Дневник писателя 1873. Статьи и очерки - Достоевский Федор Михайлович

12

…Белинский и усадил слушать свою статью — Зарезал! Зарезал! — Этот же эпизод Герцен рассказал в «Былом и думах» (ч. II, гл. XVI). «Разговор между господином А. и господином Б.» — статья Белинского «Русская литература в 1841 году», написанная «в форме <…> разговора между двумя лицами — А. и В.», была напечатана в «Отечественных записках» (1842. № 1). По первоначальному замыслу Достоевского, анекдот Герцена об указанной статье Белинского должен был рассказывать, предаваясь литературным воспоминаниям, «идеальный западник» в «Бесах».

13

…мое первое вступление на литературное поприще… — Знакомство Достоевского с Белинским состоялось около I июня 1845 г., вскоре после завершения романа «Бедные люди». Об этом периоде жизни Достоевский более подробно рассказал в январском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. (гл. 2, § 4). Факты личных и литературных взаимоотношений молодого Достоевского с критиком отразились также в «Униженных и оскорбленных» (см.: наст. изд. T. 4. С. 26–27).

14

…gentilhomme russe et citoyen du monde — Выражение это y Достоевского впервые встречается в «Бесах». Так хотел подписать свою предсмертную записку Кириллов (см.: гл. 6. «Многотрудная ночь»).

H. К. Михайловский в февральском номере «Отечественных записок» за 1873 г. в «Литературных и журнальных заметках» вступил в полемику с Достоевским по поводу исторической и общественной роли представителей образованного «русского барства», самым ярким типом которого был, с точки зрения автора «Старых людей», Герцен. Соглашаясь с Достоевским в том, что «барство извращает понятия о добре и зле», Михайловский замечал, однако, что процесс этот начался задолго до Петра I. В эпоху петровских преобразований «…произошло не забвение границ добра и зла, а их открытие» (Отеч. зап. 1873, № 2. С. 341). Исходя из анализа опубликованных уже разделов «Дневника писателя», Михайловский утверждал, что «правда» Достоевского, вопреки его желанию, не всегда тождественна с народной «правдой», ибо народное мировоззрение не отличается цельностью (см. там же. С. 338). Заявляя, что Достоевский обнаружил свою принадлежность к разряду «citoyens du monde», Михайловский спрашивал: «…что же делать citoyen'ам, людям, нюхнувшим правды „общечеловеческой“, в виду стихийности и разнородного состава правды народной?» С точки зрения Михайловского, citoyen'ы идут одним из двух возможных путей: «…или они выбирают из народной правды то, что соответствует их общечеловеческим идеалам, тщательно оберегают это подходящее и при помощи его стараются изгнать неподходящее; или же навязывают народу свои общечеловеческие идеалы и стараются не видеть происходящего» (там же). Достоевского Михайловский упрекал в том, что он избрал второй, пассивный путь: «Ему хорошо жить. Он знает, что, что бы с народом ни случилось, он в конце концов спасет себя и нас <…> Легко тоже жить с мыслью о том, что мой народ любит страдать <…> Однако, при всей легкости этих двух citoyen'ских мыслей, они имеют и некоторое неудобство: с ними легко жить, но трудно действовать. Каждый шаг citoyen'a, проникнутого этими мыслями, связан: с одной стороны, он знает, что народ и только народ скажет последнее слово, значит, ему citoyen'y, и соваться нечего; с другой стороны, он знает, что он, чего доброго, может неосторожно лишить народ его святыни — страдания» (там же. С. 339).

15

…идеальный народ — чернь девяносто третьего года. — 1793 год — высший этап якобинской диктатуры. Опираясь на широкое движение народа и плебейских масс Парижа, якобинский Конвент произвел важнейшие социально-политические реформы, уничтожившие все феодальные права и привилегии. В кружке Белинского — Герцена начала 1840-х годов события Великой французской революции вызывали повышенный интереС. По инициативе Белинского И. И. Панаев по субботам в кругу друзей оглашал результаты своих изысканий из истории революционного движения во Франции (см.: Панаев И. И. Литературные воспоминания. M., 1950. С. 242). В письме к В. П. Боткину от 8 сентября 1841 г. Белинский делился впечатлением от чтения «Истории французской революции» Тьера: «Новый мир открылся предо мною. Я всё думал, что понимаю революцию — вздор — только начинаю понимать. Лучшего люди ничего не сделают». Там же Белинский отмечал историческую необходимость актов якобинского Конвента, когда, по словам критика, «рубили на гильотине головы аристократам, попам и другим врагам бога, разума и человечности».

Из дневниковых записей Герцена начала 1840-х годов видно, что, с его точки зрения, события 1793 г. были подготовлены французскими просветителями конца XVIII в., якобинский Конвент же положил начало социалистическому движению XIX столетия. Человечество, утверждает Герцен, не забудет этот «первый шаг» (см.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. M., 1954. T. 2. С. 206–207, 289). В то же время Герцен видел и глубокие противоречия якобинской диктатуры. В дневнике 1844 г. он писал: «…не всех актеров 93 года можно любить <…> Марат, Робеспьер и Фукье Тенвиль вместе. Понять, оправдать, отдать не токмо справедливость, но склониться пред грозными явлениями Конвента <…> долг. Более, в самих гнусностях их не должно терять признака величия (там же. С. 348).

В кругу Белинского был популярен хорошо известный и Достоевскому роман Ж. Санд «Спиридион» (1839), в финале которого изображены революционные солдаты 1793 г., разрушающие монастырь с пением «Марсельезы» (Sand G. Spiridion. Paris, 1839. P. 468). Его конец, отредактированный П. Леру (см.: Каренин В. Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Пг., 1916. T. 2. С. 205–222), И. И. Панаев перевел на русский язык специально для Белинского (см.: Панаев И. И. Литературные воспоминания. M., 1950. С. 248). Об отношении Достоевского к французской революции XVIII в. см.: наст. изд. T. 4. С. 424–432. В библиотеке Достоевского были труды Ламартина и Тьера по истории революции.

16

Герцен должен был стать социалистом — от сердечной пустоты на родине. — Эта характеристика Герцена впоследствии вспоминалась Достоевскому при работе над образом Версилова в «Подростке».

17

Он отрекся от основ прежнего общества — хорошим отцом и мужем. — Социальные преобразования, по мнению Герцена, должны были затронуть формы брака и нравственности. Он писал: «Между свободным счастием человека и его осуществлением везде путы и препятствия прежнего религиозного воззрения. В будущую эпоху нет брака, жена освободится от рабства, да и что за слово жена? Женщина до того унижена, что, как животное, называется именем хозяина. Свободное отношение полов, публичное воспитание и организация собственности. Нравственность, совесть, а не полиция, общественное мнение определят подробности сношений» (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. T. 2. С. 290). Однако Достоевский был неправ, утверждая, что Герцен «отрицал семейство». Герцен склонен был считать, что «совершенная преданность общим интересам» не может облегчить для всех «крест частной жизни». Вступая в полемику с Фурье, он писал: «Фурье не понял женщины, не понял любви — ему беспрестанно мерещились развратные браки, негодные женщины, скверные отцы и ложная наружность, которой всё это прикрыто лицемерной внешностью, и кто не согласится, что легальное, юридическое определение брака, родства, etc., сходное с католическим и феодальным воззрением, несостоятельно? Но внутреннее венчание любовью, истинные отношения мужчины к женщине, обоих к детям не улаживаются так легко словом „общественное воспитание“ <…> Отстранить мать от воспитания детей можно только тогда, когда она хочет этого <…> Силой отнять детей — варварство и противуречие с системой, дающей всякой страсти развитие» (там же. С. 346). См. о социалистических воззрениях Герцена в кн.: Идеи социализма в русской классической литературе. Л., 1969. С. 104–128.