Марина Москвина - Мусорная корзина для алмазной сутры
Кроме того, она исцеляла больных.
Где бы она ни появлялась, люди сразу начинали следовать за ней, ибо ее внутренняя чистота и сверхъестественные силы все вокруг наполняли жизнью и свежестью, хотя она вела прежний, полностью антисанитарный образ жизни.
Когда люди собирались вокруг тети Шуры, сразу начинались песнопения, пели "Вихри враждебные", "Каховку", "Прощание славянки", разные другие революционные песни, а затем возвращались домой, наполненные счастьем и спокойствием.
Когда она умерла, жители поселка Старых Большевиков нашли ее сидящей в глубоком самадхи на речных камнях у самого берега. Душа тети Шуры безмолвно исчезла в сверкающей безмятежности полудня, вернувшись в Чистую Землю, где ее верно ждал дядя Ваня Поставнин.
А что стало с Таней и Алешей - никто не знает. Со временем они вообще прекратили выходить из дома. Розы в саду завяли. Вечерами оконный свет еще пробивался сквозь заросли дикого винограда, а потом и вовсе погас. То ли лампочка перегорела, то ли густо пошел за окнами расти хмель и плющ, короче, дом этих двух отшельников так и зарос тропическими лианами, а также бушующей подмосковными вёснами сиренью.
32. А вот вам еще одна интересная новелла о неожиданном просветлении, события которой начали разворачиваться прямо перед Великой Отечественной войной. Тогда подобные черные "воронки" черными ночами подъезжали не только к дверям таких отвязанных личностей, обучавших своих сограждан буддизму Чистой Земли, как мой дедушка Степан Гудков, но и к самым обычным, ничем не примечательным жителям Подмосковья.
Тут перед вашими глазами пройдут несколько почтенных и уважаемых фигур, не состоявших со мною в кровном родстве, однако они были близкими соседями Степана и Матильды Ивановны по даче в Кратово, поэтому нити судеб этих людей сами собой вплетаются в узор моего повествования.
Итак, по соседству с Матильдой и Степаном в поселке Старых Большевиков жили мама и дочка. Фамилия у них Бронштейн.
И вот эту маму - Сару Наумовну Бронштейн - однажды вдруг арестовывают и отправляют в лагерь для политзаключенных. Что такое? Оказывается, бедную Сару Наумовну заподозрили в очень нехорошем обстоятельстве, а именно, что она близкая родственница оппозиционера и самого главного троцкиста Льва Борисовича Троцкого, чья настоящая фамилия, как выяснилось, была Бронштейн.
А к этой Саре Наумовне Троцкий вообще никакого отношения не имел! Тем более, к тому времени бедный Лев Давидович, скрывавшийся от Иосифа Виссарионовича то ли в Мексике, то ли в Бразилии, был уже, кажется, по заданию нашего советского правительства убит человеком, который долгое время втирался к нему в доверие, приходил в гости, пил чай с вареньем, делал вид, что хочет поучиться у Льва Давидовича уму-разуму, почерпнуть его энциклопедических знаний. И такой он был вежливый, обаятельный, со всей открытой душой, что жутко недоверчивый Троцкий, подозревавший, кстати, о возможности покушения, совершенно утратил бдительность, и всем сердцем привязался к этому симпатичному юноше, прямо даже не знал - куда его посадить и чем угостить.
А тот беседовал с ним - беседовал на разные философские темы, в один прекрасный день дождался удобного момента и стукнул своего уважаемого друга и учителя топориком по голове.
Эхом того далекого мексиканского события стал арест нашей Сары Наумовны Бронштейн, невинной носительницы этой малопрестижной фамилии. И на таком пустом деле ей вкатали солидный срок!
Впрочем, речь пойдет не о бедной Саре и не о Троцком Льве, а о дочери Сары Наумовны тете Свете, которая тогда была никакой не тетей, а юной девушкой, лишившейся в одночасье и мамы, и светлого будущего, поскольку теперь у нее появился статус дочери врага народа.
А надо вам сказать, несмотря на свою несчастную судьбу, эта тетя Света в молодости была великой любительницей хорошей шутки и остроумного анекдота и благодаря веселому характеру привлекла к себе внимание одного очень вдумчивого студента из Института международных отношений, который учился на дипломата.
Естественно, тетя Света смертельно влюбилась в этого будущего представителя нашей страны за рубежом, а чтоб их любовь с каждым днем становилась все более крепкой и нерушимой, она с ним как встретится - давай сыпать анекдотами на самую разнообразную тематику.
Они даже собирались пожениться, и вдруг ее арестовали. Была такая статья в Уголовном кодексе: "За клевету на Советскую власть".
Тетю Свету спросили:
- Вы рассказывали этот анекдот?..
Наученная горьким опытом, она ответила твердо:
- Ни боже мой! Я его впервые слышу. И даже удивляюсь, как у вас только язык поворачивается произносить такие слова о мудрых руководителях нашего советского государства.
Тут дверь открывается, входит ее возлюбленный и говорит - так нежно, с некоторым укором:
- Света, как же так? Ну, помнишь, мы стояли на площади Маяковского, еще троллейбус долго не шел, и ты мне его рассказала?..
Студента увели, он стал дальше учиться на дипломата, посланца Советской страны, а нашу тетю Свету посадили.
Вот так они очень долго сидели - Света и Сара Наумовна, и ничего друг про друга не знали. Потом их обеих реабилитировали. Сара Наумовна вскоре умерла, ее похоронили на Новодевичьем кладбище в стене верных ленинцев.
А тетя Света уже была не та, что раньше. Она часто болела, почти ни с кем не общалась и много-много лет жила одиноко в том подмосковном доме, откуда их обеих увезли, а дверь опечатали.
И вдруг однажды она дала объявление в газету знакомств и брачных объявлений. Мол, так и так, ищу спутника жизни, немолодая, но миловидная, люблю хорошую шутку и остроумный анекдот.
И ей откликнулся - "интеллигентный, с голубыми глазами, бывший морской офицер, капитан первого ранга, сейчас на пенсии, звать Николай Михайлович Орешкин".
Они встретились. Орешкин показывал фотографии своей молодости, где он с другими офицерами стоит на палубе - у всех такие серьезные лица с налетом вечности, какие бывают на черно-белых групповых фотографиях, за бортом океан, в облаках - чайки.
Крики замерших в небе чаек снова пробудили в душе тети Светы надежду на простое человеческое счастье. Ей понравилась великая доблесть этого хотя и немолодого, но еще не дряхлого Орешкина, проявленная во время боев с немецко-фашистскими захватчиками на Черном море, и его душевная щедрость - в первую встречу он принес ей шампанское, торт и цветы.
Короче, они поженились.
Тетя Света души в нем не чаяла, пылинки сдувала.
Но вдруг у него обнаружился бзик.
К громадному огорчению тети Светы, он постоянно накапливал крупу, макароны и спички на черную старость, хотя они оба получали приличные персональные пенсии: невинно пострадавшего в годы сталинских репрессий и ветерана Отечественной войны. Увы, этот психически неуравновешенный капитан и на свою пенсию и на ее - с горящими глазами бежал в сельмаг и накупал крупы с макаронами.
Ни в театр, ни в музей, ни на речном трамвайчике вдвоем - о чем она мечтала, ни осенью в лес - пошуршать опавшими листьями, ни зимой на лыжах хотя бы раз в сезон! - ни боже мой.
Николай Михайлович Орешкин оказался полный псих, и ничего уже с этим нельзя было поделать.
Крупами со спичками он завалил кухонный шкаф, забил бельевой, платяной, стал прятать пакеты с коробками за плиту и на антресоли, по всем углам в комнате уже стояли крупы: рис, гречка, пшено, крупа "Артек", в общем, своими стратегическими запасами он заполонил всю квартиру.
Бедная тетя Света Бронштейн с ужасом наблюдала за тем, как сужается жизненное пространство и что собой представляет ее избранник.
Все ей советовали выгнать к чертовой матери эту образину, палача невинных младенцев и пугало кротких голубиц. Нет, она не выгоняла, даже не упрекала капитана - видно, до последнего надеялась наладить свою препечальную жизнь.
Когда же во всем ее отчем доме от макарон, крупы и спичек остался один свободный пятачок, она села на пол, скрестив ноги, сложила молитвенно руки на груди и, просидев так недели три с половиной, тихо, бесшумно и с христианским смирением ушла в нирвану.
При этом весь Поселок Старых Большевиков наполнился необычайным благоуханием цветущих орхидей, аромат ощущался несколько дней, в течение которых ее тело - в сидячем положении с прямой спиной - казалось живым.
Но капитан Орешкин, ненаблюдательный морской офицер, не сразу заметил отсутствие жены. Только через месяц, когда почтальон принес им пенсию, он стал ее звать, искать и наконец в лабиринте пакетов и коробок наткнулся на ее тело, сидящее в глубоком покое и умиротворенности.
Тогда этот полупочтенный Николай Михайлович вернулся к почтальону и сказал:
- Светлана Ильинична плохо себя чувствует, вон она сидит, видите? У ней с головой не в порядке. Я за нее распишусь, а деньги передам, когда она очухается!
Так было один раз, второй, даже третий. А на четвертый раз почтальон что-то заподозрил неладное. В поселке поползли ужасные слухи, приехал врач, констатировал остановку дыхания и сердцебиения. А тетя Света Бронштейн, считай, полгода сидит как живая с блаженной улыбкой на устах - и никакого запаха тлена.
