Андрей Кучаев - В германском плену
- Среди вас есть хоть один специалист? - спросил мой доктор бригаду армян, отхвативших эту добычу "по случаю" и "по дешевке".
- Зачем? - спросил самый старый, седой старик в зеленой шляпе с пером.
- На всякий случай,- сказал мой цанарцт.- Для чего все это вам?
- Брат просил,- сказал армянин помоложе, в желтой кожаной куртке и ковбойских сапогах.- Душевно просил. Не могу я отказать брату.
- Он врач? У него праксис? - учинил допрос мой врач.
- Нет. У него племянник, а у племянника - жена. Она врач. В селении. У них там плохая вода. У людей болят зубы, а аппарата нет.
- Как трогательно,- сказал мой врач.- Как же мы будем испытывать эту штуковину?
Армяне сбились в кружок и стали совещаться. Несколько раз они посмотрели на часы, видно, вспомнив, что тариф моего врача нешуточный. Наконец самый старый, в зеленой шляпе от имени всех выдвинул практическое предложение: парень в ковбойских сапогах садится в кресло, а мой цанарцт испытывает на нем оборудование. Раз племянник принадлежит брату жертвы, ему и страдать.
- За работу и лечение я возьму отдельную плату,- сказал мой цанарцт.
- Натюрлих,- сказал уже мой друг Ашот. Армяне посмотрели на него с сожалением.
Парень в ковбойских сапогах сел в кресло, мой цанарцт попытался включить лампу - она не горела. "Так ведь здесь нет электричества!" - радостно сказал парень в сапогах. Пошли искать электричество. В усадьбе жила целая армянская колония. Они давно не платили по счетам, и компания отключила им ток. "Как я буду испытывать?" - спросил мой врач. Армяне снова сбились в кучу для совещания. "Без электричества совсем нельзя?" - спросил самый старый, в зеленой шляпе. "Послушай, ты меня пригласил на концерт?" - спросил меня мой цанарцт. "Без электричества нельзя", - торжественно провозгласил я. "Как они повезут эту штуковину?" - спросил мой врач. "Как?" - обратился я к клану. "Приедет Карен на автобусе. Типа "рафик". Марки "фольксваген". На нем поедет брат заказчика и сам аппарат". Все было продумано. Неясно было, работает ли аппарат. Возникла пауза. Ашот отозвал меня в сторону. "Скажи своему цанарцту, что людей нужно ободрить. Без электричества,- негромко внушил мне Ашот.Нельзя отказывать брату. Нельзя везти металлолом. По дороге надо будет платить всем. Пусть ободрит!"
Я передал в общих чертах смысл сказанного моему врачу. Тот подошел к аппарату, стал смотреть, открывать крышки, заслонки, лючки. Достал какую-то лишнюю гайку. Из мотора вывалился кокон пыли - как из пылесоса, который не чистили год. "Я удивлюсь, если он вообще будет работать",- пробормотал негромко мне цанарцт. "С этим нельзя идти к людям",- сказал я, сидя рядом с ним на корточках. "Будем считать, что ты рассказал мне хороший анекдот",сказал мой доктор. "Будем". "Вот что, майне дамен унд херрен! - начал мой цанарцт, хотя дам не было, они в доме готовили угощение, судя по запаху.- Ваш зубной аппарат послужил немало на своем веку...- Я наступил моему врачу на ногу.- Будем надеяться, что послужит еще. Это немецкий аппарат, сработанный еще до войны. А качество продукции до войны было выше, чем сейчас. Это надежный немецкий зубной аппарат! - Самый старый довольно кивал. Остальные засветились улыбками.- Сколько бы вы ни дали за этот аппарат - все равно мало, выгодная покупка. Кожа на кресле совсем новая. Нужно заменить на бормашине ременную передачу. Мотор, если что, можно заменить. В Армении делают отличные электромоторы. Лампа - лампу я бы не возил на вашу родину, только место будет занимать, запасных элементов для нее вы не достанете.- Опять все закивали.Так что, если честно, не везите тяжелый мотор и не везите плевательницу. Не везите лампу. Везите только кресло, хоть оно и тяжелое! Игра стоит свеч. Аминь!" "Амен,- сказал самый старый, в зеленой шляпе.- Кресло поместится в твой автомобиль, Ашот. В крайнем случае ты подаришь его моей сестре, своей бабушке! Она мечтала об удобном кресле с подголовником! Будет сидеть на балконе - благодарить тебя и нас всех заодно! Спасибо от всего сердца! обратился старик к моему цанарцту.- А то мы сомневались: то ли купили? Я им сказал: в Германии можно смело покупать все - все окупится, такое качество! Спасибо тебе, сыно".- Старик обнял моего цанарцта. "Не за что",- сказал цанарцт.
В хлев вошли две женщины, одна принялась кормить свинью, вторая позвала к столу нас. Несмотря на тарифы, ужинали мы долго. Выпили армянского вина. Все поздравляли парня, который раскошелился для брата.
- Брат - святое дело! - говорили за столом.- Как можно не помочь брату?
- А он не собирается сюда, в Германию? - как-то бестактно спросил я.- Если у них там, в селении, плохая вода, ехали бы сюда!
За столом воцарилось молчание.
- Легче отсюда перевезти плохой зубной аппарат, чем хороших людей из селения сюда,- за всех ответил самый старый, в зеленой шляпе.
Потом нас отвезли в город. По дороге мой цанарцт шепнул мне: "Скажи, я не возьму с них никакой платы. Будем считать, что я съездил в благодарность за новый анекдот!" "Какой?" "А разве все вместе - все вот это не напоминает тебе анекдот?" "Пожалуй,- сказал я.- Только неизвестно, насколько он смешной".
КАК ЗЕЛЬКИНД ФАКС ПРОПИЛ
Про Зелькинда можно сказать только одно - лихой человек. На нас он посматривает с доброй снисходительностью: "Ничего вы не понимаете в здешней жизни! И никогда не поймете!" Когда я попытался заставить его раскрыть скобки этой уничтожающей формулировки, он только сыто улыбнулся: "Потому что дураки. Были и остались!"
Сам Зелькинд быстро освоился в здешней жизни. Он поселился не в какой-нибудь захолустной дыре, наподобие тех, где осел наш брат, а в почти столичном крупном городе. Выбил себе приличную квартиру в тихом районе, в центре, обставил ее, закупил техники и завел авто. Он даже организовал свое дело, свой "гешефт". Что позволило ему сойти с социала. Я долго не мог от него добиться, что за гешефт, но потом добрые люди мне сказали: "Коптит рыбу". Странно, здесь рыбы, в том числе и копченой,- завались, как он выдерживает конкуренцию? Я частенько захаживал к нему, пытался выудить подробности, но он как-то лениво отмахивался: "Да зачем тебе это, старик? Ты все равно не сумеешь! Пей лучше пиво". "Хорошо бы рыбки какой к пиву",- намекнул я, но он не реагировал. "Закусывай вот сыром, хороший сыр".
Зелькинда я знаю давно, он литератор, в России много писал, печатался. Пьесы его шли в театрах, в основном дальневосточных. "Вот, наверное, откуда рыба",- как-то без энтузиазма думал я. Ведь если представить расстояние, которое отделяет Дальний Восток от нашей земли Северный Рейн - Вестфалия, то всякая затея с рыбой начинает выглядеть чепухой. Тут рядом океан, Голландия, Венлоу, где рыба и хороша, и дешева. Кто будет коптить? Но Зелькинд коптил и процветал. Чем иначе объяснить его всегда довольный, лоснящийся вид, полный холодильник в его доме и неиссякаемый оптимизм?
Если честно, с этим писателем, этим предпринимателем и коптителем рыбы, земли и неба, меня связывала еще одна история. Не очень вдохновляющая, хотя виноватых в ней нет, есть только пострадавшие.
Все в той же России, во время оно решили всех писателей как-то раз наделить землей. Видно, начальство писательское уже тогда, в дореформенное время, подумывало, куда деть писателей, когда их продукция будет не востребована надвигающимися отношениями, которые позже назвали рыночными. И решили перевести писателей на подножный корм, выделили пустошь, слегка заболоченную, и за небольшой вступительный взрос раздали всем желающим. Точнее, не всем, а тем, кто оказался проворней и дальновидней. Разумеется, Зелькинд был среди первых, кто получил землицу под строительство домика, сад и огород. Когда сунулся я, участков уже не было. Разобрали. Конечно, много нахватали и сами дающие, то есть аппаратчики писательской ассоциации, но "красиво жить не запретишь"! Я остался с носом. Вдруг неожиданно обнаружилось, что пишущей братве выделили еще одну пустошь, надеясь, что силами литераторов вся тамошняя местность будет осушена, потому что и эта пустошь была заболочена. Я ткнулся и туда. Мне долго светил один участок, я чуть было не поехал за тридевять земель смотреть, как выяснилось, что и этот участок ушел. Захватил его Зелькинд! Так мне и сказали милые дамы из аппарата: "Надо было раньше чесаться!" "А Зелькинд?! - было выступил я.- У него уже есть..." "Он фактически без площади, дали ему". И уже совсем позже я узнал, что у Зелькинда неприятности, как раз из-за того, что он ухватил два участка и один ловко продал. Дело, разумеется, замяли, дальнейшей судьбой земли я не интересовался, потому что мной овладело желание вообще расстаться со всеми участками, которые в сумме составляли уже не писательскую, а Российскую Федерацию. Слишком уж быстро их поделили, места мне не оставалось даже минимального: полтора на два метра. Я уехал. И вот опять выплыл на этого человека. Историю с участками мы не вспоминали. Только раз он нехотя мне сказал, что на своей "загородной", как он выразился, "усадьбе" вместо канав для осушения, наоборот, вырыл пруд, куда собралась вся вода с соседних огородов, и там, в этом пруду, развел сазанов. "Вот такие вот сазаны, не поверишь!" - сказал он и показал, какие. Я уже потом связал все эти мелкие факты, чтобы как-то понять "рыбный" интерес этого любопытного человека.
