Анна Эккель - Иллюзия (сборник)
– Вовремя успели. После праздников эти уроды убили бы ее, тем самым освободив себе жилплощадь. Квартирка – дрянь, зато отдельная и в Центре, а это хорошие деньги. А теперь фиг, что получат. Вовремя родной дядька-то вспомнил о единственной племяннице. Молодец, что с нами связался. Ну, ничего, Заинька горюшко свое уже все выхлебала, теперь к десерту – к счастью приступай. Дядька у тебя богатый и одинокий. Ждет тебя не дождется. Эх, девонька, заснула ты в снежной России, а проснешься в летней Австралии. Все. Пакуй девчушку и поехали. Заказ выполнили.
В утреннем свете первого дня нового года на полу резко выделялся белый квадрат визитки, на которой читались три золотые буквы «С» с затейливыми вензелями. Ниже, помельче давалась расшифровка: «Спаси Себя Сам». Частное предприятие».
НЕБО
Небо! Насколько оно жестоко? А сколько может человек выдержать горя, посылаемого им? Говорят, что непосильного креста не бывает, а вдруг там просчитаются? Бывают же накладки.
Маша лежала на полу с закрытыми глазами, полностью расслабившись, и ни о чем не думала. Ей было все равно. Как неживая, ни одного движения, ни одной мысли. Небытие. Вдруг начала понемногу вырисовываться какая-то фраза. Словно на цыпочках, тихонечко стала подкрадываться. Все яснее и четче. Когда же подошла, Маша осознала: «Все умерли, и теперь мне не надо ни за кого переживать, рвать сердце, вернее – то, что от него осталось, волноваться и что-то делать, когда твое тело уже не слушается. Все!» И эта страшная для любого человека мысль неожиданно обрадовала. Теперь она свободна, а что случись с ней самой, то это ее уже не волновало. Пришло ощущение свободы от любви, долга и страха потерь. Чувство пустоты и безмятежности. Маша спряталась от всех в своей одинокой квартире. Утонула в своем бескрайнем одиночестве.
Святки. Самое время для чудес и вещих снов. Границы реальности рушатся, и в это время души близких приходят без особых препятствий в наш мир.
Часы своим гулким боем прогнали грезы. Маша открыла глаза и увидела в полоске голубого света фигуру умершего мужа. Олег стоял, наклонив голову, и поэтому лица не было видно, но она узнала его, и внутри все затрепетало. Боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть желанное видение.
Послышался глухой голос:
– Маша, прости меня. Согрешил и поэтому не могу спокойно уйти. Я глубоко виноват перед тобой и перед твоей безмерной любовью ко мне. Но я должен сказать: у меня была связь с женщиной, родился ребенок, который оказался никому не нужен. Сейчас малыш очень страдает за наш грех. Прошу тебя, спаси его. В моей рубашке.
Потрясенная увиденным и услышанным, Маша никак не могла прийти в себя. Олег не успел договорить, но она все поняла. Встала и быстро побежала в спальню. Там все было как при муже. Комната хранила память. Вот и длинный кронштейн, на котором вешалки с дорогими рубашками. Она нетерпеливо стала ощупывать каждую и, конечно же, то, что искала, оказалось в самой последней, из белоснежного батиста. В кармане нащупала скомканную бумажку. Дрожащими руками вытащила и, расправив, прочитала адрес и имя. Надо было ехать.
Ее подвели к старой детской кроватке. Маша боялась заглянуть в нее. Сердце билось птицей. Сопровождающая ее хозяйка Дома малютки, толстая, в грязном халате баба, пахнув перегаром, хриплым голосом спросила:
– Ну что, дамочка, остолбенела? Смотри скорее, а то мне некогда. Дела ждут, – и захрюкала от предвкушения шальных денег.
Маша наклонилась и увидела среди грязного тряпья маленькое исхудавшее тельце, а на белом без кровинки личике огромные синие глаза, переполненные недетской болью и горем. Резануло по сердцу – глаза Олега, даже экспертиза на отцовство не нужна. Это его ребенок.
Сунув деньги в жадную и потную ладонь начальницы, сказала:
– Беру! – и схватив невесомого ребенка, закутав его в свою шубу, побежала к выходу. Только на улице она поняла, что в помещении нестерпимо смердело нищетой и смертью.
Небо! Насколько оно милосердно? Когда ты думаешь, что раздавлен и уничтожен, вдруг появляется маленький лучик Надежды, который непременно спасет, даст силы и смысл жить дальше. Спасибо, небо.
СУМЕРКИ
Весна. Время, когда поют птицы и цветут цветы. Время мечты и надежды, но Марии было не до сказок. Сегодня, в законный выходной, ее попросили выйти на работу. Она была скромным и забитым тяжелой жизнью человеком, слабостью характера которой пользовались все, кому не лень. Пользовались и презирали ее одновременно за мягкотелость и робость, за неумение сказать «нет». И внешность у нее была соответствующая. Маша была красива той красотой, которую не могут испортить ни мода, ни косметика, ни время. Как хорошее вино, с возрастом становилась все благороднее. От природы была блондинкой, а знаете, какая кожа у блондинок? Нет, не конопатая, конопатая у рыжих. Кожа белоснежная и такая тонкая, что можно видеть голубые веночки. Волосы и ресницы светлые, словом, – «моль белая». Товар штучный, на очень изысканного любителя красоты.
Работала она в… Так точно, в музее, но не смотрителем, а в запасниках, подальше от редких посетителей, чтобы не пугала их своей эрудицией. Платили ей мало, то есть только официальную, «белую» зарплату, через банкомат. Вы представляете эти деньги? «Серую», же в конверте, которая была намного больше, нагло загребала себе директриса. Она понимала, что обижает «убогую» и грешит перед богом. Вот за муку осознания своего греха начальница больше всех и ненавидела Машу и всячески старалась устроить так, чтобы ей, Маше, жизнь не казалась медом.
Сегодняшний выход на работу – это ее проделки. Ну, ничего, стерпим. Маша медленно собиралась, не понимая, почему ей надо сегодня тащиться в музей. Он был закрыт на выходной.
Рядом с ее домом, на импровизированной автостоянке надрывно, не переставая, лаяла уже охрипшая собака редкой породы ротвейлер. Откуда она появилась там? Неизвестно. Теперь она, привязанная простой веревкой к забору, никак не могла смириться с таким ужасным поворотом в своей судьбе. Маша подумала, как непредсказуема жизнь в своем развитии. И ведь она была права на все сто.
В музее было темно и тихо. Только где-то на втором этаже поскрипывали половицы, – старинный особняк, в котором располагался музей, оседал, потому что рядом с ним вопреки всяким разумным доводам копали огромный котлован для нового элитного дома. По стенам уже поползли, словно паутина, трещины, которые недвусмысленно говорили, что жить особняку осталось всего ничего. Но это никого не волновало.
Вдруг послышались совершенно другие звуки. Чьи-то торопливые шаги направлялись прямо в зал, где сидела Маша. Она подняла голову и увидела в проеме двери здорового мужика, в руках он держал рулон. Ситуация была понятна без слов. Это вор, а в руках украденная картина. Маша в эту мизансцену не вписывалась. Мужик быстро оценил обстановку и мгновенно очутился около нее. Схватив за волосы, притянул к себе и, обжигая горячим шепотом, сказал прямо в ухо:
– Цыц. Если завопишь, прирежу. Поняла?
Маша молча кивнула головой. Кино-то она смотрела регулярно и поэтому знала дальнейшее развитие событий.
– Ты будешь моим прикрытием. Пошли на выход, – сказал мужик и потащил ее к служебному входу. Маше было страшно неудобно идти боком и быстро перебирать ногами, но она терпела, так как прекрасно знала, чем кончается сопротивление в таких случаях.
Они беспрепятственно дошли до машины и, сев в нее, поехали на большой скорости по вечернему городу в сторону от Центра.
– А зачем я вам? – робко спросила Маша. По киношной логике ее должны были уже или пристрелить, или, за ненадобностью, просто отпустить.
– Сиди и не вякай, – угрожающе пробасил грабитель. Они выехали за город и оказались на пустыре, где одиноко стояла роскошная машина. Солнце царственно уходило за горизонт, наплывали сумерки.
Это волшебное время суток, где грань между реальностью и вымыслом стирается. Грабитель остановил машину на почтительном расстоянии и, выйдя из нее, пошел к ожидающему его джипу. Перекинувшись несколькими фразами, он вернулся и, открыв дверь, сказал:
– Ну, давай, вылазь, и без фокусов.
Маша вышла и направилась к джипу. Она терялась в догадках и предполагала самое худшее. Когда поравнялась с машиной, дверь открылась, и из нее вышел очень красивый и элегантно одетый, чем-то похожий на любимого Машей актера, мужчина, который, поклонившись, сказал по-английски:
– Добрый вечер, княгиня Мария Александровна. Вот мы и нашли вас…
В этот момент громко и неприятно заверещал ненавистный будильник. Маша вздрогнула и проснулась. Хоть сегодня и выходной, но ее попросили выйти на работу в музей. Она начала медленно собираться. Неугомонный ротвейлер все лаял на импровизированной автостоянке около ее дома…
ПОЦЕЛУЙ ЧЕРНОЙ ВДОВЫ
Ольга стояла на коленях и мертвой хваткой обнимала ноги Тима, не давая ему сдвинуться с места. По щекам текли ручьи, она рыдала, сотрясаясь всем телом. Он же брезгливо думал:
