Игорь Харичев - Кремлевские призраки
Обзор книги Игорь Харичев - Кремлевские призраки
Игорь Харичев
Кремлёвские призраки
Любовь спасет мир
Автору этой книги выпала возможность приобрести уникальный жизненный опыт, проработав значительное время в Кремле, в администрации Президента России в постсоветский и постперестроечный период.
Мы знакомы с произведениями мемуарной литературы, связанными с личностью первого Президента страны и российской политикой последних лет. Но в этом произведении реальная жизнь и хронологическая нить событий присутствует лишь контуром, оставаясь практически за пределами повествования.
Что интересует Игоря Харичева? Конечно, Кремль как некое символическое сосредоточие российской жизни за долгие годы и даже столетия. Кремлевский ландшафт с его великолепными соборами, звездами, небесными и красными, из рубина; конфликтное сочетание Храма и Дворца съездов; атмосфера тайны, лжи, преступления и жертвенности, страха, того глобального страха, который автор называет генетическим и который пропитывает и жизнь, и память, и душу каждого.
«У Кремля трудная судьба… трудно быть вместилищем страха». По сути дела, каждый из нас несет такой Кремль в себе и постоянно спорит, конфликтует с теми же самыми персонажами. Спорит до победы. Собственной. Или чужой.
Разматывая в нехитрых сюжетах основную, философскую линию своего романа в рассказах, автор стремится понять: зачем жизнь, каков ее смысл, каково назначение человека – независимо от обстоятельств?
Жизнь по Харичеву есть предстояние перед заветом любви, оставленном предшественниками, а также перед последним часом, который у всех великих венчался по заслугам, по образу прожитого, и часто был трагическим.
В мучительных раздумьях автор отчетливо понимает: «Будущее – в преодолении прошлого. Но каждый должен преодолеть его в себе».
Этот простой вывод подтверждается и в написанных с хорошей долей выдумки и чувством правды времени встречах с кремлевскими призраками: Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым, Маленковым, Черненко, Андроповым, Инессой Арманд, Надеждой Аллилуевой. А сверх того – и с иными, более мелкими персонажами былого и реальными сослуживцами, впутанными, как и автор, в историческую канву бытия.
Автор с болью наблюдает, как в реальной, сегодняшней жизни Кремля и страны страх оборачивается кровью, Россия оказывается на пороге гражданской войны. Устами одного из персонажей романа высказывается опять-таки простое, но точное суждение: как ни страшна пролитая кровь, порой малая кровь спасает от большой…
В романе Игоря Харичева постоянно присутствует некий всеобщий Судия, знаковая фигура, ДЕЛОПРОИЗВОДИТЕЛЬ всех кремлевских времен и поворотов истории. Этот Судия, мистический, но вполне осязаемый по своим взглядам и оценкам персонаж, проливает свет на прошлое, помогает автору распутывать клубок кремлевских противоречий, обещает ему встречу в будущем, которую, однако, надо еще заслужить и которой надо дождаться.
Но как? Каковы инструменты преодоления прошлого, выхода из страха и обреченной зависимости? Автор выстрадано находит и обозначает эти принципы, эти качества: совесть, душа, Бог, Любовь. Казалось бы, чего сложного? Но недаром Игорь Харичев, открыв это для себя, настоятельно твердит, что мы приходим в этот мир, чтобы научиться любить. И пробудить совесть, воспитать душу, обрести Бога, который прежде всего должен обитать в наших душах, в нас самих.
В конце книги перед нами встает уже во многом иной Кремль: Кремль без страха, лжи, подлости. Кремль чистоты храма и высоты человеческих помыслов.
И автор говорит себе и читателю, улыбаясь нам, людям, доверчивой детской улыбкой, чтобы мы поверили искренности и значимости наивного и прекрасного признания:
«Быть может, это и глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир»!
Римма КАЗАКОВА
(Предисловие к изданию 2000 г.)
I. Делопроизводитель
Он посмотрел на меня столь сурово, такими дырявящими, пронзительными глазами, что я пожалел, что открыл эту дверь.
– Извините, ошибся, – пробормотал я, собираясь уйти.
– Ты ошибся не дверью, – голос у него был тяжелый, раскатистый. – Ошибка в другом. Ты пришел не в срок… Ладно, проходи.
Повинуясь непонятной силе, я закрыл за собой дверь, подошел к столу, старинному, с гнутыми резными ножками, заваленному бумагами.
– Садись, – он указал на стул, стоящий перед столом, такой же старый, красивый, добротный.
Я сел на краешек. Мне было неловко. Я не собирался приходить к этому странному человеку. Толкнул непонятную, вечно закрытую дверь, и на тебе, влип.
– Кто ты? – спросил он с добродушнейшим выражением на лице.
– Я?.. Я человек маленький. Работаю по делопроизводству.
Он смотрел на меня так, словно я обманул его.
– Чушь. Ты не маленький и не большой. Ты – человек, а значит смертен. Понимаешь?
– Да, – пробормотал я в полном недоумении. Я подозревал, что смертен, однако в мои сорок пять об этом как-то не думалось.
– Послушай, Дмитрий. – Я поразился, откуда он знает мое имя? От меня он его не слышал. – Ты совсем не думаешь о смерти. А зря. О ней всегда следует думать. Это помогает жить. Древние это понимали. Их лучшая крылатая фраза: «Memento mori». Какая глубокая мысль. – Он глянул на меня с осуждением. – Ты изучал латынь. Знаешь эти слова. Но они остались для тебя пустым звуком.
– Простите, кто вы?
– Я? – Он загадочно усмехнулся. Его лицо стало не таким мрачным. – У меня редкое ремесло. Равно как и призвание. Можно сказать, что я – певец смерти. Но если обойтись без высокопарных слов, я – делопроизводитель. Как и ты.
Это звучало непонятно, пугающе: певец смерти. Только я постеснялся еще задавать вопросы. Я не знал, что делать. Конфузливо оглядывался по сторонам. Старые шкафы располагались вдоль стен. Сквозь стеклянные двери было видно, что их внутреннее пространство набито документами. Но я не мог понять, какими. И тут я увидел, что окна в комнате нет. Что за странная комната здесь, в Кремле. Было во всем этом пугающее, таинственное. Похоже, не зря меня подмывало узнать, что там, за вечно закрытой дверью. Только чем теперь все кончится?
– Ты удивлен, что можно быть певцом смерти? – опять зазвучал резкий голос. – Вся низость, вся пустота, все величие человека становятся видны в момент смерти. Она срывает покров лжи, нагромождение случайного. Она открывает истину Можно сказать – сама является истиной. Люди несправедливы к смерти. Они представляют ее ужасной, жестокой. То, что не каждый готов к встрече с ней – не ее вина… – Он будто осадил себя. – Позже мы об этом поговорим. Когда ты придешь ко мне в срок. Однако, ты слишком многое забыл из того, чему тебя учили в Историко-архивном институте.
Я на самом деле закончил Историко-архивный. Но откуда он знал про этот факт моей жизни?
– Мне известно многое, – в тот же момент раздался тяжелый голос. – Прими это как данность. Что ты думаешь про Кремль?
Мне по необъяснимой причине захотелось сказать ему то, о чем я ни с кем не говорил: о страхе.
В прежние годы я долго думал над тем, что является главной чертой нашего народа? Тяга к общинности, к коллективизму? Русский «авось»? Нежелание брать на себя ответственность? Неумение кропотливо трудиться? Патологическая лень? Любовь к вранью? Все это присутствует. Но что главное? Позже я понял: главное – страх. Он – то глубинное, что держало нас в прошлом, что держит сейчас, что определяет душу народа. Страх, который проявляется по-разному, но он есть. Он присутствует в нашей жизни как неизбежность, как основа. Помню, как боялись мои родители одной возможности того, что о них не так подумают, заподозрят в нелояльности, в наличии злого умысла. Это было вечной пыткой.
Страх отнял у меня Марину Женщина, которая любила меня, которая связала со мной свою жизнь, ушла навсегда восемь лет назад.
В тот день моя жена сказала: «Я не могу жить с религиозным фанатиком. Я должна быть уверена в будущем моих детей». Странно было в очередной раз услышать такое. «Ты утрируешь. Никакой я не фанатик. Всего лишь хожу в церковь и люблю читать Библию». «Ты должен отказаться от этого. Ты знаешь, в какой стране мы живем. У меня будут проблемы в редакции. Ты должен отказаться». Она очень дорожила своей работой в «Правде», главной тогда газете страны, рассчитывала на повышение. «Не могу», – сказал я. На следующий день она перебралась к родителям, а через месяц меня вызвали в ЗАГС. Жена требовала развода. Я не стал сопротивляться, хотя по-прежнему любил ее. Нас развели. Потом я видел ее статьи в газете. Она была хорошим журналистом. Вскоре ей дали отдел. Но в августе девяносто первого все рухнуло. «Правда» перестала котироваться. Марина куда-то исчезла. И только через год я увидел ее фамилию в демократической газете. Потом я узнал, что она замужем за богатым предпринимателем, родила дочь.
Я вновь подумал о страхе после того, как начал работать в Кремле. Я вдруг осознал, что именно здесь особая концентрация страха, здесь его царство, здесь центр, откуда страх растекается по необъятной стране, заползая в самые отдаленные уголки, настигая людей.
