Федор Достоевский - Том 10. Братья Карамазовы. Неоконченное. Стихотворения.
С 327. Наедине с дочерью. Сцена, развить и т. д. (фантастический колорит. «Пик<овая> дама»). — Достоевский высоко ценил «Пиковую даму» Пушкина, видя в ней гениальное осуществление близкого себе взгляда на роль фантастического элемента в искусстве. 15 июня 1880 г. он писал Ю. Ф. Абаза. «Фантастическое должно до того соприкасаться с реальным, что Вы должны почти поверить ему Пушкин, давший нам почти все формы искусства, написал «Пиковую даму» — верх искусства фантастического. И вы верите, что Германн действительно имел видение, и именно сообразное с его мировоззрением, а между тем в конце повести, т. е. прочтя ее, Вы не знаете как решить: вышло ли это видение из природы Германна, или действительно он один из тех, которые соприкоснулись с другим миром, злых и враждебных человечеству духов» (XXX, кн. 1, 192).
Идея (Чиновник, скучно)Запись датируется по расположению среди набросков к «Бесам» 1872 г.
Намеченная в наброске сюжетная ситуация — чиновник, который, перенеся оскорбление («пощечину») и совершив убийство, мечтает об уединенном «острове на Балтийском море», — варьирует мотивы, фигурировавшие в черновиках «Преступления и наказания», где упомянуты Жан Сбогар, а также морской разбойник граф Унгерн-Штернберг В рукописях «Подростка» властелином необитаемого острова (наподобие того же Унгерна) будет воображать себя Аркадий Долгорукий. В тексте названного романа получила развитие упомянутая в наброске сцена предполагаемого, но не состоявшегося «поджога». Мотив «пощечины» — один из давних, повторяющийся во многих замыслах Достоевского и разработанный в «Идиоте» и «Бесах», — должен был варьироваться и в произведении о чиновнике, в душе которого назревает бунт против мелочности и скуки жизни.
<заметки, планы, наброски>Датируются первой половиной 1874 г. Записи тематически связаны с «Дневником писателя» за 1873 г., с проблематикой романа «Бесы» и неоконченным замыслом романа «Житие великого грешника». Они отражают характер первоначальных поисков писателя, его размышлений в период созревания замысла нового романа, в частности, на подступах к роману «Подросток». В заметках появляется тема «случайного семейства», впервые обозначившаяся уже в «Игроке». Образ «школьного учителя» — борца за правду — восходит к князю Мышкину и к «идеальному учителю» задуманной в пору формирования «Бесов» повести «Зависть». «Мать, вышедшая вторично замуж», «сведенные дети», уходящие из семьи, — связаны с неосуществленным замыслом «Отцы и дети», а тема «замученного ребенка» получит свое развитие в «Братьях Карамазовых».
<Драма в Тобольске…>Набросок датирован 13 сентября 1874 г. — временем работы над романом «Подросток». История мнимого отцеубийцы Д. Н. Ильинского и глубоко поразившая Достоевского судебная ошибка, повлекшая за собой осуждение невинного, рассказаны писателем в «Записках из Мертвого дома». Из военносудного дела Ильинского видно, что первый акт его драматической истории разыгрался в Тобольске в 1845 г Отец прапорщика Дмитрия Ильинского бесследно исчез, и лишь через 10 месяцев труп его был обнаружен в яме под домом. Из сохранившихся материалов дела видно, что у Дмитрия был старший брат Александр. В момент пропажи отца он находился на службе в Омске. Подозрения в убийстве пали на второго сына, который был арестован. Следственное дело велось пристрастно. Показания, свидетельствующие против Дмитрия, принимались на веру, все же заявления подсудимого считались ложными. Среди архивных документов до сих пор не обнаружено сведений об истинных виновниках преступления. Не найдено и дело об оправдании Ильинского и его освобождении, о чем мы знаем лишь из «Записок из Мертвого дома». Набросок — первый по времени, где предвосхищена главная сюжетная линия «Братьев Карамазовых».
<Композитор>Запись датируется 9 марта 1875 г. — датой, проставленной автором перед планом цикла «Странные сказки» (перечнем тем публицистически-сатирического характера, возможно, заготовленных для будущего «Дневника писателя» на 1876 г.), с которым она находится на одной странице записной тетради в верхнем ее углу, отделенная от других записей этой страницы чертою.
Исследователями отмечено, что ситуация, в которую попадает «великий музыкант», во многом типична. Так, Д. Верди дважды был обязан по суду дать театральной дирекции к сроку оперы «Симон Бокканегра» и «Трубадур» (1856); аналогично было в 1860-х годах положение и самого Достоевского по отношению к его издателю Ф. Т. Стелловскому. Слова: «Леди, вы меня любили» — парафраз начала арии Лионеля из оперы Ф. Флотова (1812–1883) «Марта» (1847).
Замысел проясняет сопоставление с либретто «Марты», которая в 1850-х годах прочно вошла в русский театральный репертуар. Сюжет «Марты» — переодевание знатной леди и ее подруги Нанси в платье служанок, любовь к ним фермера Плункетта и его воспитанника Лионеля (который впоследствии оказывается графом Дерби) — с благополучным, идиллическим завершением, вполне подходит к наименованию «pastorale». Сочинение «великим музыкантом» по приговору суда именно такой оперы могло создавать, по замыслу автора, «странный эффект» и явиться кульминацией задуманного произведения.
КозловуДатируется мартом 1875 г. Набросок повести (или рассказа) для «Литературного сборника», который намеревался издать Павел Алексеевич Козлов (1841–1891) — поэт, переводчик Байрона, А. де Мюссе, Ю. Словацкого и др. Достоевский познакомился с ним и его женой Ольгой Алексеевной (урожд. Барышниковой) не позднее января 1873 г. Об этом свидетельствует запись, сделанная писателем 31 января 1873 г. в альбом О. А. Козловой.
Кроме данного наброска, с планами повести или рассказа, предназначавшихся для Козлова, связаны две другие записи в тетрадях, содержащих подготовительные материалы к роману «Подросток»:
1) «Против этих людей есть другой несносный тип, для художественных чистая казнь, тип, не менее необразованный и малосведущий (чем), как и «художественные», но зато необычайно точный. Ему до поэтической сущности рассказа нет дела, и не заметит даже ее медведь Собакевич, не умилится, подлец, а не пропустит и не даст соврать, привяжется: где, когда, в котором году, да тогда и не было Суворова, да это и не Александр Иванович, а Павел Игнатьевич, да тот и не служил в таком-то году, а, напротив, был директором соляных дел и проч.» — с припиской на полях: «Может быть, для повести Козлову» (XVI, 41).
2) «ЛИЦО: (тип). Мечтатель о том, как он едет в вагоне, говорит, и все дамы благодарят его. Или о том, как он поступает с женой, обманувшей его. Всегда, после страшных жестокостей, оказывается, что он прощает всех и все счастливы. Фельдмаршал. Унгерн-Штернберг (подробнейше описать) — с припиской на левом поле: «В рассказ Козлову Февр<аль> (Там же. С. 49).
Задуманная повесть не была осуществлена Достоевским, да и самый «Литературный сборник» Козлова не состоялся.
СороковиныЗамысел зафиксирован в записной тетради 1872–1875 гг. Позднее Достоевский включает «Сороковины» в план предстоящих ему работ в декабре 1877 г. Замысел остался неосуществленным; он нашел отражение в «Братьях Карамазовых», где показано «хождение души по мытарствам» Дмитрия Карамазова (книга девятая, главы III–V) и разработан диалог Ивана Карамазова с чертом (книга одиннадцатая, глава IX).
Отцы и детиПланы эпизодов, предназначенные для неосуществленного романа «Отцы и дети», занесены в рабочую тетрадь среди заготовок для мартовского выпуска «Дневника писателя» за 1876 г. По положению в тетради датируются 12–13 марта 1876 г.
В заметках художественно обобщены факты и ситуации, извлеченные автором из «текущей» газетной хроники конца 1875 — начала 1876 г. и привлекавшие к себе в это время пристальное внимание Достоевского как художника и как публициста — издателя «Дневника писателя». Но отраженный в них романический замысел — одновременно и важный этап в истории разработки одной из центральных, «сквозных» тем творчества Достоевского.
Писатель не случайно в 1862 г. чутко оценил значение тургеневских «Отцов и детей»: обе главные— переплетающиеся — темы романа Тургенева: тема «нигилизма» и тема идеологического и нравственного столкновения «отцов» и «детей» с начала 1860-х годов занимали самого Достоевского. Вскоре в «Преступлении и наказании» (1866) Достоевский дал свою, отличную от тургеневской, трактовку близких общественных проблем. Здесь, в эпизодах, рисующих отношения Раскольникова и Дуни с матерью, можно видеть один из подступов Достоевского, в 1860-х годах, к трактовке темы «отцов» и «детей» (так или иначе занимавшей его уже в 1840-х годах — в «Бедных людях» и «Неточке Незвановой», а затем получившей еще более широкое отражение в «Униженных и оскорбленных»).
В несколько иной интерпретации тема «отцов» и «детей» поставлена в «Идиоте» (1868; ср.: родители и дочери Епанчины; Рогожин и его отец; Ипполит, Бурдовский, Коля Иволгин; Лебедев и его племянник и т. д.) и особенно в подготовительных материалах к нему, где более широко, чем в окончательном тексте романа, развита проблема взаимоотношений детей и взрослых, в том числе Мышкина (см.: IX, 206–209, 218–242). В дальнейшем детская тема и мотив нравственно-идеологической преемственности и борьбы поколений на общественной арене у Достоевского раздваиваются: детская тема в собственном смысле слова получает свое развитие в «Вечном муже» (1870) и планах первой части «Жития великого грешника» (1869–1870), а общественно-идеологический аспект взаимоотношений между поколениями на грани 1860-1870-х годов разрабатывается в «Бесах» (1871–1872) (см.: XII, 171–176). Новое объединение и трактовку этих тем, внушенную впечатлениями от русской молодежи после возвращения Достоевского в Россию в 1871 г., дает «Подросток» (1875).[91]
