, который работал начальником охраны крупного питерского банка. Он умер прямо в машине управляющего, и было ему всего тридцать шесть. Поэтому ни Лева, ни я не притронулись к угощению. Вовка пытался было протянуть ручонки к напиткам, но я сделала ему физическое замечание, намекнув, что он может протянуть заодно и ножонки, и Владимир оставил попытки попробовать дары данайцев.
Агнес хотела что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали. Даниэль, мгновенно соскочив с дивана, бросился открывать.
Первым в дом вошел уже знакомый нам господин Квамэ, а за ним еще трое. Поверх одежды на них красовались оранжевые жилеты, точно такие же, как у наших дорожных рабочих. Один, невысокого роста, очевидно, старший в этой компании, держал в руках бумаги, двое других, поздоровее, несли сундук. Не ящик, а именно сундук, очень похожий на тот, которым владела когда-то моя давно умершая бабушка. Мы оставались молчаливыми наблюдателями напряженной сцены, которая разыгрывалась перед нашими глазами.
