Олег Рой - Тайна
Владимир
На следующий день Иван хмуро рассматривал синяк на лице дочери.
– Они у меня за это ответят, – заявил он Оле, – ты не с ними живешь, и бить тебя они не имеют права. Я на стерву управу найду, если надо и в суд пойду.
При этих словах девочка вдруг затряслась как в лихорадке, сползла с лавки на пол и, опустившись на колени, быстро зашептала:
– Папочка, я только умоляю, умоляю, ничего не делай ей за этот синяк. Я не часто тебя прошу о чем-то. Ну, пожалуйста!
Отец изумленно взглянул на дочь:
– Это еще почему?
Оля только сокрушенно покачала головой:
– Я умоляю! Дай слово.
– Даю, – твердо сказал он, помолчав, – слово сдержу, но зачем тебе это, не знаю. Дурость какая-то…
И, с досадой махнув рукой, вышел.
Вскоре после ссоры, закончившейся потасовкой, Виктор уехал в город. «По делам…» – туманно ответил он на вопросы Анны. Они к тому времени кое-как помирились. Уезжал он каким-то сосредоточенно-серьезным, а вернулся совсем хмурым и сумрачным. Правда, подарков Анне привез много – а их она любила. Колечко с затейливым украшением, шаль блестящую, расписанную цветами, колбасу какую-то деликатесную – такую, что Анна отродясь не пробовала.
– Ты чего такой мрачный, а, Вить? – улыбнулась женщина, примеряя обновки перед зеркалом и любуясь собой.
– У тебя пузо скоро лопнет, – недовольно буркнул он.
– Ну да… Что-то я тебя не понимаю, Витюша. Ты же знал, сам согласен был на дите. А тут вроде как не рад? Я ведь тебя на аркане в отцы не тащила.
Он кивнул:
– Так-то оно так, – и быстро перевел разговор на другую тему.
Но какая-то мысль не давала ему покоя, вечером он снова завел прежний разговор. Тяжело вздохнув и не глядя в глаза женщине, он сказал:
– Аня, тут такое дело… Вот… возьми, – и протянул ей какой-то сверток.
– Что это? – испуганно отпрянула Анна, какое-то неприятное предчувствие охватило ее.
– Да подумал я, посоветовался с матерью – я к ней в гости по пути заезжал, и решил… Знаешь, я понял точно, что ребенок мне не нужен. Ты прости, что так поздно про это говорю… Не сразу сообразил. Ты не бойся, глянь, – с этими словами он развернул бумагу. В ней лежал маленький пузырек темного стекла.
– Как не нужен? – выдохнула Анна. – Да ты же говорил…
– Я снадобье хорошее достал, – перебил он ее, – выпьешь – и никакого ребенка – только крови немного.
– Уже ведь скоро рожать, самое крайнее – через месяц, – испуганно прошептала женщина.
– Это иностранное лекарство, от него никакого вреда не будет, даже на таком большом сроке. Баронесски ихние и миллионерши всякие его используют – и ничего…
– А почему же так-то, Витя? – Анна обессиленно опустилась на лавку, небрежно стянув с шеи подаренный платок.
– Я решил, Нюша, ребенок нам пока не ко времени. У тебя и свои дети есть, а мне без него проще. Работа у меня с разъездами, денег платят мало. На что его кормить будем?
– Да где ж мало? – растерянно прошептала Анна. – Нам хватит, зачем нам разносолы?
– А зачем нам лишний рот? – продолжал Виктор, не слушая женщину. – Будем вдвоем пока жить, я так считаю.
– Он же уже большой там вырос, – содрогнулась женщина, говоря будто бы самой себе, не слушая уже своего сожителя.
– Что? Где? – оторопело уточнил Виктор.
И тут Анне как ударило в голову – вспомнила недавние слова дочери, и какой-то нездешний страх обуял ее. Она попятилась от Виктора как от привидения.
– Смерти моей хочешь? – прошипела она.
– Да ты что? – ошеломленно возразил он. – Что с тобой?
– Уходи! Уходи! – Она как в беспамятстве вскидывала руку, указывая на дверь.
– Я тебя, Анна, не понимаю, – сухо ответил он, – я тебе дело говорю. Не хочешь делать аборт – не надо! Только и меня тут тогда не увидишь.
– Ну и убирайся, подонок! – прорычала она.
– Прекрасно, не задержусь. Я как раз подумывал к жене вернуться.
– Ах, у тебя и жена, оказывается, есть, сволочь? А говорил, не женат.
– Так мы разошлись. А тут она назад позвала, – ухмыляясь, пояснил Виктор. – Счастливо оставаться!
В тот же вечер он собрал свои вещи и уехал, оставив сожительницу в крайне смятенном состоянии духа.
Анна не находила себе места и даже решила проведать детей. Все же сердце у нее не каменное, свои кровиночки, просто не заладилось у них. Пора и опомниться…
Оля была дома одна и готовила нехитрый обед – суп да оладьи. Увидев на пороге мать, она как будто ничуть не удивилась.
– Смотрю, ожидала меня, – неловко усмехнулась Анна, застыв на пороге, и тут же поправилась, сменила тон, глухо и виновато проговорила: – Ты меня прости, доченька, за все. Прощения просить я пришла. За то, что ударила тебя тогда, прости. Сгоряча я, дура была слепая. Не видела, что под носом творится.
– А я и не сержусь вовсе, забыла уже давно, – улыбнулась дочь, – что не проходишь? Садись, в ногах правды нет.
Анна неуверенно прошла в горницу.
– А где Ваня? – спросила она, помолчав.
– Да на работе, в колхозе. Он больше не пьет, – чуть хвастливо сообщила Оля.
– Знаю, знаю… Люди говорили, он вроде как переродился. Видно, хорошо ему без меня, – горько сказала Анна.
Оля ничего не ответила. Мать задумчиво потеребила бахрому скатерти, потом кивнула на нее.
– Новая? Тут отродясь такого не было.
– А это мы завели… У нас теперь тут много чего появилось, – приветливо ответила Оля, исподтишка наблюдая за матерью. Та мялась, хотела сказать что-то важное, но никак не решалась. Наконец, она поднялась и направилась к двери.
– Постой, – кинулась за ней дочь, – куда ты?
– Как думаешь, простит меня Ваня? – собравшись с духом, спросила Анна. – Верно, простит, он добрый… Как было бы славно! Помирились бы мы, да жили б все вместе… Ведь может быть такое? – она с надеждой взглянула на девочку.
– Про счастье ничего не скажу, но долго нам с батей жить не придется, – тяжело вздыхая, сказала девочка, отходя к столу.
– А что ж так? – изумилась мать.
Оля долго молчала, потом, словно решившись, прошептала:
– Помрет он скоро, батька-то наш…
Анна испуганно вскинулась:
– Ваня хворает? Чего с ним? Что он тебе сказал?
– Он-то ничего не сказал, сам еще не ведает… А только жить ему осталось до следующей весны. Я вижу…
Анна ошалело поглядела на дочь, села на стул и долго молчала, потом, сжав губы, выдавила:
– Ну, сколько отмерено – столько отмерено… С ним хочу жить.
Схватки начались в полдень. С самого начала все пошло плохо – стало ясно, что Анна никак не может разродиться. Деревенская повитуха мрачно причмокивала губами, качала головой и никаких прогнозов не давала. По тем временам звать врача или хотя бы фельдшера было не принято.
– Либо дите, либо Анна, либо оба сразу умрут, – помяните мое слово, – говорила собравшимся женщинам худая сухонькая старушонка, вредная и слегка выжившая из ума. Про нее ходили слухи, что ее поколачивал сын-бобыль, и потому она была зла на весь свет.
– Да типун тебе на язык, – в сердцах плюнула бабка Агафья, – что ты такое говоришь.
– Да Анна в бреду уже пять часов, тут, и правда, дело худо, – заметила другая соседка.
Вдруг в круг взрослых протиснулась Оля.
– Пустите меня к матери, – насупленно, ни на кого не глядя, попросила она. На ее личике заметно проступили следы мучительного напряжения, как будто она силилась решить трудную задачу, да все никак не выходило.
– Куда ты, куда, такое детям нельзя видеть! – всполошились женщины. На девочку зашикали, со всех сторон раздавались ахи и охи.
– Пустите меня к матери! – сжав кулачки, закричала девочка.
– Нечего тут ребенку делать, – возразила бабка Агафья.
Но тут из горницы раздался слабый голос роженицы:
– Пустите ее.
Женщины ахнули: пришла в себя?
Пока никто ее не остановил, девочка быстро прошла к матери. Та лежала на постели, бледная, без кровинки в лице. Только увидев дочь, она в беспамятстве откинулась на подушки. Оля села рядом с ней, взяла за руку и начала что-то шептать. А через полчаса Анна как-то глубоко вздохнула, пришла в себя и села на постели. А еще через пятнадцать минут на свет благополучно появился здоровенький мальчик.
Теперь Ольга почти все время проводила у матери – помогала управляться с младенцем. Та все еще была слабая после родов, еле вставала.
Иван у дочери не спрашивал, где та пропадает, только хмурился.
Как-то все же спросил, будто невзначай:
– Как Анна дите-то назвала?
– Владимиром, – чуть замешкавшись, ответила девочка.
Он помолчал, потом кивнул, будто одобряя.
– Ты б сходил к ней, а? – умоляюще попросила Оля, заглядывая ему в лицо. Но он неожиданно рассердился, и вышел из избы, громко хлопнув дверью.
Но через несколько дней он снова не выдержал, смущаясь, спросил, на кого похож малый.
– Весь в мать, – улыбнулась Оля.
– А Анне не нужно ли чего?
– Да вроде все есть.