Дмитрий Мамин-Сибиряк - Том 3. Горное гнездо
— Какой зверь, какой человек?
— А всякой… Зверь лютует с голоду, ему пропитал нужен, а так всякой зверь, как ребенок малый. Возьми ты даже медведя… На что волк лют, а и тот сытый не тронет. А вот человек-то не так… Он сытый-то еще, пожалуй, хуже… Верно! Лютости этой в человеке, зверства — пропасть… Я всякого зверя люблю, потому зверь справедливее завсегда человека. А уж касательно лошади али пса — так и говорить нечего… Я никогда не трону лошадь али пса, потому куда бы мы поспели без них? Конечно, говорят, что души в них нет только, а я так думаю, что хоть плохонькая душонка, да должна быть… Я тебе какой случай скажу. Ехал как-то через наш Кособродский завод один купец, он на ярмарку ехал. Денег при нем тыщи три было… Ну, остановился у знакомых мужиков, покормил лошадь, а лошадь у него своя была, преотличная лошадь. Уехал купец, а мужики, у которых он останавливался, больно озарились на его деньги, сейчас в погоню, догнали его, да и убили. Ну, убитого купца затащили в лес да в ширф и бросили, а сверху елочками закидали… Теперь куда с лошадью деться, а лошадь дорогая, приметная. Эти самые убивцы взяли эту самую лошадь да к сосенке на цепь и приковали и на ноги железные путы надели. Думают, помрет на этом самом месте с голоду, — и конец всему делу. Хорошо… А лошадка-то три дня стояла у сосенки да грызла ее, да и перегрызла, а потом с путами-то поскакала домой. Семьдесят верст, сердешная, проскакала она в путах и прямо на двор к хозяину. Как увидали ее — все всполошились, конечно, и по следу назад поехали, потому из ног-то у ней кровь все лила по дороге, а она вперед идет и прямо в Кособродский к нам привела, к тому двору, где убивцы жили. Ну, народ, конешно, собрался, все признали лошадь-то и все на убивцев: признавайтесь… Помялись-помялись они и прямо миру в ноги: «Наше дело… мы убили купца. Простите!» Признаться признались, а куда убитого купца дели — не сказывают. Тогда опять эту самую лошадь пустили вперед… Что бы ты думал, ведь она повела: идет впереди, а народ за ней так валом и валит. Плачет народ-то, так это жалостливо все вышло. Ну, привела лошадь к самой шахте, в которую купца бросили, и встала. Тут его и нашли… Так народ что тогда делал: ревмя ревели, не над купцом, а над лошадью! Изгибла, сказывают, скоро, потому ноги себе путами извела…
— Почему же эти мужики не убили лошадь тогда, когда убивали купца?
— Ах, какой ты непонятный, барии… Человека-то, поди, легче убить, чем скотину, потому она безответная тварь, только смотрит на тебя. На купца, значит, рука поднялась, а на лошадь не поднялась. У нас в дому такой случай был. Жеребушечка у отца росла да ножку себе и сломала. Куда с ней, как не пришибить? Ну, отец взял винтовку, зарядил, пошел стрелять жеребушку — и воротился… Медведей бил, а жеребушку не мог порешить. Думали-думали, послали за одним пропойцем, Тишкой звать. Отчаянная-преотчаянная башка, настоящий душегубец… Ну, Тишка и говорит: «Ставь полштоф водки, тогда и жеребушку вашу порешу». Повели его в кабак, выставили полштоф. Тишка его выпил и к нам. Отец-то со страхов в избу спрятался и на крючок заперся. Ей-богу! Ну, а Тишка взял топор, замахнулся и бросил… «Не могу, говорит, рука не поднимается, хошь что хошь со мной делайте. Обратно вам полштоф ваш выставлю…» И выставил, а жеребушечка уж сама изгибла. Вот оно, барин, какое дело-то выходит. При всем нашем зверстве и то руки опускаются, а тут еще барин называется и пса стреляет. Пес-то, может, лучше его был…
В этом бессвязном рассказе Савки рельефно обрисовывались основания его оригинального миросозерцания. Сознание Савки было подавлено проявлениями человеческого «зверства» и «лютости»; его пытливый ум прилепился к безграничному лесному простору, и здесь, в мире животных, он находил погибшую в людях правду… Савку не страшили самые дикие проявления железного закона борьбы за существование в этом животном царстве, потому что для этого закона существовало разумное объяснение, как неизбежной, хотя и жестокой необходимости, тогда как человек проявляет свое зверство большею частью помимо этой необходимости, а только удовлетворяя своей жажде «лютовать».
— Теперь читал ты о великих угодниках, которые по лесам спасались? — допрашивал меня Савка. — К этим угодным человекам всякой лесной зверь приходил: и медведь и олень… Это как по-твоему?.. Зверь-то понимает, что человек его лютее, и обходит человека. Никого так зверь не боится, как человека… А старухи говорят, что в звере нет души, а пар. Какой тут пар… Ты бы весной послушал, что по лесу делается?.. Стоишь этак, стоишь, прислушаешься, а лес-то кругом тебя точно весь живой: тут птица поет, там козявка в траве стрекочет, там зверь бежит… Уж больно хорошо птицы по весне поговаривают, точно вот понимаешь их, и так у них все хорошо выходит. А как припомнишь свое-то житьишко да про других-то, господи милостивый, сколько неправды… Раз я этак-то слушал-слушал, точно очумел, а потом гляжу, вся рожа-то у меня мокрая: слезой проняло.
Лётные
[текст отсутствует]
Примечания
1
моя маленькая (фр.).
2
нового человека (лат.).
3
игривости, нескромности (от фр. grivois).
4
шедевром (фр.).
5
высший свет (фр.).
6
компаньонках (фр.).
7
Здесь в смысле — развлечение (фр.).
8
мадмуазель Луиза (фр.).
9
из Риги (нем.).
10
выскочки (фр.).
11
«Прекрасной Елены» (фр.).
12
увеселительные прогулки (фр.).
13
Брунгильда, принеси!.. (фр.).
14
полусвета (фр.).
15
чистой крови (фр.).
16
поцелуйчик (от нем. küsschen).
17
Здесь в смысле — аристократической молодежи Англии (англ.).
18
золотой молодежи (фр.).
19
Дам (фр.).
20
приписке (лат.).
21
остроумного человека (фр.).
22
Кто-то и почему-то окрестил эту рыбу ученым именем — хариус; на Урале ее называют просто — харюз, и последнее название, по нашему мнению, больше отвечает складу русской речи. (прим. автора)
23
Сударыни! (фр.).
24
Сакма — свежий след зверя на траве. (прим. автора)
25
Ищи! (фр.).
26
неравных браков (фр.).
27
свидания (фр.).
28
убеждение (фр.).
29
навязчивая мысль (фр.).
30
первого любовника (фр.).
31
громкие судебные дела (фр.).
32
Доспиет — поспеет. (прим. автора)
33
Маркс — «Капитал» (немецк.).
34
Матери-кормилице. Здесь имеется в виду учебное заведение.
35
«В худых душах» — равносильно при смерти, в ожидании смерти. (прим. автора)
36
Так проходит земная слава! (лат.).
37
Господин (лат.).
38
следовательно (лат.).
39
Шиханами на Урале называют каменные утесы на вершинах гор. (прим. автора)
40
Поляш, или косач — тетерев-березовик, польнюшка — тетерька. Залобовать — убить. (прим. автора)
41
Глухаря-самку на Урале называют в некоторых местах копалухой, а глухарят — копалятами. (прим. автора)
