Михаил Идов - Чёс (сборник)
Обзор книги Михаил Идов - Чёс (сборник)
Михаил Идов
Чёс (сборник)
© Михаил Идов, 2013
© ООО “Издательство АСТ”, 2013
Издательство CORPUS®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Чёс
повесть
1.
Алан остановил “эконолайн” не на вершине холма, а сразу за ней, нахлобучив раскаленную фордовскую громаду на жухлый лужок таким образом, что фары микроавтобуса уставились вниз, в направлении только что покинутого шоссе, а задние колеса застыли на самом гребне. Если бы не чудовищный перевес в тыльной части – три усилителя, в их числе басовый размером с шифоньер, пять барабанов и две сумки железа, микшерный пульт, сэмплер, педальная доска, четыре гитары в одном поросшем скейтерскими наклейками братском гробу и, наконец, хрупчайшее родес-пиано, обтянутое черным, курчавящимся на уголках винилом, – то машину наверняка повело бы под склон; не помог бы даже ручной тормоз, который Алан с показной категоричностью, как рычаг голосовальной машины, рванул на себя.
– Идеально, – сказал Алан. – Американская пастораль, да, Эдди?
Эдди молча полез отстегиваться, что заняло у него секунд десять. Из-за наклона кузова его тощий торс практически повис на ремне, и ему пришлось с силой упереться в коврик ногами, чтобы ослабить натяжение. На задних сидениях дрыхла ритм-секция.
– Брет, Тони, – произнес Алан громче, – приехали.
Тони, сморщившись, мюнхгаузеновским рывком извлек себя из сна и уставился вперед, облизывая пересохшим языком пересохшие губы. Вслед за ним проснулся и тут же испортил воздух Брет.
– Сука, – хрипло объявил Тони. – Я ей практически засадил уже. Ну вот буквально трусы снял. Может, еще не позд… – и снова закрыл глаза.
– Эй! – гаркнул Алан и, дотянувшись с водительского места, ткнул Тони указательным пальцем под ключицу.
– Да встаю, встаю.
– Это-то мы видим, – заржал Брет, входя в привычный режим. Действительно, тренировочные штаны Тони, которые тот не носил, кажется, только на сцене, в данный момент поразило новообразование, размером и формой напоминающее нос колли.
– Ну так за работу, сынок, – отозвался Тони, сгреб предмет диалога в левый кулак, а правой рукой играючи попытался ухватить Брета за голову и нагнуть к себе. Брет, обороняясь, принялся выставлять пухлые локти. Алан безучастно наблюдал за происходящим. Эдди отвернулся, нащупал дверную ручку и косо выпрыгнул из машины.
Его тут же обволокла жара. Здесь, на солнечной стороне холма, огайский июль иссушил траву так, что под ногами та казалась заиндевевшей. Над капотом дрожало тонкое, в пару дюймов, марево; под капотом что-то щелкало. Эдди не думая сделал пару шагов по гребню, подальше от перегретой машины, потом еще несколько. С каждым шагом ему становилось легче и как бы даже прохладней. Он перевалил на теневую сторону, протрусил метров десять вниз, пока от “эконолайна” не осталась видна лишь крыша, сел на склон как в шезлонг и вытащил сигареты. Вокруг трещали насекомые. Раз в минуту в изгиб шоссе, обнимающий холм у подножия, почти беззвучно, с легким шипением вписывалась фура. Эдди сунул в зубы “Американ спирит”, смявшуюся буквой Z, и начал медленно мотать ее по окружности, как травинку. Спички остались в бардачке.
– Ю, ты чего? Ты в порядке вообще? – Алан, свыше, темным силуэтом на гребне. Эдди заставил себя повернуть голову, кивнуть, встать и сбить землю с джинсов. Больше всего на свете ему хотелось лечь на склон руки по швам и получившимся бревном скатиться вниз, к шоссе, под следующую фуру, с зеленым логотипом “Свежие продукты Бьюлера” на боку, как раз в этот момент вынырнувшую из-за излучины.
– Да, извини, живот схватило.
За прошедшее без Эдди время – пять минут? десять? – почти все содержимое микроавтобуса, одушевленное и нет, покинуло машину и собралось полукругом на холме, без спроса превратив все поля Среднего Запада отсюда и до зыбкого от жары горизонта в один огромный амфитеатр. Слева направо расположились басист Брет Беличик, на фоне покосившегося усилителя и с инструментом наперевес, и барабанщик Тони Эроглу – на коленях перед полусобранной установкой, прилаживающий педаль к хай-хэту. Место впереди и в центре композиции заняли, как всегда, вокалист, гитарист и автор всех пятидесяти двух песен группы Hysteresis Алан Уидон, три алановских гитары (фисташковый “Джегуар”, “Телекастер” цвета белка и желтка и двенадцатиструнный черный “Рикенбакер”), алановские же два усилителя и его же микрофон на Г-образной стойке, которую Алан так любил в кульминационный момент концерта поднимать обеими руками над головой, если того позволяла высота потолка в клубе. На сей раз микрофон был не обычный, “Шур”, а хромовый, нестерпимо сверкающий на солнце округлым шлемом. Только увидев его, Эдди вспомнил наконец, что именно замыслил лидер.
– Давай сюда, – крикнул Алан, указывая Эдди на пустующий правый фланг, как будто за предыдущие триста концертов тот не выучил, где именно на сцене стоит клавишник. Эдди покорно сходил к микроавтобусу и навьючился родес-пиано, вязанкой отвинченных родесовских ног и старым, похожим на портативную кухонную плиту сэмплером.
– В следующий раз беру с собой “Норд”, – пригрозил он Алану, расставляясь.
– “Норд” не так круто выглядит на видео, – ответил Алан. В руках его уже чернела камера на крохотной марсианской треноге.
Идея записывать отдельный проморолик к каждому концерту и выкладывать его в YouTube родилась у Алана еще два года назад и пришлась Эдди по душе: это хоть чем-то отличало “Гистерезис” от тысячи других нью-йоркских групп и показывало заботу о фанатах, пусть фальшивую и о гипотетических. К тому же многие ролики выходили смешными. Алан, у которого вдобавок к таланту художника (он написал обложку дебютного альбома группы, Failed State, гуашью) имелись зачаточные режиссерские амбиции, придумывал для каждого свое решение: один был сделан якобы полицейской камерой наблюдения; для другого он заснял всех членов квартета, включая каким-то образом и себя, спящими; ради третьего заставил группу пятиться по Кросби-стрит, разбрасывая плюшевых мишек, и пустил кадр задом наперед, так что мишки выскакивали чистыми из луж и мусорных баков и кувырком бросались музыкантам на руки. Просмотров у любого ролика было больше, чем зрителей на самом концерте, иногда на порядок.
Увы, с началом летнего турне съемки превращались из забавы в повинность. Времени между концертами едва хватало на то, чтобы перебраться из города в город и принять душ, и в группе тихо зрело мнение, что час или два, почти ежедневно уходящие на запись нового анонса, могли бы быть потрачены с бóльшим толком на сон (Эдди), еду (Брет) или мерное, как мантра, повторение фразы “Привет, я из Нью-Йорка” при виде каждой местной блондинки (Тони). По крайней мере концепции роликов стали заметно проще. Если группа прибывала на место за сутки до концерта, то анонс снимался на фоне какой-нибудь локальной достопримечательности, с которой – в зависимости от размера и досягаемости – могло, например, имитироваться бурное сношение. Если концерт предстоял тем же вечером, то Алан режиссировал, монтировал и заливал результат в Сеть, не покидая машины.
Зато для Чикаго решено было постараться как встарь. “Гистерезис” стоял на разогреве у Gritz Carlton, довольно известной, судя по числу лайков, чикагской группы, и Алан надеялся, что если вовремя пришлет им ролик, то “Гритцы” по-дружески вывесят его у себя на странице. Появилась идея встать на безлюдном холме среди кукурузных полей и сыграть “что-нибудь чикагское”. Сразу за этим последовал двухчасовой спор насчет песни, впрочем, отлично скрасивший ночь после питсбургского концерта, иначе прошедшую бы в сумрачной тишине: клуб “Мунбим” оказался заточенным под “современную уличную поэзию” (“Уличная! Поэзия! Это! Когда? Прозу! Читаютвоттак!” – злобно передразнивал Алан всю дорогу к машине), зрителей пришло семь человек, из которых к концу сета осталось пятеро, а гонорар составил сорок долларов и три талончика на пиво.
Брет предложил сыграть песню Суфьяна Стивенса Chicago, Тони – что-нибудь из одноименного мюзикла. All That Jazz, например, прозвучал бы довольно забавно на пасторальном фоне. Алан боялся, что аудитория не поймет двухступенчатой ассоциации. В этом турне его с каждым неудачным – то есть с каждым – выступлением все сильнее обуревала идея, что “Гистерезису” необходимо играть проще и понятнее. Год назад он был по тем же причинам уверен, что становиться нужно, наоборот, сложнее и театральнее: “Хватит конкурировать с девятнадцатилетними обсосами. Мы должны писать музыку, ради которой люди, презирающие рок в принципе, делают исключение. Как Том Уэйтс. Или Йорк”. Прошлым летом Алан пришел бы в восторг от предложения сыграть, пусть в шутку, старый свинг или заумный инди-рок. Но не сейчас.
