Иван Сидельников - Под чужим именем
Разглядывая следы обстрелов, Николай невольно и не без опаски оглянулся - не просматривается ль болото наблюдателями противника?
Солнце уже давно скрылось, а привычной темноты не было.
- Чудно, ей пра, чудно! - удивлялся конопатый Коровин, шагавший позади Николая. - Ночь, а вон как хорошо видно. Даже читать можно. Ясно-понятно сказка, да и только. Не воевать - пожить бы в этих райских местах. Поохотиться, рыбу половить... Тут ведь и зверь непуганый, и птица...
- Куда там - непуганый, - насмешливо возразил боец со шрамом на подбородке. - Да он теперь, зверь-то этот самый, за сотни верст скаканул отсюда... Я воевал под Харьковом и знаю... Не то что звери - собаки, и те такого дали стрекача - не скоро их теперь заманишь в родную сторонушку...
"Как и меня", - с горькой усмешкой подумал Николай, ни на минуту не забывавший о своем новом положении.
А Коровин начал оправдываться:
- Так вить я что, ясно-понятное дело, я про мирное время калякаю. Теперь же тут, конешно, никому житья нет - ни зверю, ни человеку... А кончится война да жив останусь - уж непременно прилечу сюда!.. А ты как, Косаренко?
- А никак, - неопределенно ответил Николай.
Конечно, если говорить начистоту, он тоже не прочь пожить в этом глухом, но благодатном краю, тем более что в родном ему вовсе нельзя появляться, но стоит ли сейчас мечтать о времени, отдаленном непроницаемой завесой войны? Имеет ли смысл строить какие бы то ни было планы, если тебя ждут роковые события?
- Что - не по душе здешняя природа?
- Почему же? Я думаю о другом - воевать тут трудновато...
- Воевать везде нелегко и несладко, - вздохнул боец. - Скажешь, не так?
Николай промолчал, занятый своими думами.
Он добился того, чего так страстно хотел, - попал на фронт, но удовлетворения пока не испытывал. Мешало чувство душевной раздвоенности, как у малоопытного актера на сцене. Перевоплотившись в другого человека, Николай должен был начисто забыть самого себя, а это, оказывается, невозможно. Потому-то в нем жили теперь двое: сам он, Николай Кравцов, и его односельчанин и товарищ Иван Косаренко. Оба враждовали между собой, ни в малом ни в большом не уступая друг другу. Особенно непримиримым был Кравцов. Именно он, Кравцов, дал повод капитану думать, что перед ним не рядовой боец, а офицер...
Размышления Николая прервал стремительно нарастающий вой тяжелого снаряда.
- Ложись! - крикнул он, падая на бревна настила. Ошметки торфянистой земли, поднятой взрывом, еще шлепались по болоту, а далеко позади, где-то за нашей передовой, уже снова бухнула пушка, и через несколько секунд новый снаряд с небольшим перелетом упал почти рядом с настилом. Потом еще и еще...
Николаю, распластавшемуся на бревнах, вдруг стало знобко. Новизна ощущений удивила его и насторожила: "Что это со мной? Неужели я трус, неспособный владеть собой?.." И, как бы разуверяя в этом самого себя, вскочил первым, когда кончился огневой налет. Вскочил и оглядел товарищей, прижавшихся к настилу. Все были бледны, взволнованы...
- Никого не задело? - спросил он. - Тогда пошли!
14
Поход за продуктами занял почти всю ночь - в расположение роты возвратились с восходом солнца. До кухни, размещенной в искалеченном снарядами сосняке, оставалось пройти каких-нибудь полкилометра, когда на передовой разорвалась мина. Вслед за нею - вторая, третья...
Все остановились, с тревогой прислушиваясь. Разрывы учащались, расширялась и площадь обстрела. Несколько мин и снарядов пролетели над головами солдат и разорвались где-то на болоте, по которому они только что прошли
"Что это - обычный огневой налет или артподготовка? - думал Николай. И что мне, как старшему команды, нужно предпринять?.."
Вой и грохот усиливались. Близкий разрыв мины словно бы подсказал нужное решение. Сбрасывая с себя мешок с крупой, Николай хрипло скомандовал:
- Продукты сложить и бегом на передовую!
- Но у нас же нет оружия! - запротестовал Коровин, и показалось, что на его бледном лице конопушки будто потемнели. - А с голыми-то руками нужны ли мы там?
- Не рассуждать! - по-командирски строго осадил его Николай. - За мной!
И с удивительной для самого себя легкостью побежал навстречу грохоту боя, уже не думая об опасности и - странное дело! - не ощущая противного нервного озноба. Он не оглядывался, но знал: следом за ним, тяжело дыша, бежали его товарищи, с этой минуты ставшие боевыми. Ему было приятно и подмывающе радостно сознавать, что они без пояснений поняли мотивы его решения и подчинялись его воле.
Миновали ротную кухню, низиной побежали к болотцу перед высоткой, по которой проходила оборона роты, и затопали по настилу. Мины рвались теперь то спереди, то сзади, то с боков. Всякий раз Николай вздрагивал и пригибался, не замедляя бега. "Вперед, только вперед!" - мысленно приказывал он самому себе.
Почти у самого выхода из болотца его вдруг обдало горячей волной. Он взмахнул руками, словно бы ища опоры, потерял равновесие и упал в трясину. Хотел было сразу же вскочить, но трясина продавилась и начала его засасывать. Николай кое-как дотянулся до настила, выбрался на него и опять побежал.
Перед входом в траншею, поджидая товарищей, немного отдышался.
По траншее, опираясь на винтовку, ковылял раненый боец. Бледное, давно не бритое лицо его было покрыто каплями пота и страдальчески перекошено.
- А ну-ка, друг, отдай-ка мне свою винтовку, - попросил Николай.
- Это по какому праву? - подозрительно покосился на него раненый.
- По такому, что идет бой, а у меня нет оружия! Я из пополнения.
- Дурака поищи в другом месте, а я на медпункт должен заявиться с винтовкой. Иль приказа не знаешь?
- В армии выполняют последнее распоряжение!
В голосе Николая была такая уверенность в своей правоте, что боец пошел на попятную:
- Ну, если распоряжение, тогда что ж, тогда я - пожалуйста... Бери, а докторам я объясню, что и как...
Николай проворно зарядил обоймой винтовку, сунул в карман шинели две пачки патронов и перед тем, как скрыться в траншее, ведущей на передовую, махнул догонявшим его товарищам, чтобы они не отставали.
В том месте, где ход сообщения соединялся с траншеей переднего края, Николай остановился, пропуская вперед товарищей, - одних направо, других налево.
- Вооружайтесь за счет раненых и убитых и действуйте по обстановке! наставлял он их властно и непререкаемо.
Когда последний боец - им оказался Коровин - скрылся за изгибом траншеи, Николай побежал следом за ним и, пригнувшись, вошел в первый же дзот. В тесном блиндаже удушливо-дымно: ручной пулемет стрелял длинными очередями, а легкий утренний ветерок дул прямо в амбразуру
- Эй, друг, чем тебе помочь? - обратился Николай, улучив удобный момент.
- Диски! - прокричал пулеметчик, не оборачиваясь. - Заряжай диски!
Николай довольно ловко и быстро набил патронами два диска и, кладя их на площадку возле треноги пулемета, заглянул в амбразуру.
Перед дзотом простиралась не очень широкая, метров в четыреста, впадина с удручающе жалкими остатками леса, искромсанного снарядами и минами. По ту сторону впадины - полукруг возвышения, тоже с искалеченными соснами и елями. По всему возвышению, то там то здесь, рвались снаряды и мины, и Николай догадался: передовая финнов, по которой бьет наша артиллерия. На всем видимом пространстве - ни живой души, а между тем пулеметчик, вставив диск, разрядил его чуть ли не за единый выдох.
- Ты по какой цели-то бьешь?
Пулеметчик - им оказался чернобровый парень лет двадцати пяти - окинул Николая раздраженным взглядом:
- Твое дело заряжать диски, и не задавать глупые вопросы!
- Глупый тот, кто бесполезно расходует боеприпасы! - огрызнулся Николай.
Пулеметчик, не ожидавший отпора, пошел на попятную:
- Тоже мне - рачительный хозяин... Да если бы на войне каждая пуля находила себе цель - всех гитлеров и прочих геббельсов уже давно бы не было на свете!
Бой постепенно затихал: реже рвались снаряды и мины, вялой становилась ружейно-пулеметная перестрелка.
- Ты откуда взялся-то? - спросил пулеметчик, рукавом шинели устало вытирая высокий лоб. - С пополнением прибыл? Но, гляжу, стреляный воробей. Много воевал?
- Пока еще не довелось.
- А я, елки-палки, уже второй месяц в этом пекле варюсь...
- Почему один у пулемета?
- Моего второго номера, Костю Осташкова, - вздохнул пулеметчик, - три дня назад кокнуло - и мама выговорить не успел. К родничку за водой пошел и не вернулся - мина накрыла... Тебе за какие же темные делишки штрафную-то пришпандорили?
- А тебе?
- Из госпитальной аптечки неудачно слямзил во такой вот ящичек сульфидина. Вернее, слямзил-то я его шито-крыто, да потом, когда сбывал этот бесценный товарец, попался на крючок... Чуть не шлепнули... Теперь-то я, понятно, жалею, и очень...
По траншее пронесли раненого.
- Еще один перестал быть штрафником, - сказал он задумчиво, скручивая цигарку. - Огонек есть? Давай подымим.
