Александр Солженицын - На изломах
Тогда - и о самом государстве. А тогда, перелилось по сообщённым сосудам, - почему и не о самих Органах? - какие они суть сегодня и какими же им быть дальше? Для себя одних только? Или, всё-таки, может и для России?
У Толковянова в разговоре была манера: на опёртых локтях составлять изо всех десяти пальцев какие-то живые фигуры, с лёгкими перемещениями их, - как бы строил конструкцию? - помогал себе найти решение? не без напряжённости у бровей и лба. Потом переводил смышлёные, но спокойные глаза на собеседника. Ему - интересен был этот разговор, видно.
За все эти дни не проявилось в нём выражения гонимости, торопливости, испуга.
И как-то незаметно перешло, что Всеволод Валерьянович этому недавнему щенку стал сообщать свои заботы вовсе не служебные, а умозрительные: что же делать? ведь разворуют Россию до конца? и какие миллиарды уходят! (Наверно, смешновато звучало это от чуть не главного в их области Борца с Организованной Преступностью.)
А Толковянов всё это знал, но оценивал спокойно: что утекающие из России деньги всё равно через несколько лет, в следующие десятилетия, сами же к нам и вернутся, и будут вертеть наши же российские колёса.
Как это? вырубленные леса - не вернутся. И выгребанное из недр - не вернётся.
- И наворованное - останется у воров? - искренно возмущался Косаргин. Он дрожно ненавидел теперь этих хапуг. (А всокрыте - и завидовал им?..)
- Хоть и у них, - размыслял Толковянов. - А вернётся, и войдёт в нашу валовую сумму. Да, конечно, сегодняшних криминалов уже не избыть. Но всё это перестирается в одном корыте, вместе и с иностранными инвестициями.
Нет! Такого благополучного выхода - Косаргин не мог принять никаким сердцем.
А Толковянов пытался успокаивать и дальше:
- И мозги многие-многие, хоть и не самые лучшие, тоже вернутся, не все они там пристроятся.
А видно было, как он заножён, что, вот, бегут, бегут искать на тёплой стороне. А у нас стипендия аспирантов стала теперь - 10 долларов.
А что на улицах? Эти раскормленные морды в мерседесах встретятся на перекрестке и запрут всё движение: им поговорить надо! А милиционер трусливо уходит в сторону. Как - такое видеть кадровому?
Над рюмками, когда они всё больше друг друга понимали, Косаргин обмолвился даже так:
- Алексей Иваныч. Но вот вам, человеку с научно-техническим образованием... как вам кажется: что же в этой распроклятой обстановке делать нам? Ну, вот... нам... - пояснял он, не находя решимости выговорить то слово, те буквы, а имея в виду своих прежних застрявших сослуживцев. И даже - вообще?..
Толковянов не дал себе улыбнуться, и с большой рассудительностью стал искать варианты разумного поведения.
Домой Косаргин ехал мимо известного памятника Борцам Революции заострённо вскинутой скалы, из корпуса которой веером выдвигались три головы - рабочего, солдата и крестьянина. Этот памятник, от какого-то уличного острослова, во всём городе называли "Змей-Горыныч". (И правда, что-то похожее.)
И усмехнулся: как же умеют меняться времена!
Да, самые невообразимые пути: вот - Косаргин. В ихней конторе по Борьбе сидят с автоматами бритоголовые мордени, - но это не всё же их лицо? Совсем не глуп Косаргин и, кажется, у своего прежнего подопечного готов чему-то и поднаумиться? Да кто умней - не может не понимать, что одно самоустройство ничего не решает: займи ты хоть самую лучшую каюту - а если корабль тонет всё равно?
Да только: могут ли они меняться? Вспомнить его на допросах... Однако и не думать об общем деле России - никак нельзя, и нынешним гебистам тоже. Не всё - о себе. Хотя вот те фирмачи из Элломаса - у них ума только и хватает, что если б ещё и во власть пролезть, тогда их капиталы быстро учетверятся.
...Так прожили, от покушения, два месяца - и благополучно. И вкладчики верили в их "Транс-Континентальный", не забирали вкладов, даже увеличивали. Приезжали из районов сельхозобработчики - и те шли к ним сюда, а не в государственный, и не в финансовое управление.
А вот что: в конце апреля, оказывается, попадала Пасха. И Таня всхлопоталась, чего раньше не было, печь куличи и красить яйца.
- Нет, - взмолился Алёша, - только не крась, пожалуйста, не могу этих красных в руки брать. Куличи ладно - только не вздумай их святить, не буду есть.
- Да почему уж так? - кольчая прядка свесилась ей на лоб. - А бабушка всегда святила, и красила. Что ж это, не наша вера?
"Наша вера"? Они не говорили так раньше, но как будто и так, - а какая ж другая?
Ну, да, может быть религия и способна вывести человека из мрачного состояния, однако при чём тут свячёные куличи?
Таня к нему - щека к щеке:
- А ты не понимаешь, что мы были обречены? Что нас спасла какая-то Высшая Сила? И вот эти месяцы бережёт - Она же?
Да, можно сказать - и так. Но есть - и теория вероятностей. И виртуальные варианты любого опыта.
Впрочем - был же и Большой Взрыв.
Есть - и Чёрные Дыры.
И - непостижимая предусмотрительность молекул ДНК.
А ещё через несколько дней был суд над убийцей. И даже Косаргин изумился: при полном сознании преступника в покушении да и всех вещественных доказательствах - осудили его не за попытку убийства, а за "незаконное хранение оружия", 4 года лагерей, и не строгого режима.
Значит, хорошо подмазано.
Вот тут Толковянов сильно встревожился.
Попросил Косаргина получить из дела, в копии, - фотографию шурина.
А она-то - вот как раз она - пропала из судебного дела бесследно. Хотя числилась в описи...
На суде имена главных директоров-заказчиков не назывались, они могли и не знать, что Толковянов знает. Но вот столкнулся с одним из них на улице в насмешку около университета, шёл посидеть на научной конференции, иногда потягивало туда, - еле заставил себя только взглядом скользнуть, а не выразить.
Бежать за границу? - конечно было спасением и жены, и сына, и себя. Но Алёша - не мог бежать.
Таню берёг, как хрупкое стекло. А бежать - не мог.
Сам себе удивлялся: каждый день ходишь в этом тяжком бронежилете, мелькает свой дежурный автоматчик, появилась и вторая квартира, для манёвра... Кого теперь не убивают? Кредиторов - по одному поводу, должников - по другому. И заморочена голова вкладами, инвестициями, отчислениями, подсчётами баланса, налогами, поддержкой предприятий, - но во всей этой напряжённой замороченности, даже на измоте сил, сохранялся внутри, в груди, - неуничтожимый стерженёк: хоть по случаю, по чьему-то пересказу, по прогляженной научной статье, а следить: что в физике? Достиг слух об успешных опытах группы наших ребят: радиоактивным облучением повышают октановое число бензина. Это колоссально! - уменьшится мировая потребность в нефти. Арабы узнали - тут же кинулись: закупить изобретение и задушить его. От наших - никакой поддержки, им - всё спустя рукава, лишь бы свои карманы набить. И ребята - продали.
А всё-таки - наши, русские придумали! Нет, не умерла ещё ни русская наука, ни русское умельство.
"Погоди! - говорил он мысленно кому-то. Кому-то? сильно расплывался образ, но был ненавистен и гадок. - А мы ещё поднимемся!"
Однако - нет, проглядывалось так, что не банкир Толковянов будет русскую науку поднимать. Прочертили "валютный коридор" - не стало тех бешеных игр и прибылей. Государство допустило банкам наплодиться - но вовсе не думало их поддерживать. Напротив, надвигался регламент - на достаточность капитала, на устойчивость, на ликвидность. И стали слабые банки агонизировать. Ну, пока ещё держал рынок ценных бумаг, сколько-то обеспеченный государством. Или у кого были важные именитые клиенты - да не подслужлив был Толковянов к этим оборотням из номенклатуры, слегка тебе кивающим изволительно. И самое больное: в этом, кажется, тупике - начался разлад, потом и раскол с друзьями-компаньонами. Куда отлетел их недавний энтузиазм, когда они росли на дрожжах своего успеха, в дружных беседах весело ставили пивные кружки на эти стодолларовые игровые подставки? Теперь один, и другой разногласили: нет, не так искать накоплений; нет, не так расходовать. Рашит первый, затем и другой потребовали отделить свою долю, а она и была главной. Деньги соединили их - деньги и разъединили.
Эти ссоры расстраивают - хуже упадка дел. Темно на душе.
Где касается денег - нет предела ни страстям, ни мести.
Вокруг Алёши поредел кружок близких. Вся финансовая ситуация стала тьма, и не знаешь, где обнажится яма под ногами, или откуда высунется в тебя остриё. Шёл наугад: купил одно здание городского рынка; завёл два своих магазина; завёл десяток обменных валютных лавочек. А оборотных средств - не хватало, нужен ещё кредит. Где его взять? Пошёл просить у Емцова, тот покровительствовал Алёше: надо же смену растить.
Но покровительствовал всегда с весёлой развязностью:
- А, молокосос пришёл? Ну, как твои дела сосунковые?
Под семьдесят ему уже было - а всё тот же жизнелюбец, и женщин глазами не пропускал, и такой же подвижный фигурой и умом. И как он мог всё перенести? Ведь с каких высот свалился - а, по сути, кто теперь?
