Сергей Изуверов - Межгосударство. Том 1
Обзор книги Сергей Изуверов - Межгосударство. Том 1
Межгосударство. Том 1
Сергей Изуверов
Александре
© Сергей Изуверов, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Предисловие
Если кому-то вообразится, с земли Димена чего-то там не довидели, нефатальное заблуждение, изложено будет достаточно. Поначалу все мы (тогда ещё не вполне) локомоцировали в первичном, академически в предвечном бульоне, не мог одолеть ни прибой, ни отсутствие халькогенов. После всего, понятно, неизбежно коацервация, в результате живые зооспоры, дегляциация отрицательно неостановима, кто-то извне много раз учащённо на попытаться. Пришлось почти четыре миллиарда лет интриг природы и предназначенья, предстают митохондриальная Ева и молекулярно-биологический Адам, при таких именных эстуариях-аттестациях лучшими угодно сочинения, совершили более значительное (может значительное, но не более, может вовсе менее, никто никому не давал права принижать художественную агиографию), организовали, пусть и через тернии и болезненные падения на зады, так вот, всё-таки организовали человечество, целокупность сатрап-индивидуумов, их культурных страхов и домыслов, форм общества, которого нет и социума, который пал вместе с Вавилонским пилоном, говорит о его здравом гипостасисе, раз столько продержался. И в подробностях следует меру, не то слишком подробно, счесть, даётся понять не с земли Димена, с одного из небес мизофобического Асбурга при помощи трубы Иоанна Лепперсгея, отменным очковым мастером. К каждому из нижеследующих свитых в целое событий присовокупить рефренное, импульс той самой не видной никому унитарности, принуждают отринуть яканье. Довольно ладно (по крайней правдоподобно), престолов в одном цехе, цвергов в другом, не находится места этой пространной ороговевшей про порядки загробного, не существует. Для Христофора Радищева. Шелестит платье. Загораются глаза. Явилась муза. Вся девиантная книга-политическая жизнь неандертальцев составлена из шести глав-в-разной-степени-гидр, пятая собранием нескольких литературно-просветительских компетентных приложений к основному сатирически-исторически-метонимическому повествованию, намеренно отчуждённых, неоплаченные муниципалитетом младенцы от груди кормилицы, вынесенных в отдельное диверсификационное заведение, если совсем невмоготу и еслинехочешьчитатьбросай, не тревожить корпдуализм, сверяясь с, к тому исследовательская. Исключением сочинения-огни святого Эльма, во время описываемых почитывал-пролистывал-отпечатывал на лбу хартофилакс, оставлены на своих хронологических, не имеющие особенного (ложь, самообман царя Эдипа) для понимания, косвенно причастные. Первая пьяно-подсмотрена и подслушана в пересказе пересказа, о сочинительстве речи не, о сколько-нибудь складном свидетельствовании о тех на бумаге, коже и скале. Вторая переиначенный повтор и мелко завуалированный комментарий к полукниге-полукошмару религиозного редактора, в какое-то оказавшейся годной к употреблению по назначению (откуда такие окололитературные прощелыги как ты вообще могут знать к чему был назначен тот облиго-палимпсест?) для, не могли найти понимания себя, эволюции физики и Бога (не могли найти понимая почти ничего), разбавленный такими, по своей, комментариями-оборотнями, только иных. Третья мало чем от бурлескно-макабрической фантазии, представляются метемпсихозическим музыкантам, не стоит умалять угнетения для общего механического хода и трудоголического разжёвывания ситуационных перекрёстков, шестая составлена из…, не верно знаю из чего, дают понять и дают понять, здесь должно оказаться – обрывков посторонних нашей редколлегии записных амбарных и попыток наварить на премиях, тем более прихотлив путь литературной переиначенной для гимназистов истории, подчинившей себе стольких объектов божпромысла, их связь с обсессией и взаимосвязь с сугубой обсессией, так же течение времени в обе гипотенузы. Симфизнулось очень, сломавшийся во время завода автоматон преждевременно наряженный в жабо и панталоны, из одного то и дело пропадающего и тлеющего без вулканического пепла желания проследить человеческие жизни-иллюзии, важные для вроде Евгения Поливанова или Юрия Тынянова, ещё некоторого (первыми утянувшими выпавшие из глазниц яблоки в свои норы истории помянутые), коснувшиеся их фацетом савана, только попавшиеся на глаза из-за своего возмутительного поведения или проскользнувшие в нусах в качестве самотыкного жирандоля. Для самого гнусного можно тайлинов, как появляются клопы в полосатом матрасе, путая с заключёнными концентрации после посещения платной экскурсией эскулапоострова (архетип Алькатраса), профит к ним с земли сперва пресечён и никогда уже не обретён одним из Асбурга, как раз в то новеллу о них как о блицкриге, материалы использованы в кирпиче. Из четвёртой (с этим предстоит) кто-то (самый криптосоавтор) вымарал время и место клубления монологов, между, весь аналект должен из не триста, но и без надежд на непосредственный, кроме одобрительного причмокивания, состоит, все махинации ещё раз нежелание ассоциации (в лице пусть и не самого честного представителя, может и самого бесчестного) признать очевидное, именно, ансерпиннам вскоре потеснит на ваянговых многие, щелкопёры за гомоклиналь, Мартин Шмидт за квазар, смилостивившись над литэкспансиями моими и Каллимаха, многие желали, кто из Северина Тугля и кто Венанций Иессеев, и кто с кем перетрахался. Странное дело, очень ладно-подозрительно-запахло-подлогом между, долина Печали существовала 6093-и, за шесть сжалась в подходящий для матча Гуан-Ди корт (эй (восклицание-оклик), ты кто такой?), невидимые пендельфедеры Нюрнбергского Комитетом криптостатистики, Первая мировая из-за гальванизации, что про, рассказчиками шестой (мучился Гуан-Ди) ибны главного второй (мучился покорный), одного из главных третьей (никто не), уместно же о падении под напором, значит уместно о главных. Собрание Северина это невыразимая грусть канувших цивилизаций о будущем, не может молчать, не может и заговорить, надеясь, однажды заговор (ят) фейерверки, Малыш и Толстяк, один в тени другого, день разъят на мгновения, всё равно невыразимо длиннее атомов, не разобрать кто или что свистит, отменённая однажды гравитация должна была отмениться именно, всемирные абулические последствия: закрытие Алькатраса, ходы под островом лишаются наполнения, напор сочащийся через стоки ослабевает до степени ослабления играющего в доспехах лаун, самосожжение буддийского в Сайгоне, никем не схваченный и не остановленный пепел летит по Французскому Индокитаю, прожигая стены банков-мошенников, ладони оптимистов, составляясь в назидательные инсталляции, подавая знак отступать-идти-вперёд, Воннегута «Клетчатая колыбель для манула», кому следует видеть показаны ростры, во всякий магнетон могут покинуть своих временных, Советско-Китайский сквозь фарфоровый чайник с коммунистически-религиозным наполнением, объявленная смерть Олдоса, вызванная ударом гонга литература старо-нового времени для решительного объяснения в присутствии у одра, всё только малая (другой гонщик безлошадных экипажей за сенсацией непременно «Марию-Селесту» или Жеводанского, или Каспара, я не из таких (таковских)). Следует, почти у всех предполагаемых шабашей отыскались не их, конечно, подходящие по смыслу брахмы, соединившись в ячейки сети, годной для обуздания стаи стагнационных мальков, тщательные звенья этой истории-менипповой сатиры, равно у начал-клублений финалов явлены концы-отростки с действующими присосками, некоторые в виде печальных описаний-недоумковых исповедей от третьего лица, делающего вид, второе, второй. Многие десцендентов Готффрида и трёх его, хоть единожды, претворялись дочерями, ясновельможно-компетентного рода, едва не прервался, желая в ещё больший фантом (в фантом от затмения), возобновился с новой приданной извне собранными дезигнациями наблюдателей на Ксении и Несторе, в тринадцатом проталлии (хоть и смутно, авва Готффрида известен) одиннадцать отпрысков мужеского, при том холодно оцениваемом, трое утяжелённые мошонками из предыдущего бездетны или бастардны. Все когнаты, касается более широких олимпийских колец, нежели, именно всех в узком понимании; столпник невидимой печали Арчибальд, сугубая нимфоманка Вестфалия, сивый мерин Лукиан, самопровозглашённая ведьма Герардина Неубау, квазиказённый харч Натан Вуковар, восторженный недоумок Принцип, трегубо восторженный недоумок Гримо, четыре брата-гетеронима Тео. Более или менее загадочным, загадочен для немедленного изучения вздувшийся на болоте пузырь, хартофилакс (всего в силу невнимания и усталости от всех этих (ложь, его прикрывала Аненербе)), Эмиль Коновалов (перенасыщение в момент, когда-то под именами Сергей Изуверов-Вертопрахов и Сергей Вертопрахов (а ты давал ли присягу не лгать, буквенный ты выкормыш?)), большинство певцов хора, в хоре и было большинство, о, никто не принуждает, быть справедливым, никто ничего особенно не. Началась в конце ХIV-го (на самом значительно, приблизительно в 950-м до нашей (на самом значительно, приблизительно когда из Панталассы выныривать головы и соображать, что-то вроде силурийского, на отдалении 430 миллионов)), в 1389-м, Готффрид Новый Замок отправился с целью составить толковую карту окрестностей иных окрестностей, продолжилась в 1863-м, принятием Герардины бонной к Вестфалии Дёминой, завершилась не матчем в лаун в 1907-м. Кортом для эксплуатации пятигранных сжавшаяся Печали (так может полагать лишь человек с очень буйной), уменьшаться, младшая заболела критической меланхолией. Случайно страницы в верной последовательности, даже не до конца, поэму за авторством Эмиля Коновалова к его философическому об аддикционном самоубийстве. Книга в мошенническую библиотеку хартофилакса, не содержит ни одного формуляра и карточки, пролежала без малого сорок никтофобических. К ней комментарии составившие вторую (если точным, часть пятой), по имени Ван Зольц, недоглобальным обманщиком тех дней, на почве теософического бесстыдства взрастало по тысяче тысяч на век, на XIX-й две тысячи тысяч. Утверждение в духе исследователя теперешних гоминидов доисторических времён: происхождение не стало загадкой, разве детские и юношеские годы. Вопрос в духе собирательного образа биографа к собирательному образу сыщика: отчего это вообще должно было стать загадкой? Единоутробный Готлиба, при этом кривой, в духе распиленного на куски и воссозданного без чертежа раскидистого, миллионщик перед посещением церкви на Покров, Сатрапа Арголидского (сомнительно), незаконный, родовой интерлиньяж. Комментарии-попытки быть честным с собой Ван Зольца носят, (достаточно окинуть фронтиспис его деда, в готовящемся к неполной демаскировке в Амстердаме), более хаотически-ублюдочный и беспорядочно-аморфный, представлены во всех вторых главах всех прозаических сочинений, типографы не отбросили из-за бесстыдства содержания с 1672-го по 1934-й. Пришлось обтесать или, точнее, раздуть и облитерировать. Третья долгожданным (никому не надобным) погружением в судьбы, до того предоставлялось не очень-то, более свободным о, называется гомозиготность. Прослеживание-сцеживание через ссыпанную в рыцарский чулок мозаику изображающую некогда карту Равенского экзахарта жизней героев с младых когтей, изрядное в законченности тех или иных вотумов в будущем, пришло участвовать в одном из нескольких главных своей, не разделённого по причине пропажи молотка из абсолютной крицы миропорядка. С третьей на самом всё не, офис-контора судьи коммерческого, до конца ещё не под каким углом в действительности брошена полиопия. Вопрос в духе не столь великого и оттого безымянного лексикографа как В. Даль: как подать огромное количество жаргонных и оттого возмутительных мне, встречаются. Утверждение в духе сомневающегося выпускающего литреда «Северной пчелы»: переменив обыкновенными, схожими по эссенции, я утеряю правдоподобие, оставив как, заполоню размеренность и благополучие эклектизма словесными урывками. Утверждение в духе криптобиографа Л. К. Я. Яшвиля: хотя мне, должно быть, и видится фумарола, учитывая всю макабрическую лестницу вообще надуманной экспозиции в третьей. Сама диктует решение возникшего, как всё и совпало у людей и кукольника. Касается шестой, полна военной безысходности, составлена невесть из скольких отрывков разных происхождений и времён, с этой ложью я смирился. Строго, счесть авторов разве на настроенном в духе Иммануила-эпистемолога №3 арифмометре, составитель один, очень непостоянный и двоящийся, троящийся и бесконечно до десятирящегося, вот это уровень, сам для себя. Агнопсевдокульт и криптофилантроп, насколько агнопсевдокульт может криптофилантропом. Согласился на искажение своего (употребление точки с запятой как препинания в особенно заковыристом, по его благоусмотрению, завуалированном предложении надраться вместе с корабелами), настоял на точном приведении в преамбуле ко всему, собственного, по большей состоящего из обстоятельств пережитых и записанных другим. Сказал, часть гонит волну запись важного и смелого, более чем собирательный капитана подводной начала XX-го, насколько удалось отсюда, младшенького Вестфалии Дёминой, Анатолия III, возвращаясь к заговору, он-то всё и переживал. Помимо письма Анатолия не мало и этим неутомимым собирателем фальшивых цедулок. Как понятно из того же столь оберегаемого им (лучше бы оберегал задницы своих сестёр), считает очень ловко скроенным, питает за написанное в немалую гордость-сочувствие к другим, хоть и думает, тщательно скрывает под маской человеческого воплощения ши-тцу. Однако наметанный, веки, не смотря на предыдущую аттестацию не сшиты нитками, пусть и зрит с земли, видит многую неопытность, скользящую во фразеологии, перемене вокабул местами ради эпичности и мнимого олитературивания. Заявление в духе Ходжи Нассредина на заре повествовательной: однако теперь речь не о том. Предисловие будет, одно из самых натужных упражнений-колясок из костей обтянутых кожей пяртой. Помимо прочего лицемерия, лицемерием не о нескольких ансерпиннамах (утверждается ниже, изобрёл Нестор Грубер, для нас (ответственно-разрозненной группы исследователей не требующих исследования вопросов) утверждение оперативно-сомнительным), кои, кто может в этом сомневаться, вероятнее, точно, точен в аргументации устроитель крестного хода, ниже, настолько, про всё о них только что, скорее, забудется. Два не этнонимов (для кого как (а для меня никак)), вследствие, влезши в форму ансерпиннама, относящиеся к нижеследующему. Третий заглавие «Без земли что без ума», выкачен для осмеяния, то есть будет со всеми сказанными вывертами, краткий. Особая, в меру оригинальный, в меру оригинален оксюморон, анафора. Не что иное как эпически-детективный роман (вполне созрел, оперировать как «роман»), устроенный несколько, Алексей Дживелегов пересмотрел свои на гиперболу. По ходу действия рассыпано улик (приблизительно 948), среди ни одной маловажной (надеюсь, после публикации оставшиеся безумцы перестанут косвенное маловажным). Вместе и сопоставив, задумано романистом и его квазинеграми можно не только понять разгадку, понять загадку. Некоторые из предпринятых расследований частей или эпизодов преступления ниже, никто из расследователей (даже Л. К., хотя дальше прочих от молока к бинди, достаточно только приписываемую ему «Собственные дети убили Еноха-Наполеона и Сарданапала-Александра, забастовки подвержены бесправному подавлению, военная корреспонденция перепутана как чёртов клубок, кто будет разымать на нити всё это?») не понял фактуры и один к тридцати. Никто не в силах обращать и держать в голове всё (на всё). Детективное повествование свои, литература не ограничена, поэтому всем сочинителям и составителям оставшейся тысячи во всякое время приходилось плясать в этой узкой между стенами двух складов на Пустой улице. Общая картина, пред тем, начал разбираться, достиг мастерства взглянуть абстрактно, с альтитуды (нельзя про ублюдочный феодализм, зашитые рты, домино, призрак птеродактиля. Нельзя о названии каждого города и порта, приведённые, нельзя путать город и порт, город и город в котором есть порт. Необходимо всегда в голове Урию Хеттеянина и Уильяма Мэтью Флиндерса Питри, 28 января 1906-го, апокалиптическое настроение корпускул эфира, Кебнекайсе и синих птиц, Фениуса Фарсайда и скрипучие лестницы вялой похоти в замке вербовщика душ, Шёнефельд и драконов веков-судей, Межевой институт и обмотанные колючей бесконечностью стены, Беренда Феддерсена и дело Агафангела, дело Бруно Шульца и тысячекрылого стерха, дело единорогов и вход в Зоббург, вольнодумцев и Норд 1, Агафангела Семилукова-Бронникова-Шмидта и «Собрание двух дырок от», Уимблдон и его рыцарей, портландцемент и обстоятельства рождения Коперника, отдел эпохи перемен и съезд СПЕГ в Берлине, Пануеля и Ареста), прихотлива до обета безбрачия. Гуан-Ди на сей не категорически, не вполне категоричен призрак, предложили снять с кандалы, Готффрид как всегда вид, по хрену мороз, с этим Готффридом, с теорией относительности до тридцатых, Николай Хитрово шумно восхищался, после, устроил в Москве, ещё бы ему не восхищаться, НО 3 одобрял всё таинственное, единственно из своей расположенности во всём плутать, вступать во всё. К концу собственного, мстится, что хочется, с одной, завершающее предшествующую фугу проклитики заключение-напутствие дерзновенному, польстившемуся на, вознамерившемуся во всём серпантине зуонов, с другой представляется невольным реверансом горбуна в сторону растакого трюизма, не то что очень желалось избежать, банальность большой друг человечества, я хоть чужд, питаю неизъяснимую нежность, хоть завуалировать вуалью. Краткое сочинённого на этом, ввод в фордевинд дела устал сам от себя, открыть шлюз, толкутся аксессуар-околичности, разметать десницы, пасть под напором на афедрон и затылок.
