Алексей Толстой - Гадюка
- Так все мельчить неумело, - опять сказал он, - можно всю революцию свести к дешевеньким карикатуркам... Значит, старики сделали дело и - на свалку... Жалованье получили, теперь пойдем пиво пить... Молодежь-то хороша, да вот от прошлого отрываться опасно. Сегодняшним днем только эфемериды живут, однодневки... Так-то...
Он ушел. Ольга Вячеславовна глядела ему на сильный затылок, на широкую спину, медленно поднимающуюся по каменным ступеням в помещение Махорочного треста, и ей казалось, что он делает большое усилие, чтобы не согнуться под тяжестью дней... Ей пронзительно стало его жалко... А как известно, жалость...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
При первом случае, с бумажкой от месткома, Ольга Вячеславовна поднялась в мрачные комнаты Махорочного треста и вошла в кабинет хозяйственного директора. Он мешал ложечкой в стакане с чаем, на портфеле его лежала сдобная плюшка. У окошка шибко стучала пишбарышня. Ольга Вячеславовна так волновалась, что не обратила на нее внимания, видела только его стальные глаза. Он прочел поданную ею бумажку, подписал. Она продолжала стоять. Он сказал:
- Все, товарищ... Идите.
Это было действительно все... Когда Ольга Вячеславовна затворяла за собой дверь, показалось, что пишбарышня хихикнула. Теперь оставалось только сходить с ума... Ведь гирькой второй раз уже не стукнут, не расстреляют в подвале, он не вынесет ее на руках, не сядет у койки, не пообещает сапожки с убитого гимназиста...
Эту ночь провела так, что лучше не вспоминать. Наутро жильцы разглядывали ее комнату в замочную скважину, и тогда-то именно Петр Семенович Морш предложил дунуть из трубочки граммов десять йодоформу: "Бесится наша гадюка-то", - сказали на кухне. Сонечка Варенцова загадочно усмехнулась, в голубеньких глазках ее дремало спокойствие непоколебимой уверенности.
Преодолеть застенчивость труднее, чем страх смерти; но недаром Ольга Вячеславовна прошла боевую школу: надо - стало быть, надо. Ожидать случая, счастья, действовать по мелочам - где мелькнуть телесными чулочками, где поспешно выдернуть голое плечико из платья, - было не по ней. Решила: прямо пойти и все сказать ему: пусть что хочет, то и делает с ней... А так - жизни нет...
Несколько раз она сбегала вслед за ним по лестнице, чтобы здесь же, на улице, схватить его за рукав: "Я люблю вас, я погибаю..." Но каждый раз он садился в автомобиль, не замечая Зотовой среди других служащих... В эти как раз дни она запустила в Журавлева горящим примусом. Коммунальная квартира насыщалась грозовым электричеством. Сонечка Варенцова нервничала и уходила из кухни, заслышав шаги Зотовой... Шутник Владимир Львович Понизовский проник при помощи подобранного ключа в комнату Зотовой и положил ей под матрац платяную щетку, но она так и проспала ночь, ничего не заметив.
Наконец он пошел пешком со службы (автомобиль был в ремонте). Ольга Вячеславовна догнала его, резко и грубовато окликнула, - во рту, в горле пересохло. Пошла рядом, не могла поднять глаз, ступала неуклюже, топорщила локти. Секунда разлилась в вечность, ей было и жарко, и зябко, и нежно, и злобно. А он шел равнодушный, без улыбки, - строгий...
- Дело в том...
- Дело в том, - сейчас же перебил он с брезгливостью, - мне про вас говорят со всех сторон... Удивляюсь, да, да... Вы преследуете меня... Намеренье ваше понятно, - пожалуйста, не лгите, объяснений мне не нужно... Вы только забыли, что я не нэпман, слюней при виде каждого смазливого личика не распускаю. Вы показали себя на общественной работе с хорошей стороны. Мой совет - выкиньте из головы мечты о шелковых чулочках, пудрах и прочее... Из вас может выйти хороший товарищ...
Не простившись, он перешел улицу, где на тротуаре около кондитерской его взяла под руку Сонечка Варенцова. Пожимая плечами, возмущаясь, она начала что-то ему говорить. Он продолжал брезгливо морщиться, высвободил свою руку и шел, опустив тяжелую голову. Облако бензиновой гари от автобуса скрыло их от Ольги Вячеславовны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Итак, героиней оказалась Сонечка Варенцова. Это она подробно информировала хозяйственного директора Махорочного треста о прошлой и настоящей жизни эскадронной шкуры Зотовой. Сонечка торжествовала, но трусила ужасно...
В воскресное утро, уже описанное нами выше, когда скрипнула дверь Ольги Вячеславовны, Сонечка бросилась к себе и громко заплакала, потому что ей стало Невыносимо обидно жить в постоянном страхе. Вымывшись, Ольга Вячеславовна произнесла неизвестно к чему: "Ах, это - черт знает что" дважды - на кухне и возвращаясь к себе в комнату, - после чего она ушла со двора.
На кухне опять собрались жильцы: Петр Семенович в воскресных брюках и в новом картузике с белым верхом. Владимир Львович - небритый и веселый с перепою. Роза Абрамовна варила варенье из мирабели. Марья Афанасьевна гладила блузку. Болтали и острили. Появилась Сонечка Варенцова с запухшими глазками.
- Я больше не могу, - сказала она еще в дверях, - это должно кончиться наконец... Она меня обольет купоросом...
Владимир Львович Понизовский предложил сейчас же настричь щетины от платяной щетки и каждый день сыпать в кровать гадюке, - не выдержит, сама съедет. Петр Семенович Морш предложил химическую оборону - сероводородом или опять тот же йодоформ. Все это были мужские фантазии. Одна Марья Афанасьевна сказала дело:
- Хотя вы и на редкость скрытная, Лялечка, но признайтесь: с директором у вас оформлена связь?
- Да, - ответила Лялечка, - третьего дня мы были в загсе... Я даже настаивала на церковном, но это пока еще невозможно...
- Поживем - увидим, - блеснув лысиной, проскрипел Петр Семенович.
- Так этой гадине ползучей, - Марья Афанасьевна потрясла утюгом, этой маркитантке вы в морду швырните загсово удостоверение.
- Ой, нет... Ни за что на свете... Я так боюсь, такие тяжелые предчувствия...
- Мы будем стоять за дверью... Можете ничего не бояться...
Владимир Львович, радостный с перепою, заблеял баранчиком:
- Станем за дверью, вооруженные орудиями кухонного производства...
Лялечку уговорили.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ольга Вячеславовна вернулась в восемь часов вечера, сутулая от усталости, с землистым лицом. Заперлась у себя, села на кровать, уронив руки в колени... Одна, одна в дикой, враждебной жизни, одинока, как в минуту смерти, не нужна никому... Со вчерашнего дня ею все сильнее овладевала странная рассеянность. Так, сейчас она увидела в руках у себя велодок - и не вспомнила, когда сняла его со стены. Сидела, думала, глядя на стальную смертельную игрушку...
В дверях постучали. Ольга Вячеславовна сильно вздрогнула. Постучали сильнее. Она встала, распахнула дверь. За ней в темноту коридора, толкаясь, шарахнулись жильцы, - и кажется в руках у них были щетки, кочерги... В комнату вошла Варенцова, бледная, с поджатыми губами... Сразу же заговорила срывающимся на визг голосом:
- Это совершенное бесстыдство - лезть к человеку, который женат... Вот удостоверение из загса... Все знают, что вы - с венерическими болезнями... И вы с ними намерены делать карьеру!.. Да еще через моего законного мужа!.. Вы - сволочь!.. Вот удостоверение...
Ольга Вячеславовна глядела, как слепая, на визжавшую Сонечку... И вот волна знакомой дикой ненависти подкатила, стиснула горло, все мускулы напряглись, как сталь... Из горла вырвался вопль... Ольга Вячеславовна выстрелила и - продолжала стрелять в это белое, заметавшееся перед ней лицо...
КОММЕНТАРИИ
Гадюка
Впервые - журн. "Красная новь", 1928, No 8, с подзаголовком "Повесть об одной девушке" и датой: "15 июля 1928 года". В письме к Н. В. Крандиевской (без даты, вернее всего относится к концу июня 1928 года) Толстой сообщил: "Я начал писать рассказ, очень трудный, и работа идет медленно и трудно. Не знаю - должно быть, сказывается усталость после романа ("Восемнадцатый год". - А. А.). Все же надеюсь в десять дней его закончить". (Гослитиздат. 1958 - 1961, 4, с. 818).
В основе сюжета "Гадюки" - судьба знакомой Толстого - Т. Сикорской; выйдя из богатой семьи, она стала активным борцом за дело народа.
Первое отдельное издание печаталось по тексту журнала ("Библиотека "Огонек", No 455). При включении рассказа в изд.: ГИЗ, 11, журнальный текст подвергся очень небольшой стилистической правке (текст журнала с авторской правкой в ИМЛИ). В изд.: Гослитиздат. 1934 - 1936, 3, вошел текст предыдущего собр. соч. Наконец, тот же текст (с очень небольшой правкой) был включен в сб. "Повести и рассказы" - последнее прижизненное издание.
Существует еще одна редакция "Гадюки", созданная писателем для отдельного издания, выходившего в составе "Библиотеки начинающего читателя" (Л., ГИХЛ, 1934). Учитывая конкретный читательский адрес, А. Толстой сделал ряд исправлений и сокращений. В кратком предисловии читаем: "Повесть об одной девушке" для настоящего издания заново просмотрена и отредактирована автором. В результате этого повесть, не изменившись по существу, стала более сжатой и для начинающего читателя более доступной по языку". "Гадюка" в редакции 1934 года была переиздана в "Избранных повестях и рассказах" (Л., Гослитиздат, 1937).
