Юлия Монакова - Вьетнамская жар-птица
Однако ещё большее смущение овладело ею в тот же вечер за ужином, когда Римма Витальевна во всеуслышание объявила:
– А у нашей Верочки талант к пению! И слух, к слову, великолепный.
Отец улыбнулся ей, словно не удивляясь этой новости. А вот мачеху так и перекосило от злости.
– Вторая певица растёт? – язвительно поинтересовалась она.
Свекровь не приняла издёвки, а совершенно спокойно подтвердила:
– Очень даже может быть. Моя порода!
– Ну да, куда уж нам, со свиным-то рылом… – психанула Ольга, намекая на полную бесталанность собственной дочери и отчаянно злясь на Римму Витальевну за то, что поставила старшую внучку в такое дурацкое положение.
– Успокойся, Оля. – Отец примирительным жестом положил руку мачехе на плечо. – У Дины наверняка ещё проявятся способности… к чему-нибудь другому.
Однако настроение у Снежной королевы уже было безнадёжно испорчено.
– Ты хочешь, чтобы Вера ходила в музыкальную школу? – поинтересовался отец, но бабушка лишь покачала головой:
– Это пока ни к чему. Я лично буду давать ей уроки вокала. Мы будем заниматься каждый день. Правда ведь, Верочка?
Девочка лишь смущённо улыбнулась и неопределённо пожала плечами, понимая, что её мнение, по большому счёту, бабку не интересует – она уже все решила. Римма Витальевна не бросала слов на ветер и шла к намеченной цели напролом. Уж если она задумала вылепить из внучки певицу, то непременно сделает это.
Верочка и не подозревала, как страстно бабушка желает превратить её в достойную представительницу рода Громовых. Девочка должна была стать истинной леди, от макушки до пяток, и чем скорее – тем лучше. Именно поэтому старуха была категорически против любых воспоминаний внучки о прежней жизни в коммуналке, и она постаралась сделать всё, чтобы Вера не пересекалась больше ни с кем из бывших знакомых. Верочка очень сильно удивилась бы, узнав о том, что бабушка несколько раз ездила по её старому адресу в Подмосковье – нужно было завершить кое-какую бумажную волокиту. Визиты эти держались от девчонки в строжайшем секрете – иначе она непременно начала бы плакать и проситься тоже поехать, чтобы повидаться с соседями и друзьями… Ни к чему это, полагала старшая Громова. По той же причине она всякий раз недрогнувшей рукой указывала неверный адрес на письмах, которые маленькая Верочка писала своему другу, хулигану Ромке. В том, что мальчишка хулиган, бабка ни секунды не сомневалась – он донимал её постоянными телефонными звонками. Счастье, что ей удавалось сохранять эти звонки в тайне: Верочка ещё не настолько освоилась, чтобы самой подходить к телефону.
Начались нуднейшие занятия вокалом, которые Вера сразу же невзлюбила: ничего скучнее она в жизни не испытывала, а бабушка к тому же была весьма строгим и беспощадным педагогом. Пришлось учить нотную грамоту, делать утомительные вокальные упражнения, а также заниматься речевой и дыхательной гимнастикой. Более всего ненавистна была девочке распевка – она чувствовала себя полной идиоткой, бесконечно выпевая то бессмысленный набор звуков («да-дэ-ди-до-ду»), то не менее глупые фразы («вот иду я вверх, вот иду я вниз»). К тому же отныне Верочке запрещалось грызть семечки и орехи, а также пить газировку. Существенно ограничила бабушка также употребление мороженого, шоколада и мандаринов с апельсинами – они позволялись внучке редко-редко, лишь по праздникам. В свободное от занятий время Римма Витальевна старалась музыкально развить девочку – и вместо любимых детских пластинок отныне в доме звучала классика, а также всевозможные оперные арии, от которых у Веры сводило скулы. Она изнемогала от скуки, но, боясь расстроить и разочаровать бабушку, старательно делала заинтересованное лицо.
Спустя несколько месяцев, когда девочка уже вполне освоилась в новой семье и получила разрешение гулять во дворе самостоятельно, она выменяла у старшего сына дворничихи свою жар-птицу.
Двенадцатилетний Фархад, не по годам серьёзный, чумазый, черноглазый и вихрастый, славился среди дворовой ребятни тем, что был постоянно голоден. Если кто-то из детворы выходил из дома с едой, Фархад коршуном кидался в сторону жертвы, торжествующе вопя:
– Сорок восемь – половину просим!..
По негласному закону двора после этой присказки невозможно было не поделиться угощением с другим. Поэтому, даже не видя Фархада поблизости, дети, выходя на улицу с каким-нибудь лакомством, предпочитали заблаговременно выкрикнуть:
– Сорок один – ем один!
Маленький узбек был рад абсолютно всему – пирожку с капустой, яблоку, да даже простой горбушке хлеба, густо присыпанной солью. Вера деловито сторговалась с ним на три бутерброда с ветчиной за свою жар-птицу. В семье Фархада из религиозных соображений никогда не ели свинину, и отведать настоящей ветчины было тайной заветной мечтой мальчика. Сбегав домой, Вера, неумело орудуя ножом, быстро соорудила три толстых бутерброда с нежно-розовыми ломтями ветчины и вынесла их в подъезд, где Фархад уже поджидал её на лестничной клетке между вторым и третьим этажами.
Мальчишка жадно заглатывал кусок за куском, подставив под подбородок ладонь – чтобы не потерять ни одной крошечки, торопливо глотал, жмурился и фыркал от наслаждения. Верочка терпеливо ждала. Доев последний бутерброд и высыпав в рот крошки, Фархад с сожалением вздохнул, затем засунул руку в карман и извлёк вожделенный брелок.
– На, получи!
– Спасибо… – прошептала Верочка, боясь поверить собственному счастью и пятясь назад, чтобы поскорее скрыться в недрах квартиры, в безопасности – а то вдруг он передумает?..
Жар-птица серьёзно не пострадала за эти месяцы в чужих руках. Только не хватало одного пёрышка в хохолке. Но это, в принципе, была такая мелочь, на которую не стоило обращать внимания.
А Фархад, кстати, в лихие девяностые выбился в люди – то есть в «братки». Приобрёл авторитет в кругу таких же бандитов, напялил хрестоматийный малиновый пиджак и лихо расправлялся с недругами, одновременно крышуя сеть «комков». Его младшая сестра (та самая, что некогда донашивала шмотки за Верочкой), красотка Севара с оленьими глазами, стала скандально известной моделью – её обнажённые фотографии появлялись на первых полосах газет типа «СПИД-инфо». Когда Вера вернулась в Россию из США, до неё долетели слухи о том, что Фархад теперь – уважаемый бизнесмен, владелец сети отелей, а сестра его – классическая дама с Рублёвки, вышедшая замуж за порядком потрёпанный, но увесистый денежный мешок. Неизвестно только, как отнеслась дворничиха Насиба к такому повороту в судьбе своих отпрысков…
В конце последнего дошкольного лета на Веру свалилось нежданное-негаданное счастье. Отпуска у отца и мачехи одновременно выпадали на август, поэтому ими были немедленно приобретены путёвки в семейный санаторий «Морская звезда». Оставив бабушку на хозяйстве, все остальные отправились на юг, в Одессу – «в цветущих акациях город у Чёрного моря», как пел уже знакомый Верочке по бабкиным рассказам Леонид Утёсов.
Римма Витальевна, оказывается, была с великим певцом знакома и даже приятельствовала с ним и его подругой, балериной Антониной Ревельс, ставшей впоследствии его второй женой. Громова частенько получала приглашения в дом на Каретном ряду, рядом с садом «Эрмитаж», где собиралась вся богема советской Москвы, – Утёсов не выносил одиночества. В последние годы он сильно сдал, болел, но гостей принимал по-прежнему с удовольствием. И рядом всегда находилась верная Ревельс. «Тонечка ведь славная, милая, безобидная, как младенец, – рассказывала бабушка, – даром что её сейчас все пытаются очернить, называя хитрой, расчётливой и чёрствой стервой. Я же не знаю человека преданнее и невиннее её…»
Верочка, откровенно говоря, слушала все эти старухины воспоминания вполуха: кому могли быть интересны рассказы о людях, большая часть из которых уже померла?! Впоследствии, конечно, жалела, казнилась: надо было впитывать рассказы бабушки каждой клеточкой души… Но осознание, как обычно, пришло слишком поздно – когда Громовой уже тоже не было в живых.
Впрочем, в то лето девочка ещё не задумывалась о подобных тонких материях. Важным было другое: она впервые в жизни едет не куда-нибудь, а на самое настоящее море! И – что было совсем уж невозможно осознать – она полетит туда на самолёте! Ромка бы умер от зависти, если бы знал. Вообще, все мало-мальски значимые события своей новой жизни Верочка привыкла мысленно пересказывать Ромке, живо воображая его реакцию и предугадывая, что он мог бы ей ответить по тому или иному поводу. То, что от него не приходит писем, удивляло и огорчало её, но она и мысли не допускала о том, что друг забыл её. Наверное, ему просто сейчас не до корреспонденции…
Бабушка была не особо довольна, когда узнала об этой поездке. Вернее, она была недовольна участием в ней Верочки, поскольку настроилась на усиленные занятия вокалом вплоть до школы. А тут – ни много ни мало – три недели перерыва!
