Юрий Черняков - Бригада
Заказчики руками разводят: меняйте, мол. Легко сказать. Через неделю если только. Пока из Москвы пришлют. А им что? Это у нас конец квартала, у нас план этим изделием закрывается. Что делать, а? Рыжий, смотрю, загорелся. Вы, говорит, прикройте меня от них получше. А я попробую микромодуль прямо в блоке заменить не разбирая. Николай Иванович головой только покачал. Авантюризм, мол.
И сделал ведь, черт рыжий, что ты думаешь! Сам блок он не разбирал, только болты отвернул и из отсека чуть вытащил. Мы его окружили. Усердие изображаем. А заказчики тоже вид делают, что ничего не видят.
Так Рыжий - подумать только! - с другой стороны платы все двенадцать ножек у микросхемы выпаял, а потом отмычками своими, как Николай Иванович скажет, сбоку через дырку в плате вытащил. И через нее же другую просунул, поерзал ею по плате вверх-вниз, пока ножки в дырочки свои не вошли. И запаял. Все двенадцать. Вот так. Знай наших. А то - нельзя. Кто не может, тому и нельзя. Николай Иванович руками только развел. Ай да Виктор! Он один его по имени звал. Зовет заказчиков. Давайте, говорит, еще раз проверим. По-моему, мы на приборе ноль не выставили. А сам улыбается хитро и на них смотрит. А те с серьезным видом кивают: да, мол, конечно, давайте перепроверим.
Ноль выставили, дали команду - стрелка стоит как влитая, прямо в номинале, не колыхнется. Николай Иванович говорит тогда: может, на другом стенде проверим, мало ли... Нет, нет, говорят, этот стенд проверенный, не надо. А друг на друга и не смотрят. И хоть бы улыбнулся кто. Расписались в журнале и ходу из технички.
Николай Иванович говорит: вот так, мол, учитесь, ребята, все видеть, но не все замечать.
То есть изделие сдали заказчикам все честь по чести. Тридцать первого числа. Начальство нам на радостях сэкономленный спирт выделило... Ты только не подумай, чего доброго, что мы его там канистрами экономили. Нам в год раз присылали строго по норме для промывки контактов.
Ребята, бывало, контакты протирают и смеются: не много ли чести, чтоб каждый вот так тереть? Может, лучше самому стакан принять, потом дохнуть на все разом - и хорош, пусть просыхают.
А так - сухой закон, по всей строгости. Ну вот. Рыбки наловили, почистили, пожарили. Сайгачью ногу я в золе запек. Все в лучшем виде. Все довольны. Да... особенно Витька Рыжий расчувствовался. Ты, говорит, как отец нам родной и как мамаша вроде. Я только тебя и Николая Ивановича здесь уважаю. И целоваться полез. А под конец, когда уже расходиться стали, на рыбалку, помню, собирались, подходит ко мне опять, глаза в сторону, то да се, бормочет... а что, мол, к примеру, будет, если в изделие посторонний предмет попадет? Я сразу почуял недоброе. Говори, черт рыжий, трясу его, чего натворил? Сознался наконец. Как родному одному тебе скажу, вздыхает. Ключ он семнадцать на двадцать два в приборном отсеке оставил. Накинул он этот ключ на гайку снизу, когда блок на место ставил, чтоб другим ключом сверху затянуть, да так и забыл его там. Только когда уже весь инструмент собрал, хватился. А изделие уже проверили, опломбировали и прокрутить успели на наличие посторонних предметов. Так ключ и не звякнул. И ведь сколько народу, и заказчики эти, носы в этот отсек совали! И хоть бы кто заметил. Рыжий-то язык и прикусил. Попадет ведь, если скажешь. А так не скажи, и не узнает никто. От изделия-то потом и винтика не сыщешь...
Я как услыхал про такое дело, чуть голоса не лишился. Да ты не переживай, Алексеич, это он меня утешает, все нормально будет. Его там будь здоров как затянуло.
О чем, скажи, с дураком говорить? Уж, кажется, сам понимать должен. Ведь как начнутся эти вибрации да перегрузки, как начнет этот ключ электронику молотить... А с другой стороны, что делать-то? Это еще хорошо, что сказал... Что всем нагорит, это еще ладно. И что целому заводу квартал не зачтут и тысячи людей без премии останутся - это полбеды. А вот что пуск сорвем - это да. Бывало такое. Не часто, но бывало. Пуск такого-то числа, в такое-то время. И точка. И попробуй не уложись. Что, почему - не важно, не нашего ума дело. И чтоб из-за какого-то разгильдяя все сорвалось! Вот так стою и думаю: а сам-то, сам куда глядел? И что теперь делать, ума не приложу! Время позднее, изделие опечатано и под охрану сдано. Не станешь же часовому втолковывать что да почему. Хоть сам туда лезь. А только и остается что на преступление идти. Пулю схватишь - туда тебе и дорога, будешь знать, как разгильдяя покрывать!
Я Витьке говорю: молчи, мол. Никому ни слова. А сам на техничку побежал, в караул. Прибегаю, а там начальником капитан знакомый. Да я их, считай, всех там знал. И меня знали. А с этим я вообще вместе воевал, в одной дивизии. Я в разведке, а он в артиллерии. Рассказал я ему все начистоту. Как хочешь, говорю, а к изделию меня допусти. Я только ключ этот, будь он неладен, на глазах твоих вытащу - и все нормально будет.
А ему вот-вот на пенсию идти. Ему только таких вот приключений не хватает. Косится на меня подозрительно и к запахам моим банкетным принюхивается. И головой качает. Нет, Серега, вздыхает, и не проси. Ничем тебе не могу помочь. Часовые знаешь какой инструктаж получили? До утра никого к ангару с изделием не подпускать. Кто бы ни был. И вообще действовать без лишних предупреждений. Вот как. Изделие-то тебе лучше знать какое. У меня там сейчас Хабибулин стоит, а сменят его Шарипов и Нечипоренко. Эти инструктаж слово в слово выполнят. Я и сам туда лишний раз сходить боюсь. Так что иди спать, говорит, утром голова свежее будет, разберетесь. И замолк. Он всегда такой был. Пока слово вытянешь - сам упаришься. Да нельзя до утра, горячусь,- утром пуск назначен. А ему хоть бы что. Ему хоть лоб расшиби, он свое твердить будет: хочешь обижайся, хочешь нет, а не могу. Устав есть устав. Махнул я на него рукой. Артиллерия, одним словом, говорю, на все точные целеуказания нужны. Никакой инициативы. Здорово меня, помню, разозлила эта его непробиваемость. Ладно, про себя думаю, сам справлюсь. На фронте еще не такое бывало... Ну, до свидания, прощаюсь, пойду спать, раз такое дело. Вот-вот, кивает, только не обижайся. Какие могут быть обиды...
Из караульного, помню, вышел, прожектора вовсю светят, у часовых под сапогами камешки хрустят. А я - раз, пока никто не видит, под проволоку и к ангару пополз. Под парами еще был, известное дело. Только чем дальше ползу, тем больше с меня этот хмель сходит. И уж кляну себя и в бога и в мать. Куда лезу, а? Да на черта мне это нужно было! Да пропади она пропадом, ихняя премия!.. Хорошо бы работали - без премии бы не сидели!.. А врежет сейчас Хабибулин из "Калашникова" и в отпуск на родину поедет за хорошую службу. И уже, смотрю, что назад поворачивать, что вперед ползти - один черт! И так всю дорогу - плачу, а лезу... А тут вдруг прожектора погасли. Ползу дальше. Дополз кое-как. Замок этот - плевое дело. Отмычки свои, как Николай Иванович говорит, достал и открыл. Залез в этот ангар. В темноте, на ощупь брезент откинул, изделие вскрыл, люк снял и только тогда спичкой вовнутрь посветил. Увидел этот ключ треклятый, сверху его и вправду не сразу заметишь... А уж светать стало, я заторопился и звякнул, когда вытаскивать стал. Минут десять лежал, дыхнуть боялся. Потом загерметизировал все как положено, залючил, пломбу заказчика на место приладил - все как было. И, чувствую, сил уж никаких нет. Залез под стапель, брезентом другим накрылся - и меня нет. Вмиг заснул. А днем меня подняли. Что, мол, за дела? Как вы сюда попали? Так и так, говорю. Сам, мол, по своей воле.
Смотрю, и бригада моя вокруг собралась, глаза на меня таращит. А изделия нет. Не слыхал даже, как вывезли. Да ты как сюда попал? - тоже изумляются. Мы ж тебя обыскались! А у Рыжего, гляжу, морда, как самовар, сияет. Алексеич, орет, да ты ж все проспал! Пуск-то уже был! И все в лучшем виде прошло. Я ж говорил, что все нормально будет, а ты чего каркал? Такую красотищу проспал, эх ты! Разоряется. И рассказывает мне, чего видел: вначале, знаешь, будто звезда падать стала, а потом будто солнце вспыхнуло. И нет звезды. А мы как раз уху пробовали из судаков. А мне, спрашиваю, ухи-то не оставили? Да какой там! - машет. Ты что... день уж прошел. Но мы завтра еще сходим. Ты только смотри не проспи, и по плечу меня хлопает.
Значит, интересно было поглядеть? - допытываюсь. А он, сукин сын, еще скалится. Такого в кино, говорит, не увидишь. Я было развернулся, да ребята меня за руку схватили. За что, мол, ты его так? А за то, что ухи мне не оставил, говорю. И ключ этот из кармана выхватываю. Сейчас, сейчас, приговариваю, сейчас тебе еще не такие звезды привидятся! Ребята меня опять схватили, да ты что, в самом деле, говорят, на него-то накинулся? А он ключ свой увидел, рот разинул - и ни с места. Я было замахнулся, потом бросил ключ на пол, сплюнул и прочь пошел. А он за мной сразу побежал. Алексеич, только не гони, ноет, лучше дай как следует, только из бригады не гони. А я только твержу: уйди, мол, по-хорошему, уйди от греха...
Я в курилке посидел чуток, в себя пришел и снова в караул направился к тому капитану. А он на меня глядеть не хочет. Слышь, говорю, покажи ты мне этого самого Хабибулина. Охота мне на него взглянуть. А вон, говорит, видишь, у окна чернявый такой, автомат чистит? Теперь видел? Скажи спасибо, что он тебя не видел. Мне спасибо скажи!.. И нечего на меня тут глаза пялить! - орет. Я ж как знал, как толкнул меня кто! Минуты не прошло, за тобой вышел. Гляжу - точно: ползет разведка, инициативу проявляет! Лысина под прожекторами, как луна, сияет, а ректификатом вообще за километр несет. И орать уже нельзя, и назад тебя тащить поздно, сам еще под пулю попадешь. Счастье, что сигнализацию да прожектора отключить успел. Хорошо, он еще там, за ангаром, шел... Я к нему, туда кругом обежал и минут сорок у него противопожарное оборудование проверял, пока ты там скребся... А сам злой еще дальше некуда. Иди отсюда, говорит, по-хорошему. Я, понятное дело, только руками развел. Что тут скажешь... Ему, оказывается, уже приказано было караул сдать и под домашний арест до выяснения. И меня потом куда надо вызвали. Пиши, говорят, объяснение. Написал все как есть. И сразу к Сергею Павловичу кинулся. Он все бросил и прямо к начальнику гарнизона поехал. Еле отстоял капитана, а то уж совсем трибуналом запахло. А Витюля наш только на вторые сутки заявился. Где он шлялся - черт его знает! Отощал, гляжу. Бумажку мне сует какую-то мятую. А там заявление - по собственному, мол, желанию. Держать-то я вообще никого не держу. Не в моих правилах. А тут озлился. Ты, говорю, мне сначала весь инструмент сдай как положено и халат. А пока не сдашь, я с бумажкой твоей знаешь куда схожу? Тащит инструмент. А там одного ключа не хватает. Того самого. Где, спрашиваю, опять, что ли, в космос наладил? Молчит, мнется и глазки опустил. Потом, гляжу, из кармана достает. Он, видишь ли, хотел его себе на память оставить. Ну, тут я вообще из себя вышел. Чуть на месте его не пришиб. А ну положи на место, ору, и почистить мне его весь как положено! И халат мне накрахмаль, чтоб стоймя стоял! Он как пуля выскочил. Да... Считай, лет двадцать прошло, даже больше, а до сих пор вот как вспомнишь, так вздрогнешь. Хоть на войне и похлеще бывало.
![Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 3. Карлссон, который живет на крыше [Крошка Нильс Карлссон и др.]](/uploads/posts/books/211990/211990.jpg)
