Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга первая
Несколько дней восстание развивалось успешно, пока отряд наступавший на Зыряновск не был остановлен вооруженными рабочими дружинами и переброшенных туда на заготовку леса курсантами инженерных курсов, а тот, что шел к границе, имея цель установить связь с ушедшими за рубеж белыми… Они столкнулись с регулярным полком Красной Армии охранявший зайсанский участок госграницы…
9
После того, как в ноябре 19-го года Егор Иванович привез домой дочь из усть-каменогорской гимназии все семейство Щербаковых сидело, словно на иголках. Когда стало ясно, что в станице будет расквартирован постоянный гарнизон красных и бывшему начальнику станичной колчаковской милиции оставаться дома небезопасно, вся семья засобиралась бежать. Егор Иванович решил с семьей спрятаться у родственников жены в поселке Малокрасноярском, что располагался на пути из Усть-Бухтармы в Большенарымский. Здесь в доме, в котором родилась и выросла, тем не менее, от всех свалившихся напастей тяжело захворала жена Егора Ивановича. Ни фельдшера, ни лазарета поблизости не оказалось… Жену Егор Иванович схоронил в апреле, оставшись с тремя детьми на руках. Впрочем, Даша считала себя вполне взрослой. Бывшая гимназистка стойко переносила все свалившиеся на ее семью горести, заменив младшим братьям мать…
Степан во главе отряда из почти двухсот человек вошел в поселок Мало-Красноярский. Их встретили как героев-освободителей. Казачки выходили в праздничных одеждах, в отряд тут же влились местные добровольцы. Когда к Степану подошел казачий офицер, он не узнал в этом немолодом угрюмом хорунжем бывшего члена станичного Сбора и начальника усть-бухтарминской милиции – так сильно Щербаков постарел за время с августа прошлого года, когда они виделись в последний раз, перед расстрелом коммунаров.
– Здоров будь Степан Игнатьич! Что поведешь нас красных упырей бить? – приветствовал сотника Щербаков Степан несколько секунд вглядывался в хорунжего, прежде чем признал его:
– Господь с тобой Егор Иваныч, а ты то каким макаром здесоь очутился? – не смог скрыть изумления Степан.
– Да вот с семейством тут от красных как мыши по углам хоронимся. Настена Филлиповна моя тут вот и померла, бобылем я остался. С большевиками у меня мира никак быть не может, сам знаешь. Так что остается мне до тебя идти, под твою команду. Примешь?
– А как же! С большой, Егор Иваныч, радостью! Что ж я тебя, не знаю? Сотней будешь командовать, которую здесь сформируем?
– Спасибо Игнатьич, почему не покомандовать, дело привычное. Я вот еще что хотел, там у тебя что-то навродь походного лазарета, я видел, имеется. Можно мне туда дочку свою, Дашу, пристроить, не сидится ей, все полезной хочет быть, ну никакого сладу…
Чуть поодаль от Егора Ивановича стояла видная юная девушка в длинном платье и темном платке, на лице явная печать горести и тревожного ожидания. От прежней упитанной и самоуверенной гимназистки не осталось и следа – Даша вытянулась, похудела, ее прежде белое лицо, которое она когда-то, потакая городской моде, всячески берегла от ветров и загара, теперь за время майских полевых работ заметно потемнело, обветрилось. И в целом она смотрелась куда взрослее своих шестнадцати лет.
– Даша, здравствуй девонька… Ишь какая стала, настоящая барышня, – с улыбкой поприветствовал девушку Степан.
– Здравствуйте дядя Степан, – даже не улыбнувшись в ответ, Даша продолжала стоять чуть в стороне, терпеливо ожидая, когда отец закончить свои разговоры и уйдет. Дождавшись, она уже сама подошла к Степану. – Дядя Степан, можно вас спросить?
– Да, Дашенька, – Степан удивленно воззрился на девушку, не понимая, что она может у него спросить, ведь вопрос о ее приеме в походный лазарет они только что решили с ее отцом.
– Вы… вы не знаете, к Фокиным приходили какие-нибудь письма или известия от сына их… Володи? – голос Даши выдавал сильное волнение.
Степану было некогда разговаривать, он спешил завершить слияние местных добровольцев с его отрядом, что бы не мешкая идти дальше вдоль берега Иртыша на поселок Черемшанский. Потому он не прочувствовал ее настроение и ответил вполне буднично:
– Что… от Володи? Да нет. С самим Никитичем я виделся где-то еще в феврале месяце, так о сыне он ничего не говорил. Да, и какие сейчас могут быть известия, почта-то до сих пор по-хорошему не работает.
Так и не развеялись беспокойства Даши о любимом: что с ним, где он… жив ли? Но она не сомневалась, что Володя до конца будет воевать за то дело, которое для всех сибирских казаков считалось безоговорочно правым, а раз так, то и она хотела принять участие в этой борьбе.
Пополнившись в Мало-Красноярском, отряд двинулся дальше, и уже на исходе дня так же под восторженные приветствия вошел с поселок Черемшанский, где и заночевал. На следующий день, возросший за счет черемшанских добровольцев, отряд достиг Вороньего и тоже пополнился местными казаками. Следующими целями для восставших были Гусиная пристань и располагавшаяся за ней Усть-Бухтарма.
Никита Тимофеев после прихода в уезд регулярных красных войск и с ними новой советской администрации, не смог сделать успешной карьеры. Его заслуги как командира красного партизанского отряда в расчет не принимали. Бахметьев, на которого так рассчитывал Никита, что смог для него выхлопотать, так это пост командира небольшого гарнизона Гусиной пристани, хоть и важного в стратегическом отношении населенного пункта, но небольшого и далеко от уездного центра. Правда, там не вдалеке располагалась та самая деревня, в которой его летом девятнадцатого тамошние новоселы выдали казакам. Никита горел желанием рассчитаться, но даже этого он не мог себе позволить. Здесь он должен был взаимодействовать с командиром красного гарнизона в Усть-Бухтарме, так как своих подчиненных у него насчитывалось не более взвода. Но отношения с ним как-то сразу не заладились, о чем он и донес в уездный ревком своему покровителю Бахметьеву. Доносил Тимофеев еще в июне, когда казалось, что все вокруг относительно спокойно. Но Павел Петрович, каким-то пятым чувством предвидел наступающий катаклизм. На заседании ревкома он, уже не имея такого сильного оппонента как Малышкин, сумел уговорить остальных членов комитета, чтобы командира Усть-Бухтарминского гарнизона заменить на другого, который сможет ладить и с Тимофеевым, и с казаками в самой станице. Этим командиром оказался некто Вальковский, красный командир из бывших прапорщиков, пришедший вместе с регулярными частями Красной армии.
Молодые командиры тех красных частей, что пришли в Усть-Каменогорск, не могли не удивиться, увидев, в каком относительно неплохом состоянии находятся, и город, и население. После сотен и тысяч верст, пройденных ими по голодной, разоренной стране, здесь они обнаружили почти позабытый мирный, схожий с довоенным мещанский уют. То, что при первом непродолжительном пришествии советской власти здесь не проводилось никаких особенных «силовых» акций, создало у местных богатеев, особо не замаравших себя сотрудничеством с белыми, некую иллюзию, что они вновь при большевиках не будут подвергаться преследованиям. Потому многие из них не бежали. И в самом деле, за что красные могли преследовать, например, средней руки купцов, не занимавшихся военными поставками, или тех же горных инженеров, или гражданских чиновников, занимавшихся «земляными» и «лесными» делами? Они остались в своих домах со своими семьями. Ну, а их дочери, местные барышни, не знавшие ни голода, ни прочих бедствий гражданской войны, как правило, и выглядели отменно, ну и, конечно, им в первую очередь нужны были женихи. Те, кто до того вышли замуж за белых офицеров, конечно, в основном ушли «в отступ», ну, а те кто остались… те стали искать женихов среди молодых красных командиров и, конечно, в первую очередь в цене были воспитанные с образованием, желательно бывшие офицеры. В Народном доме вновь стали устраиваться что-то типа балов, правда, именовались эти мероприятия уже народными гуляньями. На гуляньях, конечно, простолюдинки не могли конкурировать с одетыми в дорогие платья, обладающих женственными манерами, нежными руками и лицами, и в то же время видными статными барышнями. На таком гулянье и влюбился бывший прапорщик, а ныне красный командир Вальковский в дочь местного богатея, купца и домовладельца Костюрина.
Бывшего народовольца Костюрина, сослали в Усть-Каменогорск еще в восьмидесятых годах, но здесь произошло его полное перерождение, он разбогател, стал купцом и меценатом… Павел Петрович имел в свое время контакты и с Костюриным, и сейчас через него имел возможность воздействовать на остававшихся в городе «бывших», ну и конечно на зятя Костюрина. Таким образом, имея в Усть-Бухтарме и Гусиной пристани такие связанные с ним фигуры, как бывший станичный атаман и командиры двух гарнизонов, Павел Петрович, мог серьезно влиять на тамошние события. Более всего он хотел удержать усть-бухтарминских казаков от выступления против советской власти. Потому, перед отъездом Вальковского в станицу он встретился с ним и ненавязчиво посоветовал, как тому себя вести в Усть-Бухтарме, намекнул что в случае усложнения обстановки не мешало бы обратиться к бывшему станичному атаману, который может помочь…
