Тамара Кандала - Шассе-Круазе
– Эх, с таким бы членом, да в ООН – по столу им стучать! – мечтательно произнесла Томки. – Его вообще в Палату мер и весов надо, как абсолютный, недосягаемый идеал – у него член с элементом неизвлекаемости! – заключила подруга.
– Так не бывает, – возмутилась Лора. – И что? Совсем без недостатков?!
– Практически. Есть правда странности…
– Ну?! – Лора предвкушала, зная острый язычок подруги как никто.
– Ну, например, во время оргазма свое имя выкрикивает. – Подруги закисли от смеха. – И еще порой исчезает, то на пару недель, то на месяц, и никогда не говорит, куда. Типа, творческие искания артиста.
– Ага! Наверняка какая-нибудь тайна – брошенные жены, внебрачные дети…
– Вряд ли. Я ни на что не претендую, мы с ним друзья, рассказал бы. Он вообще-то один из самых нормальных в моем интимном окружении. Все остальные полные фрики, меня в основном на них тянет. Этот же так ко мне подвалил грамотно, что я очнулась уже у него в постели. О чем, кстати, ни разу не пожалела. А на саксе играет так, что светло плачется вдовам и детям. – Томки совсем растрогалась от собственного рассказа, что было ей несвойственно.
– Ну, не знаю… я мужиков без недостатков не встречала. – Лора сделала паузу. – Впрочем, среди бабья таковых тоже не наблюдается. Человек слаб. Бедные завистливы, богатые наглы. Э-эх… запустить бы все человечество по новой программе! Усовершенствованной.
Лора откровенно завидовала, ее-то случай был абсолютно банальным – Дэнис в постели был хрестоматийно скучен и предсказуем. Зато вынос мозга партнеру был его любимым спортом. Уже две недели он донимал ее этим поцелуем на террасе, свидетелем которого он, к своему несчастью, оказался. Да и увидев огромный букет белых роз в ее квартире, немедленно догадался, кем он был прислан, – «какая банальность!» Лора и не думала ничего отрицать, ну да, целовались по пьяной лавочке, ну да, посылает цветы. Ну и что?! А ты спишь попеременно то с женой, то со мной, стараясь не перепутать имя спросонья. Это не банальность?
– И учти, по пьяной лавочке мой тесть ничего не делает, всегда держит удар и сохраняет четкость мысли.
– Тем лучше, – мстительно ответила Лора. – О тебе этого не скажешь.
– Я тебе правда не советую с ним связываться. Он тебя проглотит.
– И кто только тебя научил так хорошо советовать? – съехидничала Лора. – Я знаю, что он сильный. Но благородство силы – в ее неприменении. Это именно его случай. И совсем не твой. Наверняка после нашего расставания ты примешься рассказывать, что это я была твоей единственной любовью. Но я существо примитивное и желаю прижизненных почестей. Понимаешь?
– Ты меня бросаешь? Вот так? Запросто?
– Индейцы говорят, если ты заметил, что скачешь на мертвой лошади – слазь! – резюмировала Лора.
– А Карл, между прочим, ненавязчиво, но твердо меня обхаживает, – поделилась она с Томки. – Письма пишет настоящие, как в былые времена, чернилами на бумаге.
– Вполне в его духе, – кивнула подруга. – Уверен в силе своего обаяния, может позволить себе продлить удовольствие от предвкушения авантюры. Он, кстати, вполне ничего себе для своих лет – очень изысканный любовник, с воображением. Я с ним спала пару лет назад. И друзьями сумели остаться. И спонсор он щедрый. Этакий аристократ – прелестный ебанат, в самом хорошем смысле.
У Томки был дар выражаться так сочно и образно, что ей никогда и никем не вменялось в вину употребление ненормативной лексики, абсолютным знатоком которой она являлась.
А как еще художнику выражать свои эмоции? В нормативной лексике и слов-то подходящих нет, приходилось ей порой объясняться. В Древнем Риме, например, сквернословие почиталось настолько, что было частью похоронного обряда. А на каком еще языке со смертью разговаривать? Только на табуированном. То же и в искусстве! Пуританство – это только для тех козлов, что уже доебывают наши последние маленькие мозги.
Лору это совершенно не шокировало. Наоборот, она сама хотела бы уметь так непринужденно выражать свои потрясения.
– Спала с Карлом? Ну ты даешь! И мне ни-ни, ни слова! Подруга называется.
– А ты никогда и не спрашивала, тебе тогда вообще ни до кого было – кроме Дэна, тебя никто и ничто не интересовало.
Это было абсолютной правдой. Зато теперь, когда страсти поулеглись и Лора познала «Инициацию № 1», она вообще не понимала, зачем он ей нужен, этот Дэнис. Так, привычка.
– Красивый мужчина – явление прикольное, но совершенно бессмысленное, – заключила Томки. Ей Дэн никогда не нравился.
– Карл меня уверяет, что «пропал» и что спасти его могу только я, в него влюбившись.
– Вот и влюбись. По крайней мере, дай ему шанс.
– Ну, в общем, я согласилась провести с ним ближайший weekend. Он меня чем-то безумно привлекает. У меня таких мужчин еще не было. В конторе его зовут «великим и ужасным», а мне он кажется трогательным и романтичным. Наверное, я просто дура, готовая, как последняя секретутка, влюбиться в своего босса.
– Говоря это, ты так светишься, что от тебя прикуривать можно. А он на самом деле замечательный. Not fake – real one[7]. В отличие от большинства. В нем фактура настоящая, особенно по сравнению со всей этой мелочью вокруг. И деньги ему не мешают, как многим.
– Ну, дык?! И чего ты сама с ним тогда не осталась? – немного ревниво спросила Лора.
– В меня, к сожалению, он влюблен не был – так, дружеский трах. Да и я не готова к серьезным отношениям.
– А я? Ты считаешь, я готова?
– Любая нормальная женщина в нашем возрасте готова. Просто я ненормальная.
Лора была практически готова поделиться с Томки своим опытом «Инициации № 1», что предполагало вытаскивание на свет божий Глаза. Но что-то ее удерживало. Лоре даже показалось, что удерживал ее от этого сам Глаз, каким-то образом поселившийся у нее в голове и контролирующий ее порывы.
Лора вдруг поняла, что даже Томки со всей ее неуемной фантазией и силой воображения могла усомниться в Лориной адекватности.
Так они сидели и болтали, наслаждаясь солнышком, тишиной и благодатью ранней осени. Над ними синело небо в облачных плевках.
Отвлек их какой-то странный звук, похожий на мышиный писк. Пока они прислушивались, он прекратился.
– Как поживает моя маленькая Барбара? – спросила Томки.
– Неважно. Похоже, все больше теряет голову. Теперь, прежде чем выбросить остатки вчерашнего салата, она тщательно крошит в него оставшуюся зелень.
– Вполне рационально, – задумчиво прокомментировала Томки. – Ничто не истинно само по себе, а только в силу окружающих обстоятельств.
– Но это еще не все. Она купила себе место на кладбище рядом с папиной могилой, посадила цветочки, поставила могильную плиту и даже выгравировала на ней дату своего рождения и тире, оставив место для даты смерти.
– Ну что ж, в наше время, когда все дорожает не по дням, очень даже предусмотрительно – вложение в настоящую недвижимость, – скаламбурила Томки.
– Но ладно, что она регулярно ходит сама к себе на могилу, хуже то, что она дико обижается, когда я отказываюсь составлять ей компанию. Ты плохая дочь, утверждает она, если не ходишь ко мне на могилу, пока я жива, ты тем более не придешь, когда я умру! Как тебе такая логика?!
Томки чуть не свалилась со скамейки от хохота.
– Это надо увековечить – может стать классикой, – с трудом выговорила она между приступами, держась за живот от смеха. – Никогда не слышала ничего прелестней, настоящий хеппенинг, ничего придумывать не надо – живехонькая мамаша упрекает дочь, что та на ее могилу не ходит… а-ха-ха-ха… – утирала она слезы. – А вообще-то ей просто одиноко после смерти мужа, хочет во что бы то ни стало привлечь твое внимание, – приобняла за плечи подругу Томки. – Посмотри, какую она мне классную жилетку связала, все уверены, что это Миссони.
– Да у меня этими миссонями все шкафы забиты. И у Отрыга целый гардероб, только он его носить отказывается, орет как бешеный и срывает с себя все.
В этот самый момент писк возобновился и перешел в захлебывающийся пронзительный крик, то ли птичий, то ли человечий. Они обе сорвались со скамейки и, чуть не раздавив запутавшуюся в ногах хромую утку, ринулись к кустам, из которых исходил звук.
Легко раздвинув негустые ветки боярышника, они обнаружили там нечто, абсолютно неожиданное в этом мирном парковом ландшафте, а именно, живого младенца. Он был одет в голубенький комбинезон, дрыгал одновременно всеми конечностями и орал во всю силу своих легких.
Томки, ни секунды не раздумывая, ловко подхватила малыша на руки и прижала к груди, поглаживая и угугукая. Ребенок сразу затих. Подруги уставились на него молча. В следующую минуту он уже улыбался. Лора неуверенно протянула руку и погладила его бархатистую щечку, дитя растянуло рот еще шире. И тут стало понятно, что с ним не все в порядке – на крохотном детском личике застыло странное выражение, и в следующее мгновение они, одновременно, поняли, что у них на руках ребенок с явно выраженным синдромом Дауна.
