Наталия Терентьева - Маримба!
– Здорово… Давай я спрошу у Аушры, она должна знать, это же одна деревня, все про всех всё знают…
– Что спросишь, мам?
– Есть ли у него девушка…
– Лео? Это же такой чудесный мальчик! Просто прекрасный! Как я рада, как я рада! – запричитала, улыбаясь, Аушра. – Я отлично знаю его родителей. И, представь, – зашептала она, предвосхищая мой вопрос, – у него девушки нет!
– Точно?
– Да точно! Он учится в Вильнюсе, ему сейчас не до этого…
Я с сомнением посмотрела на свою приятельницу.
– Одно другому не мешает вообще-то…
Она засмеялась.
– Ну мешает – не мешает, а девушки у него нет. Ой, приглашайте на свадьбу, приглашайте на свадьбу…
Я тоже засмеялась.
– Какая нам свадьба – Катьке еще не исполнилось четырнадцать.
– Я смотрю на нее, мне кажется – шестнадцать! Она такая взрослая…
– Катька повзрослела резко в этом году. Тяжелые были осень, зима. Она меня поддерживала, когда мама… Ну ты знаешь…
Аушра сочувственно погладила меня по плечу.
– Да, наши мамы уходят, одна за одной. Твоя – быстро. Моя – долго.
Мы посмотрели друг на друга, плакать не стали, но уже не смеялись.
– Вот она и повзрослела.
– Да. Хорошо, я расскажу его маме, какая Катька чудесная девочка, как она поет… У них же очень музыкальная семья.
Я слегка удивилась такому серьезному подходу Аушры, ведь Катька с тем мальчиком даже еще толком не познакомились. Но подумала, что, скорей всего, это фигура вежливости. Ничего она никому не скажет. Вежливость, приветливость и гостеприимство. Не более того.
– Пойдете в костел слушать Норейку?
– Виргилиуса?
– Ты помнишь его, да? Еще народный артист Советского Союза он был когда-то…
Я не стала говорить, что все народные СССР так и остались народными, даже если самого СССР уже нет. Но это, наверное, для нас. Для них это все в прошлом. Уехали все наши звания с нашими же танками.
– А сколько ему лет? Неужели он еще поет?
– Поет, еще как! – подмигнула мне Аушра. – Сходите обязательно. И духовой оркестр там будет…
– В костеле? Духовой оркестр?..
– Ну да, а что такого?
– Без ударников, наверное…
– Все будет, все будет, сходите!
Перед концертом в костеле была служба. Мы пришли пораньше, чтобы занять места. Но все лавочки, на которых католики слушают своего священника, были уже плотно заняты. Мы постояли-постояли, послушали чужую проповедь, вышли на улицу.
– Странное чувство. Вера одна. И не одна. Дело даже не в языке.
– Да… – рассеянно сказала Катька, ненароком оглядываясь.
Ну конечно, во дворе костела появились музыканты в синих пиджачках.
– Пришел? – спросила я.
– Не вижу, – ответила Катька, порозовев.
– Придет, не переживай. Ударные инструменты все стоят, прямо перед алтарем, я видела.
– Я тоже… И маримбу привезли.
– Здорово.
Музыканты смеялись, ели мороженое, несколько человек курили прямо за оградой. Современные католики менее истово относятся к внешней атрибутике своей религии, чем мы, православные христиане. Соблюдают приличия, но…
– Пришел, мам! – Катька взяла меня под руку.
Молодой человек светло и приятно улыбался, разговаривая со своими товарищами по оркестру.
– Приятный мальчик, – пробормотала я. – На папу твоего совершенно не похож, но приятный… Невероятно обаятельный…
– Почему он должен быть похож на папу? – удивилась Катька. – Папа красивый, конечно, но у него… брови косматые… И вообще… он иногда кажется очень восточным человеком…
– А тебе нравятся западные, да?
– Да! – засмеялась Катька. – У меня монгольский генотип не просит восстановления, как у некоторых, ты знаешь.
Знаю. Знаю, о ком говорит Катька. Но думать о нем не хочу. О том, кто по крови является мне очень близким родственником и кто всегда выбирает жен, русских по паспорту, но внешне похожих на девушек из Юго-Восточной Азии. Поюжнее, с островов, где намешаны далекие-далекие от нас расы… Третье веко, крепкие скулы, низкорослые…
– Пошли, встанем в проходе между рядами, поближе. Народу сейчас набьется…
После службы никто не разошелся, все как сидели, так и остались сидеть. Народ набивался и набивался. Когда прихожане, стоящие вокруг нас, опустились на колени, я почувствовала себя неловко. Креститься вместе со всеми мы не крестимся – они же наоборот – в другую сторону – кладут на себя крест, – и уж на колени мы точно вставать в костеле не можем. Кажется… Да и не за чем сегодня… Мы не настолько истово верующие, чтобы все разговоры с Богом вести, приклонив колена, в своем ли храме, в чужом… Мы стояли столбом среди прихожан, которые на коленях просили католического бога о чем-то своем, сокровенном. В боковом приделе показались музыканты. Я кивнула Катьке на Леонарда.
– Веселится, обормот…
Мальчик негромко пересмеивался с другими оркестрантами. Ну и ладно. Может, он не верующий? Отец его, дирижер, слушал спокойно. Гном по имени Зевс… Я одернула себя. Вот так кто-нибудь, влюбившись в Катьку, назовет меня Ведьма по имени Дюймовочка, – мне будет приятно? Я не ведьма, я просто… кое-что понимаю и чувствую, скажем так. Наперед. И на Дюймовочку похожа только в глубине души и на некоторых фотографиях, где не успела приосаниться, вытянуть шею, распрямить плечи и ровно поправить очки. На сильно постаревшую Дюймовочку, давно простившуюся со своим принцем эльфов.
– Эльфов – это не фамилия, – напомнила я Катьке.
Дочка с ужасом посмотрела на меня.
– Не обращай внимания! Это я так, из потока сознания выдернула фразу. Ты так маленькая думала. Что у принца фамилия такая… Эльфов… Скоро концерт начнется.
Катька рассеянно кивнула, ее внимание целиком было поглощено светловолосым, не слишком высоким, обаятельным литовцем. Что за черт! Я понимала, чувствовала это притяжение. Он притягивал меня так же, как ее. Похож на юного Рентгеныча? Да я давно не влюблена в него. Сижу спокойно в стоматологическом кресле, чувствую его близость и не волнуюсь ни капельки. Увлечение прошло лет… девятнадцать назад. Почему тогда? Слишком сильно люблю Катьку, очевидно. Вбираю в себя ее волнения, боль, вот теперь влюбленность. Я отлично ее понимаю.
– Я отлично тебя понимаю, – прошептала я Катьке. – Давай, вставай поближе, а то сейчас нас выметут отсюда.
Народ и правда стал напирать сзади и сбоку. Очень необычный концерт. Знаменитый оперный тенор, в солидном возрасте – семьдесят семь лет – поет живьем в костеле, в сопровождении духового оркестра, да еще с таким экзотическим инструментом, как маримба!
– Понимаешь? – Катька внимательно посмотрела на меня.
– Конечно, – тихо ответила я. – Невероятно обаятельный. Красавцем не назовешь, нос подкачал слегка, но в общем – неотразим.
Катька, слегка улыбаясь, загадочно посматривала на своего избранника. «Это неверный путь! – стучало у меня в голове. – Это те же ошибки! Не нужно выбирать мужчину, пусть он выберет тебя. А ты подумаешь – нужен ли он тебе. И скажешь «да» или «нет»». Но как быть, если так уже произошло? И Катька выбрала себе этого симпатичного мальчика? Для…» Я с сомнением посмотрела на Катьку. Для любви?
– Сколько ему лет, ты не посмотрела в «Фейсбуке»?
Катька опустила глаза.
– Что? Двадцать уже?
Она помотала головой.
– Больше?
Катька кивнула.
– Двадцать два, осенью будет… Мам, ты не представляешь, когда у него день рождения…
– И когда же?
– Между твоим и папиным. День за днем. Папин, его, твой.
– Вот это да!.. Какое удивительное совпадение… Ты серьезно говоришь?
– Да уж куда серьезнее! – вздохнула Катька. – Тоже Весы, как и вы. Интересно, он так же ничего не может выбрать? Двенадцатое, четырнадцатое, на поезде, на самолете…
– Знакомиться с тобой, не знакомиться… – засмеялась я.
Норейка пел просто великолепно. И для своего возраста, и безо всякого возраста вообще. Тенор, прекрасный, свежий, молодой голос. Однажды чуть захрипел внизу, перед тем как взлететь на какую-то невероятную, высокую, прозрачную ноту. Мне показалось, что несколько раз оркестр слегка расходился с певцом. Наверно, как следует не прорепетировали. Кто-то из музыкантов играл насупившись, кто-то очень старался, внимательно следя за каждым движением дирижера. Лео же переходил от одного инструмента к другому, был чрезвычайно занят, ответственен… хорош…
Перед нами просунулся и встал высокий плотный мужчина в ярко-голубом пиджаке, блестящих белых брюках, малиновом шейном платке. Рядом с ним протиснулся, очевидно, его товарищ, постарше, пониже, одетый очень хорошо, но не так ярко. Они негромко переговаривались, я почувствовала явственный запах перегара.
– Во дают! – покачала я головой. – Иностранцы… – проговорила я и сама улыбнулась. В каком смысле иностранцы? Не русские? Вряд ли наши явятся в костел навеселе. Или не литовцы? Тоже не пришли бы с таким перегаром.
– На каком языке говорят? – спросила я Катьку.
