KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская современная проза » Ада Самарка - Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

Ада Самарка - Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ада Самарка, "Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Сны… меня особенно интересуют сны, вы же видели сны о женщинах, – сказала Лисовских, уже раскинувшись в ванне.

Колобок, мокрый в своем костюме из шерстяной фланели, не решался даже распустить запонку на воротничке сорочки. Не зная, куда себя девать, переведя глаза с потолка на полочку со всякими дамскими флакончиками, он вяло продолжил повествование, думая лишь о том, что же делать дальше. Бездействуя при такой открытой провокации, он ощущал себя полным идиотом.

– Ну же… пряники пекли… И как вас называли?.. Колобок? Колобок! Ну что ж ты, катись сюда ко мне! Скорее!

Она протянула руки, и он начал судорожно скидывать одежду, путаясь в ней. Лиза-Мария благосклонно улыбалась, склонив голову набок.

От горячей воды и близости ее тела перехватило дух. Шумно хлюпнуло на пол, Лисовских засмеялась, обвивая его под водой руками и ногами, закружилась голова.

– Ты только не влюбляйся в меня, Лизонька, я же Заячковскую беременную бросил, Галину Степановну беспомощную больную с мальчишками ее… Волкову даже, светлая ей память… – сказал Колобок уже в кровати, наматывая ее рыжую прядь себе на палец.

– Ой, влюблюсь, Колобок, я уже влюбилась… а ты покажешь мне, как бросать умеешь, а? – И перекатившись на живот, лежа на нем сверху, кусая за нос: – Ам!

Они увиделись спустя день, в «Павлине». Едва войдя, Колобок направился к столику Лисовских, но она неожиданно резко выставила перед собой руку с длинным мундштуком и отрицательно покачала головой. Колобок, с губами, онемевшими в улыбке, которую он теперь не знал куда девать, пожал плечами, выпил, не закусывая, водки с приятелями и вскоре ушел. Но через какое-то время вернулся. Заглянул, не снимая тренчкот и даже шляпу, выпил еще водки и стал ждать на улице, чтобы проверить, с кем она выйдет. Она появилась в компании двух хихикающих артисток из кабаре – приехал автомобиль, кто сидел внутри, было неясно. Колобка, сделавшего вид, что рассматривает вывешенную у входа в «Павлин» карту вин, она словно не видела.

Колобок стал ежедневно ходить в парк, даже не убеждая себя, что делает это для моциона, а отчаянно надеясь на встречу. Потом пошел на крайнюю меру, и у нужных людей стал осторожно наводить справки о ней. Ему тут же многозначительно порекомендовали забыть этот адрес, что еще более усилило романтический ореол таинственности.

А встретились они две недели спустя. Будто специально она ждала его прямо у его дома.

– Прогуляемся?

– Лиза, что же ты так… я даже скучал.

– Колобок… – засмеялась она, беря его за руку, – я тоже скучала. А ты не по мне скучал, Колобок, а по своему отражению в моих глазах. Но я хочу послушать. Еще. Все с самого начала.

– Как, опять? – а сам подумал: «Почему мне так спокойно и радостно с ней, когда я говорю о себе? О детстве, гимназии, Мане, вечном пере – о такой ерунде!»

Через две недели, лежа в той самой ванне, Колобок вдруг сказал:

– Лизавета, ты бы родила мне ребенка?

– Как Зойка?

– Нет, как ты… я хочу быть с тобой… я никуда не уйду, мой путь погас, мой путь кончается в тебе…

– Иииииии! – засмеялась Лисовских, запрокидывая голову. – Ты просто потрясающе сказал!

– Да, Лиза, в тебе кончается мой путь. И я хочу, чтобы мы были вместе.

– Как муж с женой?

– Почему как…

– Ну, тогда с этой минуты… я атеистка, и церковь нам ни к чему в этом вопросе… отныне мы муж и жена, иди сюда, я окроплю тебя этой святой водой, напитанной любовью.

– Так мне остаться сегодня?

– Конечно, остаться, дурашка!

Вечером пришли гости. Они приходили почти всегда, кроме пятниц. Колобок быстро понял, почему там, сверху, отказывались что-либо говорить о Лисовских. В этот первый для Колобка вечер в ее доме Лиза-Мария, шурша вечерним платьем, обняла его за плечи и вывела, подталкивая, в центр гостиной, под тяжелые взгляды гостей – нескольких мужчин, среди которых выделялся, сияя лысиной, один, в полувоенном френче, блестящих сапогах и, как равнодушно отметил Колобок, с деревянной кобурой. Слова «Это мой муж» не произвели на них никакого впечатления.

Кроме белокурой Наденьки, у мадам Лисовских бывало еще несколько молоденьких красоток. Иногда приглашали куплетистов из «Павлина», всегда много пили, и от этих бестолковых сивушных вечеров у Колобка во рту появлялся гадкий привкус графитного карандаша. Было весело и грубо: гости шумно и много ели, не заботясь о манерах, вставали из-за стола, чтобы пригласить даму на танец, еще не успев отрыгнуть, и отрыгивали, уже приподнимаясь навстречу ей, прикрыв рот тыльной стороной ладони, а дамы смеялись… Разговоры сводились к одному – как бы перебраться в ШТАБ в Харьков, а лучше в Москву, кому повезло в этом, кому нет. Фамилии и имена, впрочем, не назывались. Иногда пели – под настроение шли «Очи черные» и «Калитка», но охотнее всего – похабные куплеты про модистку. Да, его тонкая, аристократическая, с великолепными манерами Лиза-Мария была среди них и смеялась вместе с ними. Колобок спрашивал себя, отчего он здесь, почему не может уйти, тогда как все его существо вопило: вон отсюда, хотя бы на вечер, на ночь, чтобы постоять у моря, в темноте, пропитанной соленой пряной влагой, наконец подумать о своем… И знал наверняка, что, оставшись одна, она точно так же, взмахнув подолом платья, изогнувшись обнаженной спиной, глядя снизу вверх, взявшись за локоть в тренче, жеманно посмеиваясь, пойдет, как одна из этих ее девиц, в одну из одинаковых гостевых комнат, с широкой кроватью, с патефоном и с фикусом в кадке.

Когда веселье затихало и все разбредались по комнатам, Елизавета бессильно опускалась в кресло и говорила: «Боже… суета… суета… расскажи мне, друг мой, расскажи мне что-то хорошее, что-то о себе, о детстве, что я не знаю или позабыла…»

Однажды ждали чьего-то приезда. Глядя на приготовления, Колобок ощущал муторную тревогу, словно колокол безысходности бил у него в груди, отсчитывая время до вечера.

– Почему бы не уйти, Лиза, мы могли бы жить в другом месте… в Киеве, в Ялте… а это все оставь, неужто оно так важно для тебя? Неужто ты не хочешь родить ребенка и забыть все это? Ведь годы берут свое, Лиза…

– Милый, мой бесконечно милый, – она обняла его, чуть повиснув, положила подбородок на плечо, с шутливой гримаской капризного ребенка глядя в глаза, – ну конечно же, хочу! Конечно, хочу! Только сегодня, ах, так тебя прошу… сегодня не будь таким букой, не расстраивай мою атмосферу…

Колобок притянул ее к себе, поцеловал в лоб, ощутил горячую волну, идущую от низа живота к пульсирующей жилке на виске, но Лизавета выскользнула и, шурша платьем, поспешила на кухню, отдавать последние распоряжения.

Приехавший высокий чин был с первой минуты понятен в своей наглости. Уставший с дороги, он быстро захмелел и, откинувшись в кресле, задремал. В какой-то момент из квартиры ретировались, стараясь не шуметь, прочие гости. Долгожданная спокойная тишина майской ночи усыпила сидящего в кресле Колобка. Снилось детство, гран ма снова несла маленького Колобка, завернутого в согретое полотенце, в ванную, а рядом, с приготовленной ночной рубашечкой, семенила фребеличка, которая вдруг сказала густым басом: «Пойдем, потрешь мне спинку…» Колобок открыл глаза. В двух шагах, спиной к нему и лицом к хозяйке дома стоял новый гость. Колобок видел глаза Лизы с расширенными зрачками, раковинки тонких ноздрей подрагивали, что-то неуловимое в линии ее рта… Да нет, хищное в линии изогнутых губ стало очевидным.

– На! – раздеваясь на ходу, бросил гость сидящему на диване адъютанту свою портупею. – На! – Китель неожиданно полетел в Колобка.

Лиза-Мария обернулась на него, держа гостя под руку – изогнувшись, как он и представлял в своих страхах, с голой спиной в глубоком вырезе, с золотой цепочкой с длинной застежкой с тремя камушками на конце, нежно спускающейся между хрупкими острыми лопатками. Уже готовясь исчезнуть в дверном проеме, она, обернувшись, сокрушенно пожала плечами и поджала губы, дескать, очень жаль, но она бессильна.

Отбросив китель куда-то на ломберный столик, Колобок вскочил на ноги, но бежать за ними не стал. Из-за неплотно прикрытой двери доносился звонкий Лизин смех.

Залпом допив оставшуюся в графине водку, Колобок выбежал вон из квартиры, прогрохотал вниз по мраморным ступеням, выскочил на мостовую. Город спал. В прохладном синем небе ярким нездоровым зеленоватым светом светила полная луна. Колобок пошел как обычно к морю, с каждым шагом трезвея и ощущая бессмысленность движения. «Когда стоять на месте равно бегу…» – подумалось ему.

Море не имело смысла, ветер не имел смысла, ночь не имела смысла. «Я один не я уже…» – крутилось в голове.

Вскоре он вернулся в квартиру. Было тихо. Пахло горчицей, специями, вином, в гостиной было пусто. Дверь в ванную была по-прежнему приоткрыта, образуя в полумраке золотистую щель, буквой «г» – как коса. Светящаяся теплым светом, с ароматным паром, с ее смехом и нежным похлюпыванием, с тошнотворным мужским бормотанием смертоносная коса. Жизнь не имела смысла.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*