Анна Джейн - За руку с ветром
– Мне? – переспросил парень и вновь принялся осторожно переворачивать страницу за страницей. Он не читал пока сами стихи, только лишь заголовки, боясь погрузиться в написанное, как в холодную воду. Один из них со странным названием «Письмо росы» вдруг напомнил Дэну обрывки чудного странного сна.
– «Письма росы»? – спросил он.
– Инна так себя в шутку называла. Инка-росинка.
Синие глаза заскользили по неровным столбикам стихотворения.
Не вини меня, если я уйду,
Ведь любые тучи уходят с неба.
И любые камни идут ко дну.
Да и человек – то ли был, то ли не был.
Не вини себя, если вдруг поймешь,
Что меня ты больше встретить не сумеешь.
Ведь однажды ты все равно уйдешь,
А я это сделаю за тебя – быстрее.
Это выбор мой, тут виновных нет,
И не надо слез, грусти и печали.
Как роса уйду, проводив рассвет,
В мир, где навсегда песни замолчали.
Стихотворение было длинное, и он читал сначала его, а после принялся читать «Письма росы» с самого начала, внимательно разбирая строчку за строчкой. Стихотворений было не много – около пятнадцати, но когда Смерчинский закрыл тетрадь, было уже темно, закат уже давно окончил свое представление, и Ольга предусмотрительно включила торшер, дарящий теплый неяркий свет.
– Все? – тихо спросила она Дениса и поставила перед ним новую кружку с душистым чаем.
Смерч не изменился в лице, желваки не ходили по скулам, зубы не сжались, не появилась гримаса отчаяния или боли, а в глазах не стояли слезы. И не было в их выражении пустоты или обиды и отчаянной ненависти, направленной на самого себя. Его лицо было спокойным, но было в нем что-то еще, то, что бывает у человека, который только что решил сложную задачу, над которой долго бился.
– Денис, скажи хоть что-нибудь? – попросила встревоженная реакцией парня Ольга. Она ждала всего, что угодно, даже слезы, но Смерчинский вновь удивил ее.
– Спасибо, – ответил парень.
– И… все?
– Оля, – улыбнулся он. – В этом слове очень много. Я… Давай помолчим? Мне тяжело говорить.
Какое-то время в доме пела свою песнь тишина. Но спустя некоторое время Ольга все же нарушила ее, видя, что ее друг пришел в себя.
– Инна любила тебя, и ты ее любил, но это была, скорее, юношеская любовь, ты же понимаешь это, да? Когда на все наплевать, когда страсть, когда голова кружится и колени подгибаются… – сказала девушка, и с каждым словом ее голос становился все более и более громким и уверенным. – Она… У вас ничего бы все равно не вышло. Я знала ее, как никто другой, хоть мы и разные. И вы тоже слишком разные.
Дэн как-то странно улыбнулся, опустив голову – невесело, но словно в протест словам девушки.
– Я знаю, что вы искренне друг друга любили. Что ты по-настоящему ее любил, – продолжала Оля, заметив жест парня и сделав упор на местоимении «ты». Ей было сложно все это говорить, но она знала, что должна сделать это. – Кто-кто, а я это все знаю. И еще знаю, что ты не согласишься, если я скажу, что у тебя была глупая влюбленность, или играли гармоны, поэтому ты был с Инкой. И я не соглашусь.
Смерч прикрыл глаза в знак согласия, но ничего не сказал, а Ольга продолжала:
– У тебя было настоящее чувство. И у нее. Она была счастлива, а неискренность счастливыми не делает. Знаешь, вы напоминали мне Ромео и Джулльетту, – она улыбнулась сама себе, вспоминая прошлое. – Из старого фильма Дзеффирелли. Молодые, красивые, пылкие, безумно влюбленные. Я даже ревновала ее к тебе. О, Боже, я никогда не думала, что буду разговаривать такими словами, – усмехнулась она и продолжила: – Вы бы были вместе, даже если наши родители враждовали, как Монтекки и Капулетти. Но вы были вместе, не замечая, какие разные. В юности эта «разность» не имеет значения, ничего не имеет значения. Просто это такой возраст. А потом… Став старше, вы бы это поняли. Ты бы это понял. А Инна уже начала понимать.
Она взглянула на парня – он глядел в одну точку, внимательно слушая ее.
– У вас ничего бы не вышло, – повторила она. – Я сначала не желала признаваться в этом и даже хотела, чтобы ты в память о моей сестре всегда был один, чтобы страдал, но потом… Потом, со временем я стала понимать, что это неправильно. Что я мыслю неверно. Я перечитывала ее дневник и в какой-то момент ясно осознала – Инка понимала, что у вас нет будущего. Ну, Денис, пожалуйста, посмотри на меня, я говорю все это не просто так, хотя понимаю, что тебе тяжело. И мне тоже.
Их взгляды встретились, Оля вздохнула и продолжила:
– Я знаю, что она до ужаса ревновала тебя. Боялась, что тебя могут охмурить другие девчонки. Что ты найдешь кого-то лучше, чем она. И Инка хотела, чтобы ты принадлежал только ей. И она с трудом сдерживала себя. Через несколько лет ты бы не выдержал такого контроля и психологического давления – так она думала, потому что понимала – по-другому она не сможет. Она писала, что ревность и страх сделали бы свое дело. Твоя свобода стала бы ее ядом. А ее желание спрятать тебя ото всех в клетку – твоим. Инна была и ушла. Она бы все равно ушла. Понимаешь? Так или иначе. Она стала этого желать. Ты ведь прочитал, ты все понял, – горько сказала Оля. – У тебя это были первые серьезные отношения, твоя первая любовь, а у нее – любовь-болезнь, потому что я не знаю, как по-другому назвать эти чувства. И она это понимала. Она измучила сама себя и хотела уйти. Я уверена – там она не боролась. Понимаешь?
– Понимаю, – произнес отстраненно Дэн.
– Рано или поздно ты бы вырос из Ромео. И еще, Денис. Любовь сильнее смерти, – вдруг сказала Князева. – Понимай, как знаешь. Любовь дает силы жить, бороться, а не заставляет… хотеть… уйти, – с трудом договорила она.
Несколько минут и парень, и девушка молчали. И тишину опять разрушил голос Князевой:
– Одна девушка за тебя борется. Эта твоя Маша. Она мне не особо нравится, но… Она тебя любит. Дурацкое слово – любовь, да? – горько усмехнулась Оля. – И она должна знать, что она главная в твоем сердце.
– Не главная, единственная, – тихо поправил ее Дэн, о чем-то крепко задумавшийся. Под глазами его залегли тени и он казался старше.
– Да, ты прав. Прошлое – это прошлое. А настоящее – это уже совсем другая история. Я хочу, чтобы моя сестра осталась в тебе. Но не в сердце, а в памяти, – коснулась Ольга кончиками длинных бледных пальцев своего виска. – Может быть, я покажусь тебе странной, но я хочу, чтобы ты это знал. А в сердце пусть будет твоя ненормальная Бурундукова. Ты знаешь, как она с ума сходит? Извинись перед ней.
Денис взлохматил волосы.
– Мне надо подумать. Уложить все в голове. – И почти час они молча сидели за столом. Ольга слушала уютное тиканье часов и шорох листвы, а Смерч – свои собственные мысли.
– На чем ты приехала? – вдруг спросил он. Оля от неожиданности вздрогнула.
– Такси заказывала. Оно еще ждет, мы с водителем договорились, – ответила Князева.
– Поехали обратно в город, Оля, – сказал Дэн и встал.
– Я… Я все сделала правильно? – подняла на него голубые тоскливые глаза девушка.
– Да. Ты все сделала правильно, – твердо ответил Смерч. – Я соберу вещи, и мы поедем. Ты не против?
– Я – за.
Вещи парень собрал и правда быстро, и вскоре они, закрыв опустевший дом, остановились у открытых ворот. Неподалеку от них стоял автомобиль.
– Хорошо, что ты приехала, – сказал Денис. И они обнялись – впервые за много лет, как брат и сестра.
– Надо просто жить, да? – спросила Ольга жалобно.
– Надо, – согласился Денис.
– Я не сделала хуже?
– Не сделала. Не сделала, – повторил он.
Они вдвоем вышли за ворота. Ветка вишни качнулась, словно кто-то затронул ее рукой. Ольге показалось, что на нее кто-то смотрит, и она оглянулась, но никого, конечно же, не увидела.
В город они направились по темноте и даже разговорились на отвлеченные темы, как будто и не было у них напряженной беседы в доме. Когда машина проезжала мимо мелкого, поросшего камышами озера, Ольге вдруг показалось, что на берегу его кто-то, облаченный в платье, нырнул в воду, и она резко обернулась.
– Ты чего? – удивленно спросил ее Смерч.
– Да так, показалось. Ты в этом озере плавал? – спросила девушка.
– Нет, в этом уже давно никто не купается. В другом.
Вскоре Ольга заснула, решив вдруг сходить обязательно на благотворительный бал, устраиваемый Даниилом Юрьевичем Смерчинским.
* * *Мне было страшно слушать это только в начале, однако, как только Дэн заговорил, что-то во мне… Нет, не сломалось, а, напротив, сделалось вдруг совершенно цельным. Я слушала его, затаив дыхание, не замечая, как предательские слезы собираются в уголках глаз.
– Я рассказал тебе это, чтобы ты знала все. Я люблю тебя, Маша Бурундукова, – сказал Денис каким-то обыденным тоном, не торжественным, без пафоса или лишних эмоций. – Я много думал об этом. Не хочу, чтобы ты сравнивала себя с кем-то или думала совсем не о том. То, что было, со мной и останется, я никуда не денусь от этого. Из памяти складывается жизнь. И я не хочу отказываться от памяти, потому что я не хочу отказываться от жизни. Ты же понимаешь меня, Маша? То, что со мной произошло, сделал меня таким, какой я есть. Но мое будущее сделает меня другим. И я хочу, чтобы в этом будущем были и ты, и я. Ты слышишь меня? – требовательно спросил он.
