Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь
Шли процессы интеграции молодого государства в мировую экономику, в связи с чем возникла необходимость создания и разработки новых законов в сфере торговли, промышленности, транспорта, налогообложения и т.п. Эта грандиозная работа также проводилась в стенах МВЭС под руководством министра У.Султанова, который сумел создать коллектив из высококлассных специалистов, профессионально разбирающихся в глобальных вопросах современной экономики.
Нужно отдать должное президенту Узбекистана Исламу Каримову. Он всегда подбирал руководящие кадры не по национальному или местническому принципам, а по деловым качествам, знаниям, опыту, умению работать. В Узбекистане на должностях министров, руководителей областей, комитетов работали русские, украинцы, азербайджанцы, татары, корейцы, казахи. Каримов хорошо понимал необходимость национального согласия в республике. Он, как мог, старался, чтобы специалисты, вне зависимости от национальности, не покидали Узбекистан, некоторых - буквально силой удерживал.
Везде в развитых странах мира главный принцип при приеме на работу, и я его разделяю, - не родство, не национальность, не землячество, не религиозная принадлежность, а знания и умение работать. На работе родственников нет и не может быть! Мои сотрудники обязаны трудиться на авторитет нашего общего Дела, а, значит, и на мой авторитет. Иных авторитетов я в работе не признаю. Вот моя деловая философия.
Должен сказать, в Азербайджане я никогда не сталкивался с проявлениями национализма, тем более, с дискриминацией по этническому признаку. Не слышал даже разговоров на эту тему. У нас в республике существует самая большая русская община в Закавказье. Когда Баку посетил Папа Римский, он особо отметил нашу доброжелательную атмосферу. И армяне бы продолжали по-прежнему мирно жить с нами бок о бок, если б не ринулись, подогретые вождями-авантюристами, вновь в который уже раз доказывать свой "расовый гений" и свое "первородство" на азербайджанской земле. Позже, когда уже углубился в истоки и историю армяно-азербайджанского конфликта, я сделал для себя ничем не опровержимый вывод: любой массовый погром - всегда не спонтанен, а организован. За ним всегда кроются мощные силы, использующие его как эффективный способ приведения в действие оружия особого рода оружия межэтнических конфликтов.
До сих пор широкая общественность не получила никакого ответа на важнейший вопрос: если, как утверждают, беспорядки в Сумгаите начали азербайджанцы, почему среди их зачинщиков оказался некий армянин по фамилии Григорян, выдававший себя за азербайджанца?
К сожалению, многие еще за пределами Азербайджана продолжают питаться устойчивыми штампами дашнакской пропаганды и, когда заговариваешь об армянском национализме, то, как правило, слышишь в ответ: "Ну, их нетерпимость касается только азербайджанцев!" И тогда я незамедлительно привожу факты иного рода, например, касающиеся русских. Так, 29 марта 1991 года газета "Голос Армении" писала: "...Гоненье на язык - так можно, очевидно, определить отношение к русскому языку, сложившееся в последнее время в нашей республике... Все чаще раздаются возмущенные голоса иных депутатов: "Зачем у нас столько памятников русским писателям?" А вот публикация в издании "Республика Армения" в № 32 за 1991 год: "Мерилом патриотических чувств становится степень неприятия всего русского: то есть, чем больше я ненавижу русский язык, русские книги, русские передачи, русские газеты и т.д., тем больший я патриот". Замечу, те самые русские газеты и передачи, которые так суетились, защищая позицию "балаянов" в захватнической карабахской террористической операции! Первый сознательный акт вандализма в начале 90-х годов на территории СССР в отношении памятника Пушкину был совершен именно в "родственной", христианской Армении, почти одновременно там снесли и памятник Чехову. Что-то не слышно было, чтобы "великие интеллигенты" Боннэр и Старовойтова сказали хоть слово по этому поводу! Но под внушением стереотипа "армяне - самые культурные, самые-самые..." в общественном мнении продолжает существовать двойной стандарт в отношении к азербайджанцам и армянам. Вот почему в той же Москве, когда говоришь, что у нас успешно работает Славянский университет или что в Баку недавно открыли памятник Пушкину в одном из красивейших мест города, люди удивляются: им ведь успели навязать стараниями последователей Старовойтовых в российских СМИ негативный образ Азербайджана и азербайджанцев.
Кстати о памятниках. Помню, приехал я в 1978 году в Баку из Москвы, где учился в аспирантуре. Гляжу - музыка играет на улицах, флаги везде... Спрашиваю: "Что за праздник?" А мне говорят: "150-летие переселения армян из Персии в Закавказье". В Карабахе в честь этой даты возвели обелиск. На его открытие приезжал Гейдар Алиевич Алиев, в то время руководивший республикой. Все это я видел по телевидению. Большие были торжества. И факт переселения исторически установлен. Но как только в конце 80-х армяне смуту затеяли первым делом в Карабахе обелиск этот снесли. И, вопреки истине, теперь утверждают, что ниоткуда они не переселялись, а жили на этих землях всегда.
Признаться, в 1978 году я той дате особого значения не придал: переселились, мол, и переселились... Знал от отца, что они не только в Карабахе осели тогда, но и в Нахчиване, и в бывшем Эриванском ханстве. Лишь позже прочитал, насколько тяжело это переселение легло на плечи коренного мусульманского населения, не говоря уже о том, каким жутким эхом отозвалось!
Отец мой, да и мама многое поняли в тех событиях, какие происходили в республике после воцарения большевиков, у них не было сомнений, почему их выслали, но они в моей душе озлобленности не взращивали. Лишь однажды у отца прорвалось... Обучаясь в аспирантуре в Москве, я вступил в партию. Шел 1977 год, отец уже начал прибаливать, а, казалось, ничто не способно одолеть его мощную натуру. Ему стало плохо, и мне позвонила сестра, чтобы я срочно приехал. Появляюсь я дома в Баку, и решил отца порадовать: только что партбилет получил. Для меня это не просто бумажка была, а оценка моей деловой и общественной активности, тем более что в то время я был убежденным коммунистом.
И вот приезжаю я в больницу, вхожу в палату, где отец лежит. Думая, что новость обрадует его, достаю партбилет и протягиваю ему со словами: "Папа, я стал коммунистом!"
Никогда не забуду его реакцию... Он посмотрел на мой партбилет, осторожно так рукой в сторону махнул, прикрыл глаза, помолчал и очень тихо, медленно произнес: "Харам эляма мени, оглум..." Не оскверняй меня, мол, сынок... И продолжил, опять помолчав: "Хорошенько запомни, сын... Коммунистическая партия - это большой обман народа. А самый большой негодяй - Ленин..."
Дома у нас была большая библиотека. В последний год жизни отца я часто замечал, как он достает с полок книги по истории, тома Ленина и Сталина все это он имел - внимательно читает, что-то отмечает для себя... Теперь, когда его нет, я с болью понял: многое мы с ним не договорили, сколько еще подробностей из пережитого и передуманного им мне уже никогда не узнать...
От мамы я впервые услышал о тех бесчинствах, которые творили дашнаки в оккупированном ими Нахчиване в 1918 году. Они с отцом рассказывали мне, например, такой случай. Когда к границе вплотную подступили регулярные турецкие войска и начали из-за Аракса обстреливать дашнакские позиции, то Андраник, прижав ладонь к тому месту, где у него было ухо, прислушался и в ужасе сказал своим бандитам: "Это турецкие пушки, нам надо быстрее сматываться отсюда". Уж кому-кому, а Андранику, служившему в турецкой армии, была известна ее мощь, и при ее приближении с этих вояк мгновенно слетела вся их спесь. И они перед позорным бегством занялись повальным мародерством. Крестьяне в поле без винтовки за спиной не работали, а у кого оружия не было - тот шел на бандитов с косой. Они не давали простым людям житья. Дня не проходило, чтобы в азербайджанские селения ни наведалась очередная шайка, палили по сторонам без разбора, куста боялись, не разбирали - женщина перед ними, ребенок... Уничтожали всех, не щадили ни старых, ни беременных, ни младенцев в люльке... Турки спасли тогда Нахчиванский край....
Папин сосед в Баку - Аршак как-то сказал: "Плохие мы люди - армяне. Не можем жить спокойно и дружно на одном месте. Вот и здесь, в Азербайджане, мы временные... Живем пока... А потом нас обязательно выгонят". Шел 1975 год, и я с удивлением выслушал такое странное тогда для меня признание.
Позже я внимательнее пригляделся к их стилю жизни. В Узбекистане практически никто из известных мне армян не строил собственных домов. И не из-за бедности. Деньги у них всегда водились. Жили они только в государственных квартирах. В Баку я тоже обратил внимание на район их компактного проживания - Арменикенд. Он представлял собой лабиринт настоящих времянок, все там было истлевшее, покосившееся, квартиры десятилетиями не ремонтировались, это были трущобы, но набитые под завязку золотом и прочим добром, которое легко в любой момент прихватить с собой. Как будто хозяева подобного жилья ежедневно готовились к бегству. Образ жизни армян повсюду чем-то напоминает мне вечное кочевье. Но винить в этом они могут только самих себя. Невозможно постоянно жить с камнем за пазухой.
