Константин Вагинов - Гарпагониада
Под стук ночной уборки незнакомец стал рассказывать:
- Жил при царизме купец Колоколов, мужчина во, что надо. Торговал он ценностями в Гостинном. Приходят к нему тверские купцы в поддевках с бородищами, просят показать им облачение тверского архиерея, - отца Гермогена, мол, по случаю рождения хотят они его отблагодарить. Колоколов показывает облачение дорогое, золоченое. Купцы в затруднении, мнениями обмениваются, как примерить. Надевает клобук. Нахлобучивают покупатели ему клобук. Обобрали ценности и дали стрекоча. Ребята были - рецидивисты, специалисты. Так. Подъезжает какой-то князь в расшитом мундире, в карете с гербами. Вылезает князь, рука не привящи. Низко кланяется Колоколов.
На днях день ангела княгини, я хочу ей колье подарить. Есть у вас что-нибудь хорошее?
- Пожалуйте, - низко кланяется Колоколов.
- Вот это колье, как будто... Да, пожалуй. Маша будет довольна. Как вы его цените?
- Двести тысяч, Ваша Светлость, - лебезит купец.
- Отложите для меня. Только денег у меня с собой нет, не захватил. Я сейчас пошлю за ними. Иван, я напишу, - говорит миляга лакею, а ты снесешь к княгине.
Берет миляга с конторки бланк Колоколова и просит хозяина написать - ведь князь не может, у него рука на привязи. "Дорогая Маруся, выдай подателю сего триста тысяч. Твой Петя."
- Иван, да побыстрее, - говорит покупатель, - да скажи княгине, что я к обеду буду.
Лакей вернулся и вручил деньги покупателю. Покупатель отсчитал двести тысяч и отдал купцу. Сто тысяч положил обратно в бумажник, взял колье, вышел и сел в карету. А купец вышел и в пояс кланяется.
- На что тебе, Петр Иваныч, нужны были триста тысяч? - спросила жена, когда Колоколов ввалился в переднюю.
- Какие триста тысяч, Маша? - побледнел купец. Князь-то был рецидивист-авантюрист.
- Меня-то не обворуешь, - подумал Анфертьев, - нечего у меня украсть, никто таким товаром, кроме меня, торговать не сможет.
- Этот Колоколов, - продолжал собеседник, - возьмет с собой половых из трактира, привезет их в ресторан и заставит тамошних официантов привезенным половым почтительно прислуживать.
Локонов пропустил рассказ пришедшего вместе с Анфертьевым человека мимо ушей.
- А про заграничных промышленников анекдотов не знаете? - спросил Анфертьев.
- Про заграничных ничего не знаю, - ответил собеседник. Вот про Киргизию... в Киргизии я был пять лет тому назад.
Шорох в соседней комнате продолжался. Марья Львовна думала, отчего сын ее рано вернулся, отчего он ее не любит, отчего он с ней не хочет поговорить по душе, посоветоваться. Молчание сына ее обижало. Она все торопливей и торопливей проводила тряпкой по дверцам буфета, затем она принялась за уборку этажерки, стала снова вытирать сломанный спиртовой кофейник, начала перетирать свои девичьи книги и читать и перелистывать их, все время вытирая то корешок, то золотой обрез. Она сохранила книги только своей юности: французскую грамматику, однотомного Лермонтова, хрестоматию, томик стихов Пушкина, "Записки охотника", "Подарок Молодой Хозяйке".
Кончив неинтересный для Локонова рассказ о том, как киргизы ставят самовар, как они жуют табак и, рассказав о том, что там чай, в особенности плиточный в великой цене, так что за сто грамм плиточного чаю вам дают целого барана, гость, приведенный Анфертьевым, умолк и задумался.
- Грязны они очень, - помолчав, добавил он - и подумать не могут, что без вшей жить можно. Стоит девица лет семнадцати, юбки у нее широкие, поймает вшу в голове и на зубы. Стоит и сосет, затем шкурку выплевывает. Чорт возьми, придешь в пикет, пьешь чай, а они, черти, стоят в ряд и как бы еде способствуют. Раскрыл я рот, чтоб положить кусок сахару, и они, черти, все рот раскрыли. Закрыл я - и они закрыли. А другая девица начнет свою юбку качать, вентилировать, а ты тут чай пьешь!
- Поди, стерва! - на своем языке закричит отец.
- Да, а я ведь к вам по делу, - обратился Анфертьев к Локонову. - Я к вам моего товарища привел, потому что очень спешил, думал у вас встретить Жулонбина.
Анфертьев врал. Он был пьян и поэтому привел с собой к Локонову незнакомца. Анфертьеву все время казалось, что он теряет покупателя, а между тем сновидений как раз за последний период у него скопилось порядочно. Кроме того мысль о девушке, в которую влюблен Локонов, мучила Анфертьева. Он предполагал, что, явившись врасплох, он может случайно застать эту девушку у Локонова. Анфертьеву показалось, что Локонов совсем ему не поверил, что он ожидал у него встретиться с Жулонбиным.
Анфертьеву показалось, что на прошлой неделе Локонов говорил, что Жулонбин пытался у него украсть тетрадку сновидений, и что больше он Жулонбина и на порог не пустит. Анфертьеву стало неприятно, что он солгал, а ему не поверили.
Анфертьев и его знакомый были совершенно пьяны, но стойко держались. Локонову хотелось отделаться от них. Он подошел к окну.
- Какая дивная ночь, - сказал он, - не пройтись ли нам? Выйдемте вместе.
- Он угощает, - подмигнул Локонову Анфертьев в сторону незнакомца. Пройдемся, завернем куда-нибудь и побеседуем. Петя, вставай.
На улице гостей Локонова совсем развезло.
Они взяли Локонова под руки и повели.
Они повезли его по узеньким переулкам, по Фонтанке, опять по узенькой уличке, опять по переулкам и подвели к высокому дому.
- Я пойду домой, - сказал Локонов.
- Нет, уж, пойдемте с нами, с нами пойдемте!
Локонов чувствовал, что они пьяны и побоялся раздражить их. Кроме того, они его не отпускали.
Они держали его под руки и шатались.
Втроем они поднялись по лестнице, ввалились в квартиру, прошли по длинному, длинному коридору, ввергли Локонова в комнату, небольшую, с великолепной никелированной кроватью, с крохотным столиком, на котором лежали недоеденные килька и осетрина в консервной банке и стоял начатый литр водки.
Парень сидел на подоконнике и, аккомпанируя на балалайке пел:
... Из гроба встает император. . .
С Локонова сняли пальто и повесили на гвоздь.
Спутник Анфертьева поспешно налил ему стакан и сказал: - Я сегодня купил баян, спрыснем. Целый год деньги копил.
Локонов с недоумением посмотрел на говорившего. Ему непонятно было, зачем Анфертьев привел его сюда. Он только понимал, что осушить этот стакан необходимо, иначе может этот парень чего доброго, его ударить.
Локонов осушил стакан.
Парень ему снова налил со словами:
- Ну, ну, пей.
- "Вот так новогодняя ночь..." - подумал Локонов.
Анфертьев проснулся на берегу Байкала.
Как попал он сюда, он вспомнить никак не мог. Он помнил только, что, проводив Локонова домой, зашел в трактир.
- Должно быть опять ограбили, - подумал хладнокровно Анфертьев.
Он освидетельствовал свои карманы. К своему удивлению нашел в них двадцать рублей.
- В карты выиграл, что ли? - подумал он, - только где? Как же меня отпустили с выигрышем?
Анфертьев стал вытряхивать карманы, не окажется ли там еще чего-либо. Он нашел пачку махорки. Свернул козью ножку. Закурил. Снова принялся исследовать карманы. Наконец, в кармане брюк он нашел тщательно сложенную бумажку. Он развернул ее.
"Инженер. . . . переулок Чехова, д. .. кв. .... покупатель мелочей".
Дальше разобрать было невозможно.
Он узнал свой почерк. Он попытался вспомнить, но вспомнить ничего не мог.
Пьяница любил рассказы о пьяницах. Медом не корми Анфертьева, а дай ему послушать рассказ о пьянице. Как известно, пороки, также как и добродетели, соединяют людей в корпорации. Такое негласное сообщество пьяниц существует в каждом городе. Верхним чутьем они узнают друг друга. Многие из них сидели в сумасшедшем доме и юмористически относились к себе - они понимают, что для них не существует ни любви, ни будущего. Они вспоминают о белой горячке, как о приятном состоянии духа, а о сумасшедшем доме, как о необыкновенно занимательном, полном неожиданных аттракционов цирке. Только сильная встряска могла взволновать их. Сидя на бережку опухшие, они слушали рассказ только что вернувшегося парня.
Анфертьев подошел и подсел к ним.
Опухший человек, неплохо одетый рассказывал. Время от времени берег оглашался хохотом.
- Так вот, - рассказывал человек, - в какую я кунсткамеру попал. Для каждого отделения там отдельный сад: для сумасшедших один, для нервных другой, для белогорячечных третий. При мне производился ремонт перегородок. Санитар возьми и отлучись на минутку.
Вот увидите, я сейчас вас рассмешу, сказал один сумасшедший.
Плотник перегородку чинил.
Подмигнул нам сумасшедший, поднял топор и отрубил плотнику голову.
Взял голову и спрятал в кусты.
Нам говорит:
А ну-ка, пусть он теперь свою голову поищет!
- Ну ты, врал, врал, да и заврался, - перебил его другой парень. - Совсем это не при тебе было. Это уже когда я был в сумасшедшем доме рассказывали, может быть, этот случай при царе Горохе произошел.
- Не хочешь - не слушай, а врать не мешай, - вставил свое слово старичок. Вот хотите, про графа Пушкина случай вам расскажу. Был граф Пушкин - известный остряк. Любил он людей пугать. Напьется и обязательно идет людей пугать. Раз напился, пробрался в покойницкую, вынул из гробов замерзлых покойников, как мог усадил вокруг стола, каждому дал в руки по карте, мол, покойники воскресли и в карты играют. Устал что ли, лег в один из пустых гробов и уснул. Утром явились священники с причтом и народ. Видят - покойники в карты играют. И вдруг слышат. Кукареку!
