Николай Векшин - Эликсир жизни
Адам и Ева
Известно, что население Земли в 2000 году составляло 6 миллиардов человек; в 1900 году – 1,6 миллиарда; в 1800 году – 1 миллиард; в 1700 году – 0,6 миллиарда и т. д. Гиперболическая зависимость населения от времени хорошо известна на протяжении двух тысяч лет. Ее можно аппроксимировать на времена до нашей эры. Человечество усердно размножалось, интуитивно надеясь, что количество перейдет в качество. Если «плясать от печки», от Адама и Евы, то 2 нужно умножить на 2 (как минимум двое детей), затем результат снова умножить на 2 (у каждого из них хотя бы по двое детей) и т. д. В общем, геометрическая прогрессия. Двойка в энной степени. Чтобы получить 6 миллиардов достаточно 32-х удвоений. Однако реальное удвоение происходило не раз в 20 лет, как можно было бы подумать, а раз в 250 лет, из-за высокой смертности. Если помножить 250 лет на 32 удвоения, то получается 8000 лет. Вот примерный возраст человечества. Эта цифра близка к той, которую дает Библия. От Адама и Евы до нас сменилась всего сотня поколений. Человечество – супер-молодой вид. Наиболее древние археологические находки, оставленные на земле разумным человеком (посуда, статуэтки, оружие) датируются VIII тысячелетием до н. э.
Итак, был момент, когда на Земле имелись всего две человекообразные особи. Как их назвать – Адам и Ева или Первомужчина и Первоженщина, или Первообезьян и Первообезьяна – вопрос риторический (одинаково нелепо: называть разные вещи одним именем или одну вещь – разными именами). А вот откуда они взялись – вопрос вопросов. Послужили ли «материалом» для возникновения человека какие-то первочеловеки вроде кроманьонцев, неандертальцев или синантропов? Не факт. Их возраст наука датирует сотнями тысяч лет. Эти виды давно вымерли.
Человек как вид homo sapience возник резким скачком, по-видимому, всего около 8-10 тысяч лет назад. Скачок произошел в результате мутации ДНК в одной человекообразной особи. Не исключено, что это была самка. Наукой установлено, что митохондриальная ДНК, передающаяся потомству только от матери, одинакова у всех людей на планете. Эта самка стала той самой Евой. По неизвестной причине возникла мутация, изменившая весь организм. К чему именно привела мутация? К появлению интеллекта? Хитрости? Агрессии? Плодовитости? Трудолюбию? Не известно. Но, скрестившись с обычным самцом, Ева дала потомство, унаследовавшее эту мутацию. Возможно, что мутировала именно митохондриальная ДНК.
Ядерная ДНК клеток мужчины мало чем отличается от ядерной ДНК женщины. Из 46 хромосом отличается лишь одна – «игрек» хромосома мужчины. Она на четвертушку меньше, чем «икс». Вряд ли могла произойти «достройка» «игрек» до «икс». Скорее, мужчина возник как результат утраты кусочка женской «икс» хромосомы.
Либо мужчина когда-то «отпочковался» от женщины, либо она от него, «плоть от плоти». Библия излагает историю в пользу первенства мужчины. Если же принять гипотезу о Боге, то возникает вопрос: как Бог создал человека? Думаю, так: почесал в башке, поплевал на руки, замесил глину и слепил наскоро натурального обормота, по своему образу и подобию. Бог сотворил человека прямоходящим, чтобы тому легче было ходить перед ним на задних лапках. Господь сделал человека несовершенным, чтобы выглядеть на его фоне божественным. Творец дал людям жизнь, а зачем – не объяснил…
Поскольку результат не помнит средств, то в наше время предлагается компромисс науки и религии: Адам произошел от обезьяны. Адам был первым трижды счастливым человеком: первый раз он был счастлив, пока был один; второй – когда получил в подарок первую женщину; в третий – когда Бог заменил ее на другую. Забавно, что Бог заменил несовершенную женщину совершенной, а Адама оставил прежним, недоделанным. Первомужчина был скромен: когда Бог сотворил женщину из его ребра, Адам не решился намекнуть, что ребер еще много… И возблагодарим Господа за то, что он, сотворяя женщину, забрал у мужчины ребро, а не мозги.
Зареченская клубничка
После второго курса деканат (по советской халявной традиции) отправил летом студентов на подмогу совхозникам. Совхоз «Заречье» был процветающий. Поля и теплицы обширно зеленели и обильно краснели в полном соответствии с решениями партии и правительства. Нам выдали болотную форму и поселили в палатках. Днем мы ударно прокладывали траншеи для труб и ремонтировали всё подряд, а вечером после скудного ужина тут же в столовой устраивались ударные танцульки под магнитофон. По указке начальства поварихи в компот добавляли бром, чтобы студенты поменьше общались по ночам. Но то ли кто из поварих проговорился, то ли кто из стройотрядовцев оказался наблюдательным, но после каждого ужина на столах выстраивалась сотня стаканов нетронутого компота.
Самое трудное для студентов в «Заречье» было то, что кругом была тьма помидоров, огурцов, клубники, но рвать с грядок запрещалось. Однажды во время дождя все тетки и студенты попрятались по теплицам, а я с приятелем выбрался втихаря на клубничное поле. Мы ползком двинулись в междурядьях, срывая самые крупные спелые ягоды и набивая ими рот настолько, сколько можно было прожевать, не рискуя подавиться. Хлынул ливень. «Вот теперь клубничка совсем чистая», – радостно заметил мой напарник, усиленно чавкая. Мы промокли до нитки, но не обращали на это внимания. Мы наслаждались. Это был пир богов. Пир двух очень голодных студентов. Мы очнулись только в тот момент, когда услышали над собой смеющиеся голоса. Мы приподнялись и обалдели. Вокруг стояла толпа хохочущего народу. Дождь-то уже кончился. Мы оба были мокрые, замерзшие, грязные как хрюшки. И получили от начальства выговор.
Девушек в отряде было завались, даром что набрали со всех факультетов. Жили они в отдельных палатках. Головы всех парней непроизвольно поворачивались в ту сторону. Как говорится, казарма напротив балетного училища: ничего особенного, но что-то в этом есть… Я тоже изо всех сил пялил глаза, но взор ни на ком не зацеплялся. Поэтому в вечерних танцульках не участвовал. Посиживал на веранде и покуривал. Но однажды углядел Лиду, и сердце мое затрепетало. Она танцевала с каким-то обалдуем, норовившем подержать ее пониже талии. Милое личико девушки было грустное. Она была в синеньком платьице в горошек, ладненькая, кареглазая, темноволосая, с пучком на затылке. Обалдуй во время танца пытался прижимать ее к себе, а она отстранялась, стараясь держать его на дистанции. Когда очередной танец кончился, я двинулся к ней и успел подойти раньше обалдуя. «Можно Вас пригласить?», – робея и потому не слишком решительно спросил я. «Да, конечно!», – обрадовано воскликнула она и положила руки мне на плечи, хотя музыка еще не заиграла. Ее бывший партнер подошел и с вызовом произнес: «Лидочка, я ведь забил следующий танец!». Она промолчала. Тогда я ему посоветовал: «Отдохни». Девушка взглянула на меня благодарно и шепнула: «Спасибо. А то уж не знала, как от него отделаться».
Когда в лагере раздался сигнал «отбой», стройотрядовцы нехотя разбрелись по палаткам, а мы с Лидой сумели незаметно выскользнуть к каким-то деревянным домишкам для отдыхающих. Пошел дождь. Мы спрятались под навес флигеля. Стояли рядом, прижавшись друг к другу, и нам было тепло. Вскоре хлынул ливень, от которого козырек флигеля не спасал. Обнялись еще плотней. Целовались и не замечали ни шквального ветра, ни ливня, ни темноты, ни времени. Наконец ливень кончился, ветер утих, мы выбрались из-под навеса и вернулись в лагерь. Но было поздно: нас давно хватились. Наутро перед строем нам объявили строгий выговор за самовольную отлучку после отбоя. Начальник лагеря оповестил меня, что сегодня вечером руководство рассмотрит мою персону и что могут отчислить из отряда.
Но никакого рассмотрения не состоялось. Когда я днем, торопясь с обеда на работу, выходил из столовой, начальник лагеря крикнул: «Эй, Никишин! Постой-ка». Я ожидал нахлобучки, но неожиданно он произнес тихо и мягко: «У Лиды умер отец. Она уезжает. Только что пошла на автобусную остановку». Я бросился бежать. Успел. Она одиноко стояла на пыльной стоянке. Я подбежал. Она прислонилась ко мне и зарыдала. Тут подошел автобус. Она уехала, попросив меня приехать в выходные.
Миг неповторимый
Никогда еще трудовые будни не тянулись так долго. Наконец выходные настали. С утра я явился к командиру и выпросил отгул. Сначала долго добирался на автобусе до Москвы, потом на метро доехал до Курского вокзала, сел на электричку, доехал до Ногинска; там протиснулся в переполненный автобус. День был солнечный и жаркий. Водитель врубил радио. Магомаев пел «Я видел Вас всего лишь только раз. Но мне открылся миг неповторимый…». Мое сердце пело вместе с ним. Когда я выбрался из автобуса, то быстро нашел нужный дом – двухэтажный, каменный, сталинский. Меня встретила маленькая пухлая женщина в черном. «Дочка, это к тебе!», – крикнула она. Лида тоже была в трауре. Они оставили меня на ночь, постелив отдельно в маленькой комнате. В воскресенье вечером я вернулся обратно в «Заречье».
