Лана Аллина - Вихреворот сновидений
Обзор книги Лана Аллина - Вихреворот сновидений
Лана Аллина
Вихреворот сновидений
© Все права автора охраняются законом об авторском праве.
Копирование, публикация и другое использование произведений и их частей без согласия автора преследуется по закону.
© Светлана Князева 2016
© Skleněný můstek s. r. o. 2016
Иллюстрации:
Вероника Язькова © 2016
Алла Кузнецова © 2016
Пролог. Вероника
Сновидения к утру исчезают под впечатлением наступающего дня, точно сверкание звезд перед сиянием солнца.
Зигмунд ФрейдСновидение – это анархия психическая, эмоциональная и умственная.
Гюстав ДюгаГлава 1
Темно-серое воинство. Первый сон Веры Не-Павловны
…Она вошла на станцию метро «Новослободская» и быстрым шагом направилась к турникетам. Что-то изменилось – быстро и неуловимо. Воздух стал вдруг спертым. Липким. Приставал к телу, словно вторая кожа. Что-то неприятное, тяжелое – чужое – повисло в воздухе, что-то было не так…
Лишь ступив на ленту эскалатора и спускаясь в глубину станции, она внезапно осознала, что именно показалось ей таким необычным. Ни в вестибюле, ни на эскалаторе не было ни души…
«Калле один на свете»… Вот так! Почему-то вспомнилась любимая детская книжка.
Который теперь час, с недоумением подумала она секунду спустя и привычно посмотрела на наручные часы… Ой, а часы-то она сегодня забыла надеть!
Но ведь на улице еще далеко не стемнело, и в метро в этот час обычно много людей – значит, не так поздно.
«Так же просто не бывает, даже перед закрытием всегда едут люди», подумала она, крепко держась за поручень.
Станция «Новослободская» – одна из самых глубоких в московском метро, и пока эскалатор медленно двигался вниз, о чем только не успела она подумать. Удивительная вещь – мысль человеческая: сверкнет быстрее молнии!
Затхлостью повеяло вдруг снизу, из глубины. Мрачным замшелым холодом, точно из погреба.
Движущаяся лестница начала ускорять свое движение вниз, сначала незаметно, затем все быстрее, быстрее… быстрее… Потом её ступеньки стали вдруг разъезжаться прямо под ногами, на глазах превращаясь в крутую скользкую горку, а наклон резко увеличился, стал почти отвесным! И с головокружительной скоростью устремился эскалатор вниз, прямо в пропасть, увлекая ее за с собой.
Она из последних сил вцепилась в поручень, навалилась на него всем телом, но проклятая лестница-расчудесница, как называла ее когда-то маленькая Вероника, продолжала стремительное скольжение, нет! Падение вниз…
Все быстрее, быстрее, быстре-е-е!
– А-а-а!!! – Ей показалось, что она издала громкий вопль, но – только показалось: с губ не упало ни слова, ни звука… А кошмарное стремительное падение все продолжалось, и стало ясно: она не удержится на этой сошедшей с ума, неудержимо летящей вниз бесконечной лестнице…
– О-О-Оой! – Она задохнулась от собственного крика, он оглушил ее так, будто уши заткнули ватой.
– А-а-а! – Все бесполезно. Словно под водой, она уже не слышала собственного крика.
И никто не услышит, никто не придет на помощь.
Что-то темное, беспросветное, неведомое, кошмарное приближалось с каждой секундой, надвигалось – но секунды раздвигались, воплощаясь в минуты и часы… И от того, что никак не понять было, что это такое, ужас сгущался, уплотнялся, становился все темнее, беспросветнее, а его запах – все кошмарнее.
Пл-люх!!!
Но она не разбилась, даже не ударилась. С головой окунулась в какую-то вязкую – не то бурую, не то серую – колышущуюся клокочущую жижу, источающую тошнотворный тухлый запах. Как от зацветшего пруда или болота с застоявшейся водой… Нет, даже хуже – мертвящий запах, вот! – с отвращением подумала она, поднимая голову и изо всех сил стараясь не дышать смрадным испарением, исходившим от неживой воды.
От мертвой воды… Прямо как в русских народных сказках: живая вода, мертвая вода, – с ужасом вспомнила она свои детские впечатления от народного фольклора. Это запах… разложения и гниения – вот что это такое!.. Но, по крайней мере, хоть не разбилась, вроде бы живая…
Что это?
…Темно-серая плесень подступала. Надвигалась. Сбивалась в большие угрожающие тени. Окружала со всех сторон. Темно-серая мышиная плесень покрывала, точно пупырчатыми обоями, чем-то похожими на графитовую пыль, облепившую сырые стены домов. Темно-серая плесень забивалась во все поры. Врастала в них. Распространяла вокруг смрадное дыхание. Непереносимым становился запах отвратительной ядовитой гнили, которой разило от серой плесени. Размножалась-самовоспроизводилась она с бешеной скоростью. Производила себе подобных в геометрической прогрессии. Мутные расплывчатые рожи гримасничали, ухмылялись. Плесень уже захлестнула всех своей мутной пеной. Люди задыхались от гнилостного смрада, многие из них захлебнулись омерзительной разлагающейся жижей, поглотившей их, накрыв с головой. А грязно-серой плесени становилось все больше и больше! Она подчиняла, подавляла.
Как не потонуть, не пропасть, как выплыть в мутной пене захлестнувших волн серой плесени?
Много-много времени спустя это темно-серое графитовое заплесневелое воинство начало потихоньку отступать на заготовленные позиции, но затхлая хмарь никак не рассеивалась, мельчайшие графитовые частицы садились на волосы, попадали на одежду, на лицо… но нет, лицо она закрыла руками. И все равно смрад проникал, казалось, во все поры, в горле встал омерзительный ком, и она не могла его проглотить… Невозможно было вздохнуть полной грудью. Защемило сердце, тяжело заныло где-то под ложечкой… Неживая, гнилая – ядовитая реальность.
«Господи, только бы живой выбраться, – судорожно думала она, – только бы живой!»
…Потом перед глазами встало его лицо.
Дай утонуть в твоих глазах…
Шуршание полночного весеннего дождя по свежей юной листве.
…Летняя ночь.
Они медленно шли по кромке прибоя, держась за руки и глядя друг другу в глаза, а море шептало им ласковые слова, улыбалось и пело свою любимую песню, а волны, набегая, нежно ласкали, целовали их ноги.
И пела луна, разгоравшаяся на разогретом закатом аквамариновом плюше неба. Огромный спелый диск растущей желтой луны стремительно катился по небу, падал в море, ослепительно сверкая, плавясь по краям, и звенел… Задыхался от восторга. Томный, вкрадчивый взгляд золотой луны сопровождал их. Небо высверкивало пылающими светлячками звезд. А навстречу этим первозданным звездам плыли облака, кружили в светлеющем, будто разбавленном снятым молоком, небе – ночь летом коротка! – порхали и, как огромные бабочки, трепетали полупрозрачными кружевными крылышками.
Господи, дай мне утонуть в её глазах…
Точно две свечки вспыхнули в его глазах. Вспыхнули ярко, как всегда, перед тем, как погаснуть свечкам. Язычки пламени заструились ручейками радости, зашевелились, как живые, завихрились… И погасли свечки – обе разом, словно кто-то сильно дунул на них.
Чуждый. Враждебный.
2014 год
Глава 2
Римские каникулы Вероники
…И погасли свечки – обе разом, словно кто-то сильно дунул на них.
Чуждый. Враждебный…
…Вероника широко раскрыла глаза, села в постели.
Так это был только сон! Но к чему бы он? Странно: ведь сновидение – это осуществленное желание, как считал великий австрийский психолог Зигмунд Фрейд.
Яркий, но в то же время мягкий, теплый свет упрямо пробивался в комнату сквозь persiane[1], не пускавшие его в комнату, деликатно стучал маленьким горячим кулачком в классические римские ставни. Она вскочила, подошла к окну, распахнула некрашеные деревянные, видимо, уже очень старые ставни. Они раскрылись сразу, без скрипа, без усилия с ее стороны, широко улыбнулись ей. Вероника зажмурилась от удовольствия, от всепроникающего оранжевого солнышка, которое смеялось, приветливо озираясь в ее небольшой, обставленной в буржуазном римском стиле пятидесятых годов комнате. С третьего, а на самом деле с четвертого – такая уж здесь нумерация этажей – отлично просматривались piazza Vittorio Emmanuele[2] – говорливая, шумная, колышущаяся в самом сердце Вечного города, поток машин на via dello Statuto, MAS[3] на углу… О, так он открылся, значит, уже больше восьми утра! Потоки людей и машин, и повсюду развалы, лотки с обувью, платками, кофточками, сумками, сувенирами и еще Бог знает с каким товаром. Любимый, каждое утро встречающий её, как старый верный друг, приветливый шумный город. Радостная, во весь рот, улыбка улиц, распахнутые добрые, васильковые, глаза неба. И каждое утро, с каждой новой встречей с этим оптимистически настроенным городом, словно изнутри зажженным ласковым оранжево-розовым светом – дома в нем построены в основном из розового туфа – каждое утро возникало знакомое уже ощущение мира, покоя, добра.
