Максим Горький - Том 3. Рассказы 1896-1899
— Такое время, чтобы молотить…
— Сыровато…
— На гумнах — ничего…
— Никак твоя изба?
— Она…
Лохов щёлкнул языком и, дёрнув вожжами влево, поворотил лошадь к воротам большой избы, такой же прочной и угрюмой, как и её хозяин.
— Погоди, я ворота отворю… — сказал Финоген, тяжело слезая с тележки на землю…
— Вот я и приехал! — воскликнул Лохов, часто мигая глазами.
Через час в просторной избе Финогена сам он, его жена и Лохов сидели за столом и пили чай.
— Советовал мне один человек, — говорил Лохов, барабаня по столу пальцами, — заняться варкой мятного масла. Указал он мне все способы… Просто это делается и, если верить тому человеку, дело выгодное…
— Та-ак… — сказал Финоген, усердно и внимательно дуя на блюдечко.
— Но хоша оно и так… однако дело новое, неиспытанное… потянешься к нему да и оборвёшься.
— Бывает…
— И хочу я, по этой причине, взяться за торговлю.
— Кабаком промышлять будете? — спросила жена Финогена, низенькая, жилистая, с красивыми чёрными глазами, которые казались слишком молодыми для её жёлтого лица, уже покрытого сетью тонких морщин.
— Нет, кабаком не стану. — И Лохов отрицательно мотнул головой. — Кабака я не люблю, ежели говорить правду. Сам я не пью и всем бы запретил винище это употреблять… Кабак дело нехорошее…
— Недолговечное дело, — спокойно сказал Финоген. — С будущего года, слышь, казённую водку заведут у нас… слыхал, чай?
— Н-да, вот видите! — сказал Лохов.
— Слыхал, мол, про это? — вновь спросил Финоген.
— Да… мельком слыхал. А что?
— Ничего.
Лохов посмотрел на Финогена и передёрнул плечами.
— Я не потому избегаю кабака, что слышал про монополию, — вразумительно заговорил он, — а просто — не хочу. Ежели говорить правду, виноторговля навынос и распивочно — дело прибыльное и простое, особой сноровки не требует, а копейку тянет к себе, как магнитом. Но хотя я и жил в городах, был в солдатах… огни, и воды, и медные трубы прошёл, — однако бога помню. Господу я слуга верный… А около вина греха много. Так много на земле греха от вина, что даже, может, больше всей прибыли.
— Это вот верно, — одобрительно сказала Финогенова баба.
Муж взглянул на неё и сказал, подвинув к ней свой стакан:
— Налей-ка мне ещё, Варвара!
— Хозяйка-то есть у вас? — спросила Варвара.
— Ещё нет, — ответил Лохов. — Всё некогда было обзавестись. Служба у меня в езде… сегодня — здесь, завтра — там. Какой интерес иметь хозяйку при такой службе? Я, примерно скажем, на пароходе езжу, а её с собой ведь не возьмёшь. Оставь её, значит, на берегу, одну… содержать надо… и потом вдруг окажется — шалить она начнёт? Беспокойно это… Я так решил в уме: когда уж, мол, сяду прочно на одном месте, тогда и женюсь.
— Эдак-то чего лучше! — заметила Варвара.
— И опять же жениться в городе надо оч-чень осторожно! — Тут Лохов поднял кверху палец и, подержав его вытянутым, помолчал. — Городские женщины, они ведь ой-ой-ой! За ними глаз нужен… И в одёже она разбирает, и в пище… и во всём прочем. Деревенские куда проще… деревенские много лучше…
— С ними спокойнее, — сказала Варвара.
— Глупее они, — усмехаясь, заметил Финоген, поглаживая свою бороду огромной ладонью.
— Женщине для её дела не много ума нужно, — вразумительно сказал Лохов. — Позвольте мне ещё чашечку!
Темнело. Серые, низко опустившиеся над землёй осенние тучи смотрели в маленькие окна избы, и в углах её уже собрался сумрак.
— Ну, а вы тут как поживаете, Финоген Ильич?
— Живём по малости, — ответил Финоген, подумав.
— Богатеете всё?
— Заплатами-то? Богатеем… каждый день почти новые заплаты нашивают бабы на одежду-то нам.
Лохов любезно засмеялся.
— Нет, видимо, поправилась деревня-то… Избы построены такие всё коренастые… и народ сыто глядит.
— От завода есть нам помощь, — сказала Варвара. — Завод тут выстроили бумажный, да ещё масляный… из дерева гонят масла разные. Ну вот мужики и возят товары на станцию да со станции; туда семь копеек с пуда, оттуда семь копеек…
— Во-он что? Да, да, да… А я не знал про заводы-то! — воскликнул Лохов, улыбаясь и мигая глазами.
— Заводы нам очень помогают.
— Далеко заводы-то?
— Один в шести верстах, а другой вот тут, за лесом… версты четыре места…
— Что же, трактирные заведения при них?
— Запрещено! — кратко сказал Финоген.
— Кем же?
— Начальством… Не позволяется…
— Та-ак. С-скажите! Ну, а ежели в деревне открыть?
— Общество не разрешит.
— Да ведь ему польза от того… большая польза может быть!..
— Это ежели оно пропьётся? — спросил Финоген, строго глядя на Лохова. — Не ему от того польза будет…
— Да ведь аренду же возьмёт оно! — воскликнул Лохов и даже покраснел весь, а усы у него стали торчком, как щетина.
— Тут уж наезжали разные, — заговорила Варвара, — и один даже три тыщи давал в год; но мужики — Финоген вот, да еще Лощенковы братья, Ефим шабер, Горюнов старик, — помните Горюнова-то?
— Да… стар уж, чай… Что же они?
— Сбили сход… Не желаем, дескать…
— Мм… — неодобрительно покачал головой Лохов.
— Да, не желаем мы, чтобы у нас пьянство было и всё такое, — твёрдо сказал Финоген, глядя на Лохова прищуренными глазами. — Не хотим мы этого… нам и без кабаков жёлтенько живётся. Кабак мы к себе не пустим. Семь лет тому время, как составили мы приговор, чтобы жить без кабака, и живём себе.
— Казённый откроют, — сказал Лохов.
— А мы будем просить: не надо.
— Что ж? Можно и без… трактирного заведения жить, — подумав, сказал Лохов.
— Н-да! Придётся уж без него, — подтвердил Финоген, точно угрожая кому-то.
— Поглядим, — промолвил Лохов, значительно и плотно сжав губы.
Затем он встал из-за стола и, перекрестившись в угол на образа, поклонился хозяевам, говоря:
— Покорно благодарю на чае…
— На здоровье, — ответила Варвара, а Финоген лишь молча качнул головой.
— Пойти посмотреть на Пегашку, — проговорил Лохов и вышел из избы.
Финоген, нахмурив брови, смотрел вслед ему, а Варвара внимательно разглядывала лицо мужа.
— Ишь какой выровнялся! — сказала она наконец.
— Жох! — угрюмо ответил ей муж. — Ты его не очень привечай, смотри у меня! Ласки-то ему не много оказывай… таких надо не лаской, а колом по башке.
— Ну уж! больно строг! — усмехнулась Варвара. — Ещё ничего не видя…
— Я его насквозь вижу! Сказано — жох! Ты вот погляди: понюхает он тут, понюхает, да и вопьётся в нас, как клещ… Видала, какие у него губы толстые? — Финоген усмехнулся и закончил: — Эдакими-то губами он всю кровь из нас может высосать.
— Ну, господь не выдаст, свинья не съест, — усмехнулась Варвара, перемывая чашки.
Финоген поднялся с лавки во весь свой рост и, расчёсывая бороду толстыми, корявыми пальцами, сказал:
— Не люблю я таких… ишь ты, приехал! Ровно клады рыть собрался. Я не глупее его и сам бы насчёт кабака-то смекнул. Теперь вот узнает, что землю мы через банк хотим покупать, — станет проситься: дескать, и меня примите в товарищи. Н-да… попросится, — уж это так и жди!
— А вы не принимайте, — сказала жена.
— В этом не одна моя воля…
— А ты подговори Лощенковых с Ефимом.
— Учи! — строго сказал Финоген.
Вошёл Лохов, прищурил свои острые глазки, зорко осмотрел мужа и жену и, одобрительно покачивая головой, сказал:
— Ха-арошее у вас, Финоген Ильич, обзаведение!..
Маленький, лысый, костлявый старик Горюнов, считавшийся в Песчанке самым разумным мужиком, говорил о Финогене так:
— Финка Ремезов — крестьянин добрый, что говорить! Хозяин редкий по нынешнему времени: всё у него в порядке, всё в призоре… и работник он крепкий, и голова у него есть своя… всё это так! На всех за последние годы господь ополчается за грехи, все, куда ни посмотришь, ломятся под господней карой… Финка ничего, покряхтывает, а твёрдо стоит. Точно у него и молитва к богу своя есть. Но только не мирской он человек, и выйдет из него для деревни же-елезный кулак… уж помяните моё слово! Придёт ему время, и так он нас всех тиснет… даже ох не скажем!..
Время шло, но пророчество Горюнова не оправдывалось. Финоген приобретал в деревне славу грамотея и законника; к нему относились с уважением, со страхом и не без зависти к его удачам. Когда Горюнов начал убеждать мужиков в необходимости закрыть кабак, Финоген первый откликнулся на его речи.
— Ты что больно уж яришься? — спросил его однажды старик, подозрительно заглядывая в глаза ему.
— Стало быть, понимаю пользу твоей речи, — ответил Финоген.
— Мм… — недоверчиво промычал старик. — А не то чтобы… насчёт себя смекаешь?
— То есть это как?
— Может, тоже в сидельцы хочешь?
